Я учился, кажется, в классе пятом, шёл домой из школы по проезжей части вдоль поребрика по всегда пустому от транспорта в те далёкие советские времена переулку. И вдруг подумал, что если вскочу на поребрик, то моя жизнь пойдёт уже по-другому в сравнении с той, если не вскочу: изменится ход моих мыслей, приду домой чуть позже или раньше и бабушка чуть по-другому откроет мне дверь, по-другому мы заговорим и так далее. Будет другая жизнь!

Шёл, шёл и — вскочил!

Недавно, по прошествии 60 уже лет, я отчётливо вспомнил об этом.

Был ли я прав тогда? Но тогда вопрос надо поставить строго: насколько собственный произвол человека, а также внешний случай влияют на человека?

Вот кто-то ошибётся номером телефона, я отвечу — и моя жизнь изменится? А ведь такие привходящие случайности ежедневно и бесконечно накладываются друг на друга в жизни каждого человека.

Такие жизнь, конечно, не меняют. А другие даже очень! Например, подсчитано, что своих окончательных семейных половинок человек находит из числа всего около 50 случившихся «подходящих» знакомств! А случись другие — и другая жизнь, другие дети и т.д.!

Да, случай обязательно влияет на жизнь человека, а насколько на его судьбу? Ведь судьбу человека определяют не внешние факторы, а внутренние!

Это наши ценности, в которые мы верим, и наши природные способности, когда они сильнее нас, которые мы автоматически направляем на службу нашим иррациональным ценностям! Именно ценности и способности определяют нашу судьбу, а случаи, даже такие значительные, как «кирпич на голову», могут, разве, её оборвать, но не изменить судьбоносный вектор.

А собственный произвол тоже, смотря какой! Если это нравственное преступление против людей и, самое главное, против собственных иррациональных ценностей, как Родионом Раскольниковым, то это, да, испытание судьбы!

Но даже и в таком произволе, когда человек по умственному оправданию совершает преступление против собственных подсознательно исповедуемых ценностей, он неизбежно начинает испытывать угрызения совести, которая есть ни что иное, как их индикатор, сигнализирующий измену человека самому себе. Перед ней некуда человеку деться! И в конечном итоге преступление Раскольникова, совершённое в том числе против самого себя, приводит его к внутреннему покаянию и возвращению к себе, к своей «родной» судьбе! Хотя и к огромной перемене жизни.

Т.е. если любовь, какую человек имеет, большая, она «ведёт» его по жизни и оказывается сильнее его сознательных преступлений («грехов») против неё!

Но когда вера в надстоящие над собой ценности у человека отсутствует, как у героя набоковского романа «Отчаяние», он испытывает отчаяние не потому, что убил, а только когда попался!

Изменить человека и его судьбу может только чудо обретения другой веры, любви к другим ценностям! Как уверовавшего в истинного Бога — Савла. Как тёмного мужика в толстовском «Фальшивом купоне», ради наживы хладнокровно резавшего людей, а в тюрьме в общении с заключённым протестантом уверовавшего и совершенно преобразившегося в другого человека!

Но бывает наоборот, когда господствующая сила, воздействуя даже не на тело человека, а демонстрацией своего могущества, оказывается в его собственных глазах сильнее того, во что он верил, что любил. И он безболезненно опрощается, отвергает себя прежнего и всё, что любил. Таков поп-расстрига в романе Юрия Домбровского «Факультет ненужных вещей». Таков, наверное, Иуда.

Однако мы видим, что человечество от своего появления вместе с поступательным цивилизационным развитием через изначально стихийное посредство своих творческих дарований, одновременно совершенствует и своё представление о высших ценностях — от каннибализма ко всеобщей любви и поддержке. (См. здесь: «О смысле жизни».)