ВВЕДЕНИЕ

Почему наши тела должны заканчиваться кожей или включать в лучшем случае других существ, обтянутых кожей?

-Донна Харауэй, Манифест киборгов

Если действительно подумать о теле как таковом, то получается, что не может быть никаких очертаний тела как такового. Существуют размышления о систематичности тела, есть ценностные кодировки тела. Тело как таковое не может быть помыслено, и я, конечно, тоже не могу его достигнуть.

— Гаятри Чакраворти Спивак, “In a Word,” интервью с Эллен Руни

Природы нет, только эффекты природы: денатурализация или натурализация.

-Жак Деррида, Презентация времени

Существует ли для нас способ связать вопрос о материальности тела с перформативной активностью гендера? И как категория «пол» фигурирует внутри таких отношений? Если, прежде всего, учитывать то, что к половому различию часто обращаются как к проблеме материальных различий. Половое различие, однако, никогда не является просто одной из форм материальных различий, причем и половое различие, и любое материальное различие в какой-то степени не маркированы и не сформированы дискурсивными практиками. Кроме того, заявить, что половые различия неотделимы от дискурсивных демаркаций не то же самое, что заявить о том, что дискурс является причиной полового различения. Категория «пол» с самого начала нормативна, это то, что Фуко называл «регулятивный идеал». В этом смысле, получается, что «пол» функционирует не только как норма, но и как часть регулятивной практики, производящей тела, которыми «пол» управляет, чья регулятивная сила создана в точности как один из видов производящей власти; власти, которая производит — демаркирует, циркулирует, дифференцирует — тела, которые контролирует. Таким образом, «пол» — регулятивный идеал, материализация которого вынуждена, и эта материализация происходит (или терпит неудачу в реализации) через определенные высоко регулируемые практики. Другими словами, «пол» — это идеальный конструкт, принужденно материализованный сквозь время. Это не просто факт или статичное состояние тела, но процесс, посредством которого регулятивные нормы материализуют «пол» и достигают материализации через насильственное повторение этих норм. То, что это повторение обязательно, знак того, что материализация никогда не является достаточно полной, что тела никогда в полной мере не соответствуют этим нормам, которыми побуждается их материализация. В самом деле, неустойчивости, возможности для рематериализации, которые были раскрыты этим процессом, отмечают область в которой сила регулятивного закона может быть направлена против самой себя, чтобы породить реартикуляции, которые поставят под сомнение силу гегемонии того самого регулятивного закона.

Но как, тогда идея гендерной перформативности соотносится с концепцией материализации? На первый взгляд, перформитивность должна быть понята не как единственный и преднамеренный «акт», а скорее, как повторяющаяся и цитированная практика, благодаря которой дискурс производит эффекты, которые он называет. Что далее станет ясно, я надеюсь, так это то, что регулятивные нормы «пола» работают в перформативной манере, чтобы образовать материальность тел и, если более конкретно, чтобы материализовать пол тела, материализовать половое различие с целью консолидировать гетеросексуальный императив.

В этом смысле, то, что составляет устойчивость тела, его контуры, его движения, будет полностью материальным, а материальность будет переосмыслена как эффект власти, как самый продуктивный эффект власти. И не будет существовать никакого способа понять «гендер» как культурный конструкт, который наложен на поверхность материи, понят в его нормативности, материальность тела будет осмыслена в отдельности от материализации той регулятивной нормы. Поэтому «пол» это не просто то, что кто-то имеет, или не статичное описание того, каким кто-то является; он будет одной из норм, благодаря которой «кто-то» становится жизнеспособным вообще, которая определяет тело для жизни внутри определенной области культурной интеллигиибельности.

На кону такой переформулировки материальности тела будет следующее: (1) пересмотрение метерии тел как эффекта динамики власти, так, что материя тел будет неотделима от регулятивных норм, управляющих материализацией и сигнификацией этих материальных эффектов; (2) понимание перформативности не как акта, за счёт которого субъект приносит в бытие то, на что она/он указывает, но скорее как повторяющуюся власть дискурса для производства феноменов, которые она регулирует и ограничивает; (3) толкование «пола» более не как нечто данное телесно, на которое конструкт гендера искусственно навязывается, но как культурная норма, управляющая материализацией тел; (4) переосмысление процесса, которым телесная норма принимается, присваивается, приобретается не как, строго говоря, претерпевание субъектом, но скорее так, что в результате субъект, говорящий «Я», сформирован прохождением через процесс принятия пола; и (5) отсылка этого процесса «принятия» пола к вопросу идентификации, и к дискурсивным способам, которыми гетеросексуальный императив делает возможными определенные половые идентификации и исключает и/или отрицает другие идентификации. Ограничительная матрица, формирующая субъекты, поэтому требует одновременного производства области презираемого существования, там, где существуют те, кто ещё не «субъекты», но которые формируют составляющую внешнюю часть области субъекта. Презираемое здесь обозначает буквально «нежилые» и «необитаемые» зоны социальной жизни, которые, однако, плотно населены теми, кто не наслаждаются статусом субъекта, но те живущие под знаком «нежилой» требуются для того, чтобы обозначить пределы области субъекта. Эта зона необитаемости будет составлять пределы области субъекта; она создает участок идентификаций, вызывающих опасение, против которых –, и благодаря которым, — область субъекта опишет свое собственное требование автономии и жизни. В этом смысле субъект создается через силу исключения и презрения, которая производит внешний предел образующий субъект, презираемый внешний предел, который в итоге всё таки оказывается «внутри» самого субъекта как его собственный формирующий отказ.

Формирование субъекта требует идентификации с нормативным фантазмом «пола», и эта идентификация происходит через производящий область презрения отказ от подчинения, без которого субъект не может появиться. Это тот отказ от подчинения, который создаёт валентность «призрения» и его статуса для субъекта в качестве угрожающего фактора. Далее материализация уже данного пола будет непосредственно касаться регуляции идентификационных практик, чтобы идентификация с презрением пола была устойчиво отрицаема. И так, это отрицаемое презрение будет угрожать раскрыть предположения субъекта, отмеченного полом, обоснованные так, что субъект находится в отказе, последствия чего он не может полностью контролировать. Задача состоит в том, чтобы рассмотреть угрозу и разрушение не как перманентное сопротивление социальным нормам, обреченным на пафос вечного провала, но скорее, как источник критики в борьбе за реартикуляцию тех самых условий символической легитимности и интеллигибильности.

В заключение мобилизация категорий пола внутри политического дискурса будет преследоваться в каком-то смысле теми самыми неустойчивостями, которые категории эффективно производят и исключают. Также политические дискурсы, мобилизующие категории идентичности, имеют склонность культивировать идентификации в соответствии с политической целью, может оказаться так, что противостояние дизидентификации не менее важно в отношении реартикуляции демократической борьбы. В самом деле, это может случится через практики, которые указывают на дизиндетификацию с теми регулятивными нормами, за счет которых половое различие материализуется, что мобилизуется и феминистской, и квир политиками. Такие коллективные дизидентификации могут способствовать реконцептуализации из–за которой тела приобретают значение, и из–за которой тела всё ещё всплывают как критически важные вопросы.