Угнетающие иерархии, лежащие в основе государственного управления, с помощью рыночных и репрессивных механизмов разрушают связи между людьми и их средой, не позволяя им беспрепятственно развиваться. Сопричастность к какому-либо сообществу и лояльность «реальности», а часто и саму «реальность» называют психическим здоровьем.

Сама политика капиталистического государства направлена на развитие рынка терапии и ментальной «фармакологии»: нас запирают, когда мы больше не можем придерживаться убивающих душу социальных, правовых или производственных ролей, отведенных нам власть имущими.

Обособленный взгляд на проблемы психического здоровья и психологический дистресс [1] развязывают руки государству и капиталу. В одних только США эта оптика используется для представления революционных устремлений и действий как безумия, чтобы выставить жертв общества виновными за те условия, что были навязаны им самим обществом, и тем самым оправдать действия белых супрематистов [2]. Рассматривая таким образом биологические особенности и личные недостатки, элиты отрицают социальные корни психических заболеваний и того вреда, что наносится психически больным обществом. Все это путем поощрения (или сдерживания) реакционного насилия содействует достижению их политических целей.

Многообразие способов получения знаний, проявления эмоций, обретения опыта и формирования отношений с нашим окружением будет существовать всегда, но единственное, почему некоторые из них могут быть маркированы как «болезнь» — скрыто в социальной, политической и экономической иерархии, лишающей нас крова, запирающей в специальные учреждения или делающей зависимыми от медицинской помощи, доступной далеко не каждому.

Психическое здоровье в таком мире понимается как соответствие определенным социальным нормам, и именно эта подмена понятий заставляет нас сомневаться в себе, замыкаться внутри и обращать наши мысли и восприятие против самих себя. Как и многие другие иерархии, ненависть, жалость или демонстрация превосходства над душевнобольными, социально неполноценными и инвалидами всех видов становятся «естественными».

Нами легче управлять, нас легче сломать, когда мы верим тому, что они внушают нам через слова и действия — что мы сломлены.

То, что мы подразумеваем под психической болезнью и методами ее лечения — это не столько забота о человеке, сколько политика общего согласия и способ устрашения бунтарей.

Первые психоаналитики признавали, что общество, его идеи и иерархии влияют на нас, но каждый из них был готов изменить свою точку зрения.

Признать, что их клиентки — «невротичные» женщины высшего света не выдумывали ужасного насилия, которому они подвергались со стороны своих близких мужчин, было немыслимо. Сказать, что эти женщины оказались на психиатрической кушетке в значительной степени из–за патриархального угнетения и тех действий, к которым им пришлось прибегнуть, чтобы пережить полученную травму, означало бы признать, что влиятельные мужи, которые платили психоаналитикам, и общество, которому эти специалисты служили на благо, прогнили до основания.

Часто эта проблема формулируется как «природа против воспитания», что подразумевает деполитизацию иерархии, имеющей на нас негативное влияние. Точнее данную проблему стоит поставить следующим образом: «самость против общества». Тот факт, что нам вообще приходится выражать ее в терминах противопоставления является трагедией для социальных существ, борющихся без постоянной поддержки своей социальной группы. Однако мы живем в обществе, устройство которого доводит отверженных до самоубийства, либо отводит им такие места, где «неудобные» становятся невидимыми для вписавшихся в социальную структуру. Такое общество подталкивает сопротивляться угрозам смерти или госпитализации, но не замаскированному медленному разложению под социальным и производственным грузом.

Либеральное представление о «личной ответственности» присутствует даже в самых радикальных кругах, препятствуя должным образом заботиться друг о друге. В этой идеологии подотчетности и ответственности (вне взаимозависимой социальной группы) скрывается требование: будь ответственен за возложенные на тебя обязанности; производи, приспосабливайся или умри.

Мы не были готовы к тому, чтобы жить в мире, функционирующем таким образом. Если у вас нет желания придерживаться иррациональных правил, почему бы не попытаться вывести из строя их исполнителей и не создать новый мир, где у каждого будет пространство спокойствия?

***

Наш опыт подсказывает, что протестные движения привлекают к себе людей с ментальными особенностями здоровья и/или травмами. Однако протестный органайзинг и планирование акций сопротивления, наряду с государственными репрессиями, на которые провоцирует само неповиновение, тоже становятся фактором развития или обострения проблем с психическим здоровьем. К сожалению, наши движения (по крайней мере, те, о которых мы можем сказать хоть что-то серьезное) редко обращают внимание на психические состояния и травмы своих сторонников.

Пока есть люди, которые выбывают из движения по причине давления со стороны угнетателей или социальных иерархий в наших собственных группах, ментальное здоровье будет считаться проблемой не социальной, а тактической.

Часто коллективы или организации объясняют свое невнимание к психологическому давлению цивилизации текущим кризисом или «более важными» проблемами.

«Мы разберемся с этим, когда осядет пыль от предстоящего противостояния, к которому мы может оказаться недостаточно подготовлены». «У нас нет времени на ваши эмоции, это “уникальный момент восстания”».

Те из нас, кто нуждается в безотлагательной помощи, кто не может ждать постоянно удаляющегося «потом», часто не возвращаются в движение. Всякий раз теряя людей, способных своим собственным состоянием напомнить здравомыслящим и продолжающим притворяться, что за неподготовленное вступление в конфликт (социальный или физический) будет расплата, движение лишает себя силы и влияния.

Если вы когда-либо пытались выяснить, что люди чувствуют и как выражают свои эмоции во время политического митинга, возможно, вы понимаете, что мы имеем в виду. Те из нас, кто начал заниматься органайзингом или вести агитацию, приходят на акции не с целью улучшить свое самочувствие, а просто потому что в обществе нет для нас безопасного места (хотя действия против угнетателей часто являются неплохой терапией). Поэтому грустно осознавать, что движения, частью которых мы являемся, зачастую игнорируют раны, нанесенные нам миром.

Слепая религиозная вера в некую грядущую революцию не более перспективна, чем любая иная ортодоксия. Уязвимых снова и снова просят подождать окончательной награды или удовлетвориться надеждой на то, что их сегодняшние страдания обеспечивают лучшее существование для людей в будущем. Если мы жаждем свободы, комфорта и уважения, если мы хотим, чтобы наши «очень важные» организации добились успеха, все, что нам следовало бы сделать — это работать усерднее, прилагать больше усилий и изменить фундаментальные способы нашего отношения к миру, чтобы лучше соответствовать некой карикатуре на то, как должен выглядеть активист, организатор, радикал или революционер. Если вам с детства говорили, что нужно соответствовать социальным нормам, которые вы буквально не в состоянии соблюдать, то получить такой же ответ от людей, считающихся вашими союзниками в построении более справедливого мира, — это еще большее оскорбление.

Зачем кому-то рисковать всем (или хоть чем-то) ради создания общества, обещающего и дальше оставлять за бортом «слабых»?

***

Очень часто мы испытываем удовольствие, всего лишь выражая свой гнев, вместо того, чтобы создать что-то до момента катастрофы и подготовиться к неизбежному. Гнев кажется нам катарсисом, но катарсис — это миф. В отсутствие сообщества, способного подхватить нашу высвобоженную энергию, что нам остается, кроме отрицания этого ничего не прощающего сообщества, включая его активистов?

В борьбе с угнетением мы уверены, что нами движут исключительно благие намерения, когда как на самом деле сила наших убеждений позволяет снимать с себя ответственность за собственные неудачи и те отношения, которые выстраиваются в активистской среде. Межличностные конфликты, психические заболевания, наркомания, самоубийства — все эти явления разрушают социальные группы, которые не в состоянии найти устойчивый коллективный способ сопротивления тому, что их разрушает.

В рамках the Jane Addams Collective мы разрабатываем способы преодоления психологического стресса, сопровождающего нас повсюду, и травм, вызывающих жажду сопротивляться.

MAST (Mutual Aid Self/Social Therapy) — это открытый и развивающийся набор когнитивных практик, направленных на улучшение эмоционального здоровья людей в неиерархической или непатологизирующей модели сообщества. MAST включает в себя обучение способам мышления и решения проблем, помогающим внести позитивные изменения в свою эмоциональную жизнь. С одной стороны, эту программу можно назвать самотерапией, а с другой — она опирается на коллективную работу в малых группах сверстников (триадах или командах), поддерживающих человека по мере обретения им уверенности в своей способности использовать инструменты MAST. Участники MAST чередуют роли консультанта и утешителя, чтобы лучше освоить каждый аспект программы. Постоянная смена ролей в конечном итоге оздоравливает не только участников самой группы, но и людей за пределами программы. MAST отвергает традиционные иерархические роли в системе психического здоровья, создавая более иммерсивное и основанное на опыте понимание методов. Программа также отвергает проприетарность и профессионализм в современной терапии, поощряя участников вносить свой вклад в теорию и практику MAST.

«Взаимопомощь, травмы и устойчивость» — написанное нами руководство, описывающее эффективные практики реагирования на травматический опыт в краткосрочной и долгосрочной перспективе. В нем эти практики концептуализируются в качестве инструментов для повышения эмоциональной устойчивости как отдельных людей, так и целых сообществ.

Ни один ответ не является исчерпывающим, потому что мир, уродующий наше сознание, продолжает функционировать по тем же правилам. Но процессы социального творчества, а также освоения навыков выживания в борьбе, могут стать менее пугающими, если каждый из нас будет экспериментировать с новыми способами высвобождения из–под обломков самовоспроизводящегося психоза.

Растет число психических заболеваний — и это будет продолжаться. Помимо неоколониальных фабрик, на которых рабочие стран Третьего мира производят потребительские товары, больше нигде не существует единого промышленного пролетариата. Рабочие всего мира, похоже, не собираются объединяться в ближайшее время, как бы мы ни были рады такому развитию событий. Но печаль, депрессия, травмы, горе, потери и другие эмоциональные и психологические проблемы значительно ближе к тому, чтобы стать универсальным опытом. Это тот социальный базис, которым обязательно захотят воспользоваться правые. Но если такого циничного призыва заниматься пропагандой и работать со своей социальной базой недостаточно, чтобы заставить ярых бунтарей почувствовать, что им не следует наплевать на людей, слишком слабых перед давлением извне, оглянитесь вокруг и скажите, сколько человек, с которыми вы раньше занимались политической работой, все еще в движении, а затем спросите себя почему.

Если мы хотим продолжать борьбу за лучшее будущее, то нам следует изменить наше представление о «ментальном заболевании». Перенимая идеологию наших угнетателей, мы исключаем многих потенциальных участников движения именно из–за того, что они в той или иной форме «неадекватно» реагируют на тяжесть невыносимого угнетения.

Единственный способ найти лучший путь для дальнейшего развития — это продолжать получать опыт и учиться на собственных ошибках. Люди, которым приходилось работать над своими мышлением и поведением, которым приходилось выкарабкиваться из самых мрачных периодов усугубления ментальных заболеваний, уже знают, как им противодействовать, терпя неудачи, и двигаться вперед с новыми обретенными знаниями, надеясь, что в следующий раз они, возможно, приведут к успеху.

Всем нам, кто борется за освобождение общества, есть чему поучиться на собственном опыте переживания травм.

Jane Addams Collective

Перевод: Александр Асташин, Лика Ионина

[1] Дистресс — состояние страдания, при котором человек не может полностью адаптироваться к стрессовым факторам и вызванному ими стрессу и демонстрирует дезадаптивное поведение.

[2] Термин «белый супрематистский экстремизм» (white supremacist extremism, для него часто используется аббревиатура WSE) описывает людей или группы, которые совершают преступные действия во имя идеологии белого супрематизма, т. е. расового превосходства белых.