Для нас же, как для антропного наблюдателя, как сегрегированного субъекта пустоты, имеет лишь искуственый интерес, а точнее интерес как к искусству, с какими бы оттенками, в какой бы краске, с каким бы видом режущего запаха осуществлялось это счастливое и достигшее всего желаемого, славное затухание и исчезновение человечества.

Если модерн это магистраль в сторону к спирали закручивающейся пока она не исчезнет полностью, то нас интересует цвет асфальта, его политический вкус.

Итак, исходные три больших варианта человечества и соответственно пост-человечества. Либеральный, возводящий свободу в степень освобождения всего и вся друг от друга, до полного рассеивания и крушения как и всего человеческого так и внечеловеческого. Национальный, собирающий государство и нацию в абсолют и переплавляя все в человеке в над-человека, государство-нацию, расу, дух, рейх, империю.

И социальный, уничтожающий человека и рождающий класс, сообщность, солидарность, коммуну, равенство всех и вся как тотальное лишение отличительных свойств человека и превращения его в элемент группы.

Все три политические магистрали, имели свое финальное представление к цели, образ своего движения, финальную версию человечества, и необратимого наступления пост-человечества. Если либеральный вариант пост-человека мы созерцаем каждую секунду, и все дальше и глубже будем идти к рассеиванию с этим вкусовым оттенком бетона на зубах, то красочные картины нацистского и социалистического пост-модерна можно нарисовать кистью воображения.

Безусловно, исходное — пост, вмещало бы и кооперировало в себе все три варианта, а также любые иные остатки культуры и вариантов человеческого существования, пережевывая и извращая их до финального таяния в пустоте энтропии. Но все же, каков бы был этот — пост, с другой палитрой демонтажных красок.

Говоря о национальном, нацистском, фашистском, пост-модерне, легко представить общие наброски, структурные и структуральные тканевые черты, и пути их разложения. Политологическая и философская паталогическая анатомия, не менее эффективна, чем таковая обычная. Разложение идей также угадывается и предсказывается, как и разложение единственных их создателей и носителей, человека.

Идея есть не что иное, как кусок человека, с такими же этапами разложения и гниющими пророчествами.

Если носителем материи является нация или государство как более высокое чем человек субстанциональное начало, то нивелирование человеческого в человеке шло бы по восходящей линии, от любого человеческого начала к над-человеческому. Технологическая сингулярность, информационное единство, кибернетическая погруженность в национал-фашистском варианте, это сверхразум как государство-нация, как единая империя и планетарный рейх подчинения единой и всеобщей воле. Демонтаж в таком варианте, непременно имеет вертикальную топику, которая бы подверглась уже проглядывающим в самих модерновых вариантах так недолго существующих режимов, перверсиям и извращениям.

Поскольку пост-мир и пост-человечество, наступили бы не для всех, но лишь для нации, расы, рейха, империи, то все остальные, онтологически неполноценные, оставались в унизительном положении вне — постмира, оставаясь в пределах архаичных границ существования, которые бы позволяли их максимально жесткую эксплуатацию.

Любой вариант пост-модерна, привел бы в целом к схожему сценарию, в силу технологической прогрессии ведущей к сингулярности и тесности планетарного пространства земли.

Счастливое циркулирование в космическом и/или кибернетическом пространстве, пост-человечества, до полного исчезновения и растворения, было бы неизбежного. Нацистко-фашисткая идеалогия же, учитывая свою строгую иерархичность, жесткость, патетизм, вертикальность и монументальность размаха, скорее бы осталась в рамках планетного пост-существования, с единым рейхом-государством в лице сверхразума, поглощающего в себя все достойные поглощения расовые и национальные элементы, и осуществляющего эксплуатацию над неполноценными унтерменшами оставшимися за бортом.

Сверхчеловек как субъект националисткого модерна, дошел бы до стадии транс-человека, не путем дробления и дивидуализации в нем атомарного начала как в либеральном случае, а скорее бы в евгеническом и генетическом выведении сначала биологически идеального человека, а затем и его кибернетических аналогов, киборгов, клонов.

Логика пост-модерна, неизменно бы привела к тому что эти кибернетические трехметровые нордиды, величественные статуи благородного могущества объединенные в сверхразум государства-нации, во всем своем онтологическом величии, в логике модерна бы были в полном нечеловеческом разложении. БДСМ, копрофилия, жестокость, истеричность, насильственные ритуалы и мессианство, весь демонтирующий набор можно заранее узреть в прообразе рейх-варианта планетарного пост-будущего.

Главной же отличительной особенностью именно такого варианта, была бы несомненна онтологическая константа неравенства, высшего государства-нации находящегося в благородном арийском низложении и распаде до всего самого извращенного, но инкорпорированного в единый дух, волю и империю, и онтологически низших.

Говоря о ностальгической боли по прошедшему социалистическому психоделизму, по минувшей реальности красной индустрии и ржавых, серых труб промышленной радости, ставя мир общности, сопричастности и большой багрово-кровавой антитезы современным извращениям возведенной в самоуничижительный абсолют свободы, стоит поразмыслить о следующем.

Если мир современного, мир симулякра, розовых юношеских волос и торжества иных от прежних, нейрохимических волеизъявлений, с одной стороны победил демиурга, изверг тюремное сущее, разрисовав, оплевав и обвлевав камеру, превратив вселенскую тюрьму бытия в красочную будку театрального заточения, а с другой стороны просто продолжил магистральную линию, сменив господинскую шляпу и пальто буржуа на пост-футуристические наряды рваных, генитальных тканей, то был бы мир иного, столь пронзительно классово-благородного богостроительного завода Москва-Коммунизм, принципиально иным?

Возможно, ли вообще было избежать столь притягательно-зловонных кошмарных искажений мирового разума, логики сна, мерцающего и всепоглощающего пост-демиурга и пост-телевизора, когда и сам телевизор и телевизоростроительный завод, и гагарин и светлое будущее уже были, и всемирное торжество солидарной, красноватой материи было лишь вопросом нескольких революций или ядерных зим?

Ответ на этот вопрос, будучи разрешенным уже выше, требует лишь наиболее детального и красочного представления, сохраняющего структурную рациональность и объективность, о том каким бы оно существовало. Советский космизм, футуризм, психоделизм, конструктивизм, авангардизм уже оставил зачатки это представления о –пост, о том что будет за чертой линейного времени когда победа мирового социализма свершится, и настанет то самое счастливое и вечное закручивание по спирали в небытие.