Ночью я вижу сны, разорванные снарядами беспилотников и разбросанные по рыночным прилавкам с призывом выстроиться в очередь на смерть и поддержать производство новых снарядов, где продают детскую обувь, всё ещё пахнущую пороховым дымом, вытащенную из спален с красными коврами, где влюблённые спали в последний раз перед боем с открытыми ртами, шепча «Бог — это мир» и «Бог — наш» одновременно; генералов, которые касаются планов массовых убийств с такой нежностью, словно ласкают бедро возлюбленной; министров, которые смеются, откупоривая шампанское, в то время как мальчишки в противогазах стоят безликими, словно вечные вопросы; тех, кто продался за порцию макарон и возможность не замерзнуть; женщин, которые пили водку из пустых детских бутылочек на прифронтовых станциях; священников, которые благословляли танк как супружеское ложе; и поэтов, которые писали стихи о мире, чтобы читать их под вой бомбёжек, пока их собственные строки вырывались из книг, чтобы укутать головы раненых в кошмарах; городские кварталы разрываются и извергаются вверх. на фоне неба дороги становятся венами, по которым текут мины дома выпотрошены, чтобы освободить место для пустоты дети учат географию после взрывов любовь становится контрабандой, а человеческие тела становятся временными траншеями и я вижу и буду видеть и не перестану видеть пока мир не раскроется как большой гнилой плод и я не выпаду из него не как победитель и не как побежденный, а как единственный, кто все еще пахнет когда земля поглощает людей как голодная собака глотает корку хлеба, а мужчины становятся деревьями потому что они вгоняют свои корни в вечные траншеи там женщины становятся семенами и падают в почву которая уже беременна смертью кровь смешивается с бензином и создает аромат, который мог бы стать новой мировой модой где люди торгуют не только золотом и нефтью, но и своим будущим и детскими фотографиями в телестудиях рождаются победы и поражения, которые не пахнут трупами только ораторы кричат о свободе, держа руки глубоко в карманах где соглашения по оружию и сахару хранятся для истории которая похожа на бесконечное порно где каждый вынужден быть актером и зрителем одновременно в самотрахе под музыку первобытного уровня на фронте — это всего лишь эквивалент взрыва гранаты, а границы — нарисованные от руки шрамы на карте земли, где религии и идеологии пересекаются, словно лезвия ножей над головой ребенка, где торговцы на военном рынке стоят в очереди в исповедальни, чтобы услышать свои голоса по радио, солдаты ласкают ржавые бочки с нежностью, словно плечи влюбленных, люди учатся умирать с вежливостью и пить с отчаянием, языки растворяются в изуродованных ртах, словно аспирин в стакане водки, когда церковные колокола города звонят в унисон со взрывом, ритм эха, словно плакаты с улыбающимися лицами, висят над дырой, где тонет все, что когда-то было домом, и дни слишком длинны, чтобы выдержать их, а ночи слишком коротки, чтобы умереть в них. Я слышал, как падают бомбы, словно биение сердца ребенка в УЗИ, солдаты смеются, словно мешки с песком, лопающиеся под струей воды, старухи молятся Богу с таким голодом, что каждое слово звучит как проглоченный хлеб в проклятых снах Дона. Я слышу, как цепи танков поют песню металлической колыбели на улицах, которые имеют давно непроходимый как грохот оружия смешивается с голосом рыночного торговца, который предлагает помидоры и патроны за одну цену как ребенок спрашивает отца, шум ли в небе — молния или снова как церковные хоровые песни, тающие в ледяной вибрации сирен как люди занимаются любовью в подвалах, чтобы заглушить дыханием звук взрывов как ветер дует сквозь шлаковые кучи и звучит как шепот еще ничего не закончилось как поэт беззвучно дышит в микрофон, потому что все слова стали целями как современные гимны барабанят в такт взрывам и как тишина после взрыва громче самого взрыва я чувствую пороховую пыль на своем языке как дешевый кофе из привокзального буфета вкус бензина, смешанного с кровью как молодое горькое вино, которое еще не готово к холоду которое забирается под ногти как сообщение о том, что тебя любят, но только когда тебя нет с тобой запах твоего пота и страха смешался на моей коже как два цвета, которые никогда не перекрываются плавно как детская ладошка, которая дрожит в моей как бабочка, замурованная в стеклянной банке я чувствую горячие стены которые все еще дымятся после взрыва, как свежеиспеченный хлеб без дома, мой язык сухой, как старая газета, на которой напечатаны только некрологи, я вижу сны по ночам, как воздух гуще воды и вода легче крови, где каждый вдох — дар чужой доброты, жизнь в них пахнет ржавчиной и сажей, а любовь здесь вообще не имеет запаха. я просыпаюсь и читаю в новостях, мнение поэта о том, что государственная пропаганда желательна, что СМИ должны перейти к военной цензуре, а свободе слова и мнения должен быть положен конец, и я понимаю, что правда в том, все мое сознательное время был лишь сном.