В серии «Современное востоковедение» издательства «Библиороссика» готовится к публикации книга работающего в Мичиганском университете антрополога и историка Эрика Мюгглера «Время диких призраков: память, насилие и место в Юго-Западном Китае». В центре исследования — ритуалы небольшой сельской общины, верящей в существование «диких призраков», душ неупокоенных предков, умерших во время голода «большого скачка» и позднее, вплоть до 1990–х годов. В преддверии презентации книги, которая состоится 15 марта, мы задали несколько вопросов ее автору.

С чего начался ваш интерес к малым народам Китая?

Первый раз я поехал в Китай, закончив бакалавриат. Я изучал китайский в Шанхае, потом преподавал английский в Фуцзяни, а во время каникул ездил на запад. Особенно мне запомнился город Лицзян в провинции Юньнань, где я любовался на гору Яшмового Дракона. Лицзян тогда был совсем маленьким. На рынке можно было встретить женщин из народов йи в огромных черных шляпах, в длинных красных и желтых юбках, а за ними шли их мужчины в солдатских куртках и фуражках. Закончив первый курс магистратуры, я вернулся в Китай в качестве исследователя. Я брал велосипед и ездил в деревни у подножия гор Яшмового Дракона. В деревне Сюэконь я нашел дорожку, ведущую дальше в горы. Мои новые друзья из деревни сказали: «Там выше никто не живет, кроме людей йи, а они все воры. Лучше туда не ходить». Я два часа карабкался в гору, и тут пошел ливень. Я увидел какие-то дома с соломенными крышами и встал под свес одной из крыш, чтобы переждать дождь. Тут открылась дверь, хозяин дома втянул меня вовнутрь и усадил у костра, который горел прямо на полу. Постепенно хижина заполнилась народом. Женщины и дети сидели на кроватях; все пили и разговаривали. Ближе к вечеру я записывал свои впечатления и заметил, что один из стариков внимательно меня разглядывает. Он показал мне самодельную книгу: сшитые листы линованной бумаги, такие, на которых обычно пишут в школе, исписанные шариковой ручкой. Иероглифы были мне незнакомы — это был северный вариант письма йи, известный как «носу». «Здесь я записал историю этой деревни, — сказал старик. — До Освобождения мы были рабами в Сычуани. Потом мы переехали сюда. Здесь рассказано все это».

Благодаря этой встрече у меня возникла идея написать диссертацию о рабстве, грамотности и истории социализма. Следующие два лета я провел в Юньнани, изучая насу — один из языков И. Было непросто получить разрешение на этнографические исследования в поселениях И. Я два года переписывался с китайскими чиновниками и шесть месяцев мотался между разными инстанциями в Юньнани. На самом деле то, что называется И — это много разных общин, и у каждой своя история. В итоге мне не разрешили работать с общинами бывших рабов, как я хотел изначально. Вместо этого меня отправили в небольшое поселение в округе Юнжэнь, просто потому что там жил молодой ученый из народов йи, которому поручили меня опекать. Никто не ожидал, что я задержусь там надолго. Тогда не было даже представления о том, что какой-то ученый, неважно, китаец или иностранец, будет проводить длительные исследования в сельской местности, среди «малых» народов Китая.

Поселение располагалось в небольшой вытянутой долине. Внизу бежала река; на склонах долины были устроены террасы, на которых рос рис. Местные жители называли свой дом «Júzò» («маленькая долина»), что по-китайски передавалось как Чжицзо. Сами себя они называли «Lòlop’ò», а не «йи». Они часами разговаривали со мной и учили меня своему языку, который они называли «Lòlongo». Это очень интересный, компактный, богатый ассоциациями язык.

На какие вопросы призвана ответить ваша книга?

Путь социализма по селам и деревням Китая хорошо задокументирован. Однако ученые не знают почти ничего о том, как произошла встреча с новым государственным строем в тех местах, где язык и культура отличались от принятых у большинства. Как выяснилось, многие Lòlop’ò переосмысляли социализм, используя привычные для них идеи — а именно, образы призраков и их изгнания. Определяющим событием социалистического периода для них был голод, связанный с «большим скачком», который заставил Lòlop’ò разочароваться в обещаниях правительства. Погибших во время голода должным образом не похоронили и не оплакали. Поэтому их души превратились в «диких призраков» и стали вредить своим потомкам. Lòlop’ò без устали проводили обряды экзорцизма, проговаривая традиционные тексты, которые должны были помочь диким призракам отправиться вниз по рекам на восток и дойти до Пекина, где обитали их король и королева.

Почему вы решили работать именно с жителями Чжицзо?

Нельзя сказать, что работать в Чжицзо — это был мой выбор, или чей-то еще. Вначале меня отправили в близлежащее поселение. Оно было совсем крошечное — просто десяток домов на склоне горы. Вместе со мной приехало несколько чиновников, которые должны были за мной следить. Мы обосновались в правительственном здании, которое в период Культурной революции было тюрьмой. На стенах там еще можно было прочитать лозунги маоистов и увидеть надписи и рисунки, сделанные заключенными. Я там прожил месяц, но никто из местных не хотел со мной разговаривать, потому что чиновники все время были рядом.

Наконец, чиновники решили устроить для меня показательную «религиозную церемонию». Они наняли шамана (по-местному «дуанун»), который должен был пройти по раскаленным лемехам. Всем было очень интересно, потому что таких церемоний не проводили с начала правления Мао. Когда все закончилось, чиновники решили, что их работа выполнена: они предоставили иностранному ученому материалы для исследования, пора им и мне возвращаться домой. Но у меня с собой было письмо из Пекина с разрешением проводить исследования в округе. Я заявил, что мне необходимо осмотреть весь округ, и отказался возвращаться в город, как мне велели чиновники. Вместо этого я попросил двух местных жителей, двух братьев, провести меня в другое поселение, о котором я слышал, за горой, где было больше людей.

Мы шли до этого поселения часа четыре. Мои проводники подвели меня к дому деревенской администрации и ушли обратно. Дом был пуст — как я потом узнал, у администрации были конфликты с местным населением, и жители деревни угрожали спалить здание. Я сидел во дворе дома и думал, что делать дальше. К счастью, мимо проходил директор местной начальной школы. Он мне рассказал, что при школе есть комната для гостей, и разрешил мне там пожить. Ел я с учителями, поскольку магазина в деревне не было.

В итоге я прожил в школе полтора года. Моя комнатка была отделена от соседней, где жили мальчики из четвертого класса, тонкой стеной из досок, обклеенных газетами. Мальчики проделывали дырки в газетах, смотрели, что я делаю, и смеялись над моими «странностями». Но потом я с ними подружился, а через них — со многими родителями.

Как жители Чжицзо сохранили чувство собственной уникальной идентичности, несмотря на то, что партия Мао пропагандировала единую культуру и один язык для всего Китая?

Этим людям постоянно приходилось защищать свою идентичность от имперских правительств. Они потомки повстанцев, которые сбежали в ущелье Тесо, когда войска династии Минь вошли в Юньнань, и полтора века сдерживали армии Минь. Когда повстанцы в конце концов потерпели поражение, выжившие бежали в долину Чжицзо.

В отличие от многих племен, живущих на территории Китая, у жителей Чжицзо не было вождей, чей титул передавался по наследству. Ими руководили чиновники, которых назначала и регулярно смещала имперская администрация. За долгое время жители Чжицзо выработали свои способы общения с этими чиновниками — а точнее, способы не выполнять их требования.

Важно также, что у жителей Чжицзо было принято заключать браки внутри своей группы. Даже если в долину приходили ханьские поселенцы, за несколько поколений они оказывались втянуты в сеть ритуальных взаимодействий, в первую очередь похорон и свадеб, и превращались в часть народа Lolop’o. В отличие от многих других народов йи, Lolop’o помнили своих предков только на три поколения назад. Все более ранние предки были общими — неважно, когда та или иная семья поселилась в Чжицзо, все жители долины были одной семьей. Это создавало невероятное чувство целостности.

Что самое интересное — или странное — вы узнали во время исследований?

Оказалось, что директор школы, который меня приютил — и без которого эта книга никогда не была бы написана — не просто так сжалился надо мной. Он участвовал в амбициозном но, к сожалению, не увенчавшемся успехом, проекте по восстановлению местной системы ритуалов и самоуправления, известной как «ts’ici». До начала правления Мао все семьи, которые имели вес в Чжицзо, собирались раз в год и выбирали одну из семей, которая в этот год будет ts’ici. Если в долину приходили чужестранцы, которые обладали властью и могли представлять опасность, — например, странствующие чиновники со своей свитой — задачей ts’ici было принять их у себя в доме и проследить, чтобы они ни в чем не нуждались и без проблем продолжили свой путь. Когда я поближе познакомился с директором школы, он объяснил мне, что, когда он предложил мне жить и принимать пищу в школе, он выступал в качестве ts’ici.

Другой задачей ts’ici было проводить ритуалы в память общего предка всех жителей долины, в которых участвовала вся община. Таким образом они охраняли здоровье всех людей, растений и животных в Чжицзо. Директор школы и его соратники хотели в том или ином виде вернуть эту систему. Мы с ними много говорили о том, как она функционировала, а другие жители долины мне рассказывали о связанных с ней ритуалах. В каком-то смысле, их затея удалась. В Чжицзо ежегодно проходил фестиваль, который постсоциалистическое правительство рекламировало как хорошее развлечение для туристов. Этот фестиваль был связан с одним из ритуалов в память об общем предке. Однако в целом систему воскресить не удалось.

Тем не менее, система ts’ici стала важной темой моей книги. Это одновременно способ удовлетворить чиновников, средство формирования общинной этики и возможность объединить все деревни, разбросанные по долине.

Помимо Китая, многие государства пережили войны и революции, многие страны полны своих «диких призраков». Какие ритуалы они могли бы перенять у жителей Чжицзо?

«Призраки» — это воплощение памяти, а ритуалы экзорцизма — это способ справиться с травмирующими воспоминаниями. Призраки появляются, если воспоминания нельзя свободно выразить. Ритуалы экзорцизма взаимодействуют с этими подавленными воспоминаниями, актуализируют и перерабатывают их. В других странах сходную функцию могут выполнять исторические исследования на местах, которые покажут, что пришлось претерпеть местному населению, а также образовательная деятельность. Результаты этих исследований должны представляться в музеях, стать частью школьного образования и разговоров в семьях.