Четвертая глава композиторской книги о периоде в истории музыки, внимательном к звуку как таковому, который продолжался в 1950-1980е годы и определил новую академическую музыку, о контексте и о дюжине героев этого времени. В переводе Саши Мороз.

Глава 4. Графическая нотация

Может ли кто-то из присутствующих объяснить, почему музыкальная пьеса называется «Король датский»? Для этого нужно немного знать историю Второй Мировой войны. Когда нацисты оккупировали Данию, они заставили всех евреев носить на рукаве желтую звезду. В знак протеста король Дании сам надевал желтую звезду, когда появлялся на публике. Он боролся с издевательством нацистов над евреями. А в 1964 году Мортон Фелдман, американский еврей, сочинил пьесу под названием «Король датский».

Это пьеса для одного исполнителя и целого ряда ударных инструментов. В начале 1960-х годов композиторы обнаружили, что не-звуковысотные шумовые инструменты — тарелки, гонги, куски дерева, одним словом, все, что производит шум, — это удивительно интересная звуковая палитра. Тогда все просто помешались на пьесах для ударных. Их писали для всего на свете, кроме, может быть, кухонных раковин (а впрочем, и для них тоже). Считалось, что чем больше в пьесе ударных, тем лучше она звучит (недавно Стюарт Сондерс Смит, композитор и перкуссионист, автор термина «экология ударных», советовал музыкантам писать произведения для одной перкуссии и камерные ансамбли для двух-трех исполнителей).

Пьеса немецкого композитора Карлхайнца Штокхаузена «Zyklus» — один из первых опытов в этом жанре. Вокруг исполнителя по кругу раскладывают инструменты и листы круговой партитуры, соответствующие каждому из них. Он начинает с любого места и переходит от инструмента к инструменту, по часовой стрелке или против. Это замечательная пьеса.

Как правило, пьесы для перкуссии были громкими и напоминали электронику. Но «Король датский» Мортона Фелдмана — подумать только! — это вещь для исполнения кончиками пальцев, ладонью или любой частью руки. Невозможно играть громко, ударяя по цимбалам кончиками пальцев. Практически всё, что Фелдман написал в 35 лет, исполняется pianissimo. Его звуковой мир тех лет был очень тихим. Почему? Фелдман плохо видел; он был почти слепым. Он носил очки с невероятно толстыми стеклами, а если хотел что-то хорошенько разглядеть, то снимал очки и щурился. Ему приходилось одной рукой оттягивать веко, чтобы удержать нужный угол зрения. Когда в Нью-Йорке мы выбирались в китайские ресторанчики, он всегда заходил в те, где было светлее всего. Я думаю, любовь Фелдмана к тихому звучанию связана со слабым зрением. Конечно, я не уверен, но ему приходилось пристально всматриваться в вещи. Он должен был вслушиваться в звук.

Я хочу рассказать о Тонг Кин-вуне, исполнителе цинь, несколько лет назад он посетил Уэслианский университет. Цинь — это старинная китайская цитра с шелковыми струнами. У нее восхитительное звучание, очень тихое. В эпоху правления династии Минь на цинь играли ученые, вельможи и философы. Тонг говорил мне, что они не всегда играли для других, а часто просто сидели себе и играли, медитируя, не услаждая чей-то слух. Иногда они останавливались и представляли себе, как музыка продолжает звучать. Какая изящная мысль! Реальный звук, который существует только в голове. Это заставляет по-другому подойти к музыке. Струны цинь сделаны из шелка, почти ничего не слышно.

Однажды Тонг провел лекцию и демонстрацию цинь в World Music Hall, небольшом зале для акустических концертов в Уэслиане. Он великолепно играл, но подключил инструмент к дешевой акустической системе. Шелковые струны в дребезжащих колонках звучали ужасно. В перерыве я предложил Тонгу сыграть следующее произведение без усиления звука; мне хотелось послушать, как она звучала в эпоху династии Минь. Он сказал, что ничего не будет слышно. «Но почему бы нам не пропустить одну пьесу из множества пьес, которые мы услышим за свою жизнь? — сказал я. — Мы постоянно слушаем то, чего слышать не хотим: в лифте, книжной лавке, супермаркете, в самолете перед посадкой». Я попросил его сделать мне одолжение (а тогда я руководил факультетом) — и он согласился. Это было потрясающе! Мы услышали звук шелка. Аудитория тянулась к музыке в буквальном смысле слова.

Пьеса «Король датский» имеет графическую партитуру. Она состоит из квадратов, расположенных в три ряда, — верхний, средний и нижний. Число в квадрате соответствует порядковому номеру звука. Пьеса исполняется в спокойном темпе и максимально ровно. В ней нет динамического контраста. Инструменты не выписаны, поскольку перкуссионисты редко выбирают одни и те же инструменты (вечная проблема ударных). Фелдман указал только тип инструмента: буквой С обозначены тарелки; G — гонги; T — литавры; B — колокольчики; S — инструменты с кожаной мембраной и т.д. Однажды он сказал мне, что идея этой пьесы возникла у него на пляже Фар-Рокавей на Лонг-Айленде. Ветер доносил до Фелдмана обрывки разговоров и музыку из транзисторных радиоприёмников. Вы переживали такой опыт? Это просто замечательно, когда ветер приносит с собой тихие звуки.

В 1950-е годы Фелдман больше общался с художниками, чем с музыкантами. Его лучшим другом был Филип Гастон. В Нью-Йорке, в баре Cedar, они проводили много времени с великими художниками-абстракционистами — Поллоком, Кляйном, Де Кунингом, Ротко. Фелдман многому научился у них. Поверхность полотна для них была самим полотном, а значение имела только манера наносить краску. Здесь нет никаких скрытых смыслов.

Перевод: Саша Мороз