"Створки" Важа Уварашвили
Ах, тишина моя! Маленький преподаватель Гурам переместился от парты к доске. На его сером лице перевёрнутым треугольником показалось недовольство.
— Кто? М?
Привычно. Рядовая неприятность. Да скука. Журнал верностью хвастался и ждал на самом-самом-самом краю. Как заведено.
ФИО.
Тридцать два (+1) рта. Кто полюбит вас? Если не я.
Пухлый палец обласкал строки.
Замерло возбужденное Всё студента.
— Гванца!
— Да?
— Вы готовы?
— Готова.
— В таком случае мы остановимся на вас. Итак… Кто совратил Тбилиси?
Вопрос оказался горьким варевом. Маленький Гурам традиционно пытал. Гванца вздрогнула. Мерзость. Зачем она только пришла на пару! Дома было тепло полезное, в приятной влаге кровати утопала спина. Не стоило менять сладость безделия на заумную пакость.
Больше не приду! Не приду в субботу. Клялась Гванца.
— Ну что? Будете отвечать?
— Нет.
— Плохо, Гванца. К вам мы ещё вернемся.
Редкий шёпот умер, и напряжение вернулось на малую родину.
— Анзор? Может вы обрадуете нас?
— Я не готов.
— Отлично.
Маленький Гурам наклонился и изрезал нежную кожу журнала пометками.
— Не расстраивайте меня. До промежуточных экзаменов осталась неделя. Последний шанс. Кто совратил Тбилиси?
— Я совратил Тбилиси.
— Хоть кто-то! Бесподобно, Леван. Вы читали третью главу?
— Читал.
— Что скажете?
— А что я могу сказать? Обычная глава.
— Да? Ну хорошо.
Крошки смеха поцарапали пространство. Поделились весельем головы светлые.
Гванца почувствовала себя дурно. Посмотрела она на мизинцы свои и расплакалась. Маленький Гурам повернулся к ней, нелепо притопнув.
— Что случилось, Гванца?
— Ничего.
— Ничего?
— Ничего!
— Но вы плачете…
— Плачу.
— Почему?
— Я совратила Тбилиси!
Анзор неожиданно вскочил мёртвой атакой. Слюна капнула на парту.
— И Я совратил Тбилиси!
В аудитории стало шумно.
Вскипели! Вскипели! Вскипели!
— И Я!
— Я совратил Тбилиси.
— Тбилиси совратил Я.
— Тбилиси!
— Я!
— Это Я!
— Нет! Это Я!
— Совратил!
В мутном озере спора обитаемым островом образовался Маленький Гурам. Он почернел и рассмеялся, выдавив из себя мякоть лёгкости.
— Тихо! Это Я совратил Тбилиси.
Студент-волдырь лопнул, любопытные морды взяли преподавателя в плен. Говори же! Продолжай! Маленький Гурам. Гад. Что за страсти?
— Да, Я совратил Тбилиси. И буду наказан.
Совсем с ума сошёл! Хохотом поперхнулся Заза.
Анзор рассмеялся тоже.
Даже Леван фыркнул, наблюдая за большой войной Маленького Гурама.
Так и было.
Совещались озорные души, скучающие без происшествий. Одна Гванца сидела молча, стараясь удалить нарост необъяснимой печали.
Ей вдруг показалось, что жизнь, неуклюжая в своей свободе, закончилась. Началась тяжёлая и опасная борьба за кусок света. Не осталось сомнений — скоро будет море крови, и поплывут стройные создания вдоль изъеденного берега. А она, лёжа на обгоревшем крыле мясной мухи, будет рыдать и просить неизвестных о пощаде.
Горе обязательно придёт. Гванца знала.
— Ну? Кто-нибудь хочет возразить?
— Ещё бы! Как вы могли совратить Тбилиси? Он жив и смел.
— Лика! Вас месяц не было на моём предмете.
— Разве это сейчас важно?
— И впрямь… Отвечу на ваш вопрос. Я совратил Тбилиси ещё до своего рождения.
— Чушь!
— Чушь?
— Ага! Тбилиси бы съел вас, пустого младенца.
— Вы правы, Лика. Так и случилось. Тбилиси съел меня.
— Но почему тогда вы в аудитории, а не в желудке?
— Лика, я в аудитории, а аудитория — в желудке города. Поймите. И смиритесь.
Впереди долгие годы лишений. Переваримся!
Мы!
Кал прекрасного и упругого.
— А если Я не хочу (я) быть калом?
Университет поперхнулся, раздался стук в дверь. Боже! Гванца, прокусив вену тревоги, затряслась. Осмотрелась. Все были включены в беседу с Маленьким Гурамом, и лишнее игнорировали. Стук повторился. Дверь, в своей хлипкости совершенная, странно задрожала. Стоящий в метре от неё Гурам ничего не заметил и продолжил выступать.
Напрасно Гванца искала единомышленников. Ну какая им сейчас дверь? Всех волновало другое, жадное и потное.
Кто же совратил Тбилиси? И когда совратили Тбилиси? И почему Маленький Гурам лукаво скалится, исподлобья оглядывая пёстрый полк студентов?
Удар страшной силы. Невидимый таран бросил вызов хилой конструкции. Дверь живой фигурой выгнулась, извиняясь за слабость. И сдалась.
Маленький Гурам, наконец, обратил внимание на бунтующее нечто, но было поздно.
Взрыв. Непонятная волна мрака, обещающая праздник конца, окутала движение. Крики. Вылупилась розоватая паника. Аудитория застонала и обнажила срамные части. Ещё один взрыв. Гванца задержала дыхание и спустилась под парту. В метре от неё лежала Лика. Спокойная и мёртвая. Получившая ответ на свой вопрос.
Ради этого она умерла? Какая досада! Высокая у любопытства цена. Стоило оно того? Гванца предавалась размышлениям, вжимаясь в парту, норовя срастись с ней.
Лика! Милая Лика! И что ей ответил небесный Маленький Гурам? Что ответил ей Тбилиси? Как узнать? Никак. Она унесла похотливую тайну студенчества с собой.
Выскочил из укрытия Леван. Сильный и долгий. Но гость оказался сильнее и дольше. Скрежет. Леван упал замертво, разделив с полом сгусток крови. Растянулось место его рядом с Ликой.
Заза успел только выкрикнуть что-то невнятное и свалился ломаной составляющей, забыв про лекцию, Маленького Гурама и взрыв.
და
Мерзкий хлопок. Кряхтение. Бездыханное тело Анзора растеклось и расписной скатертью заботливо накрыло парту.
Остальные студенты, предварительно посоветовавшись с кончиной, чётко распределились. Нежданная беда грубо раскидала по аудитории поникшие их туши, выполнив свой долг.
Гванца закрыла глаза. Она знала ответ на вопрос. Всё должно закончиться. Раздался последний взрыв. И площадь замолкла.
Боже! Погибли! Все погибли. Сокрушалась Гванца, теребя алый воротник рубашки.
Шаг. Шаг и ещё. Погибли! Все погибли. Шаг и ещё. Шаг. Шаг. Сокрушалась Гванца. Погибли! Все погибли.
А Маленький Гурам! Где труп его?
Спрятался?
Шаг. Шаг и ещё.
Шаг. Шаг и ещё.
Шаг. Шаг и ещё.
Маленький Гурам. Он жив.
Гванца открыла глаза.
Дыши, дыши!
Поднялась на ноги.
Средь обломков, внутренностей и твёрдых вздохов нашла себя хрупкая правда. Гванца посмотрела на уцелевший преподавательский стол.
Маленький Гурам. Он жив.
Гванца закрыла глаза.
Дыши, дыши!
Гванца открыла глаза.
На столе лежал голый и румяный Гурам, маслянистым золотом плоти переливался и, с позволения Хозяина, ликовал. Покрыта была перламутровыми перьями красота его жира. И сворачивался он в знак избалованности положения, пухлыми пальцами перебирая траурный воздух.
Доволен!
Маленький Гурам. Он жив.
Гванца закрыла глаза.
Дыши, дыши!
Гванца открыла глаза.
Гванца жива. Гурам поманил её пальцем. Перешагнула Гванца через Лику и Левана.
— Гванца, счастье моё, кто совратил Тбилиси?
— Не знаю! Не знаю! Не знаю!
— А я знаю!
— Зачем вы их убили?
— Я? Я их не убивал.
— А кто их — ТЫ! — убил? А?
— Гванца! Ты такая глупая… Они ведь сами себя убили.
— Как это сами?
— ОНИ совратили Тбилиси. И Тбилиси совратил ИХ.
Подойди ближе, Гванца!
Маленький Гурам посерьёзнел.
Встань сюда! Быстро.
Гванца послушная. Гванца верит, что жива.
Сюда! Сюда!
Так!
Правее.
Умница! Умница моя. Хорошая. Гванца!
Я раньше был таким.
Каким?
Был и всё.
Заткнись.
Спрашивает ещё!
Молчи!
Рты бы вам зашить.
Подлецы.
В прошлом году у меня была ангина.
А вы! ВЫ.
Вы все скоты.
Кто? Кто? Что?
Ну что?
Всё им расскажи.
Вот так-то.
Залезай. Залезай, сука! Залезай!
Гванца застряла между истерзанными партами. Пошевелиться не может. Где?
Гурам обошёл её. И со всей мощи ударил в висок.
Кончила.
— Тбилиси — это Я! Слышишь, дура? Я!
Как смеет? Тварь! Тварь!
Тварь!
М?
Кто?
Разгневался Хозяин.
ОН! Это ОН!
Университет, приютив стыд, сгорел дотла.
Наступило утро. Пора делать зарядку!