Публикуем текст Жени Л Збань из блока «Исполнение знания», который вошел в 43-44 номер журнала «Театр». Блок посвящен политикам знания и его перформативности в контексте темы номера — «Левая идея».

* * *

Этот текст — зона моего пристрастия, восхищения и ревности: у Жени Л Збань получилось собрать в один пучок несколько интересующих меня тем (интересующих вплоть до обсессии), но главное — предъявить в этом тексте сразу несколько способов письма, воплотить несколько политик письма, которые открывают порталы в пространства, на русском языке еще только намечающиеся.

Концептуально и структурно текст изоморфен: во-первых, он представляет собой спектакль, спектакль мышления и аффекта, в котором смысловые сгущения и аффективные разрядки создают динамику действия. Персонажи этого спектакля — само мышление, психика, а его главный сюжет — процесс субъективации.

Во-вторых, текст устроен в пространственном смысле сложно: благодаря нескольким уровням деления, он представляет собой топологию, в которой накладываются на- и вкладываются в- друг друга несколько типов пространства. В них есть оси координат, система масштабирования и узловые точки-развилки, из которых можно нырнуть в любой пространственный коридор.

Наконец, ксенофеминистская и киберфеминисткая традиции, будто пройдя через кротовую нору пространства-времени, соединяются в этом тексте с традициями позднего литературного авангарда (Константин Вагинов), архитектурной (а значит, и социальной) левой мысли (Михаил Охитович) и неортодоксальной психологии (Вильгельм Райх). Но это не просто соединение разновременных и разнородных традиций, это плетение, создающее новый узор.

Письмо в феминистской традиции, начиная от Вирджинии Вульф и до наших современниц, в том числе представленных в этом блоке текстов Анастасии Дмитриевской и Дарьи Юрийчук, от Элен Сиксу до Laboria Cuboniks, написавших манифест ксенофеминизма, от… и до… (you name it) практикуется как мощнейший инструмент субъективации. И благодаря этому у нас есть огромное количество разных типов феминистских субъектов: и тот, который проявляется в тексте Жени, достоин самого пристального внимания. Потому что это субъект, живущий на самих границах (или даже самими границами) между личным и коллективным, телесным и умозрительным, рациональным и интуитивным, детским и взрослым, эстетическим и политическим. Эти границы проходят по-живому, они болят, раздирают и чешутся, они представляют собой именно разрывы и конфликты — то есть они представляют собой именно то, что в политической мысли, к примеру, Шанталь Муфф и Эрнесто Лаклау, называется политикой — позиции, с трудом, но удерживаемые вместе. Но в отличие от традиционной политической мысли, сосредоточенной на макро-масштабе, помещаются они не между различными субъектами и группами, но внутри одного субъекта. Чьи внешние границы при этом принципиально проницаемы для других: поэтому в финале тексты мы видим имена всех участвовавших в создании этого текста — разной степенью проникновения в субъектность этого письма. Она “больше чем одно, но меньше, чем множество”[1].

Марина Исраилова, редактор блока «Исполнение знания»

Вокруг да около левых идей. Путешествие вдоль и вглубь процесса одной самоорганизации

несколько попыток вступить:

***

В этом тексте я попытаюсь картировать практические поиски и теоретические наработки театрального/художественного коллектива ВОКРУГ ДА ОКОЛО и проанализировать опыт соучастия в нем. Мысли путаются, идеи залезают друг на друга, поэтому в этом месте письма мне очень сложно предсказать, что будет в конце.

???

В контексте данного размышления меня волнует несколько вопросов. Как может соотноситься практическая позиция с теоретической? Как в практике проявляется критическая интуиция и какие аффекты ей сопутствуют? Какие формы может принимать коллектив и какие процессы сопутствуют самоорганизации? Как на эти процессы влияют идеи? Каково место отталкивания, ускользания и замкнутости в самоорганизации?

Я начну с нулевой, некритической позиции — с того невнятного стремления к совместному творчеству и коллективной работе; стремления, из которого, как кажется, с 2011 года собирался и развивался наш театральный/художественный коллектив.

””””””

В процессе исследовательской работы, которая предшествовала некоторым из наших спектаклей, мы знакомились с теориями утопическими и теориями, основанными на практике (в основном связанные с телесностью). И если последние мы пробовали, инструментализировали, то о первых мы скорее рассказывали в своих спектаклях. Но вникая в них, мы позволяли им проникать в нас.

ВОКРУГ ДА ОКОЛО

— коллектив из четырех постоянных участниц, основанный на неиерахическом принципе распределения функций и ответственностей, чувствительный к аффектам участниц и включающий разногласия в процесс художественного производства, а процесс производства в произведения. На протяжении всего периода своего существования коллектив принимал различные формы, к нему подключались разные участни_цы со своими идеями, принципами и эстетикой. Самоопределение коллектива представляло собой непрерывный процесс самопереписывания в соответствии с типом организации, возникающем на определенном этапе: так, например, мы нередко предпочитали называть себя “лабораторией”. Примечательно, что по мере проблематизации отношений в коллективе и вырабатывания новых стратегий совместности, коллектив стал замыкаться на постоянных участницах. ВОКРУГ ДА ОКОЛО — это процесс.

навигация

Этот текст структурирован по двум осям: оси скольжения/скроллинга (хронологическая) и оси углубления/зумирования. По хронологической шкале описывается процесс развития и совершаются опережающие скачки интуиции. По оси углубления происходит движение в сторону субъекта интуиции через усиление восприятия. При движении по этой оси чувствительные мембраны охрупчиваются и начинают улавливать малые амплитуды дребезжания, слабые сладковатые запахи свернувшегося коллективного секрета и недовольные вздохи его участниц. Здесь же появляются фигуры, воплощающие некоторые из важных для меня тезисов и ситуаций способом более перформативным, чем описание или анализ.

В этом тексте я использую слова “связь”, “подключение” и “взаимодействие”, которые я бы хотела прояснить заранее. Связь как ниточка соединяет участни_ц самоорганизации, ее можно рассматривать как траекторию или топологически — как заузленность. Подключение — сам факт связности и ее сила (как сила тока). Взаимодействие я рассматриваю более широко — как процесс сообщения, оказывающий эффект на всех участвующих. При взаимодействии связь может возникнуть, а может — и нет.

–4.0: огибать фасад

Организовывались мы медленно и постепенно и делали это не имея конкретного устремления, стратегии или политической осознанности. Одним из основных двигателей нашего взаимного притяжения (увы) было не понимание того, какие процессы происходят в окружающем культурном поле, а очень наивное нежелание в них вписываться. Нежелание интуитивное. Тем не менее я попробую разобраться в том, что именно вызывало эту тошноту и почему. Сейчас мне немного жаль, что мы не были в курсе многих других инициатив, которые существовали в Петербурге в период зарождения коллектива (2010-2012 годы), но может быть это было и к лучшему. На тот момент мы еще не понимали, что коллективы могут иметь различную организацию и что сама организация может быть изменчивой.

Началась наша самоорганизация с тандема. Как меня, так и Дашу Бреслер, со-основательницу “Вокруг да Около”, интуитивно отталкивал строго иерархический способ организации отношений, сложившийся внутри и вокруг Художественно-Промышленной Академии, в которой мы учились. Во время сессии студенты дважды выставляли свои работы для оценки: сначала кафедрой, а затем ректором, при этом ректор мог менять оценку, выставленную кафедрой. На обходах студенты не присутствовали, то есть систематически лишались собственного голоса, а значит, и навыка им распоряжаться, выражать недовольство и несогласие, объяснять принципы своих художественных поисков. В художественной среде такая ситуация вынужденной немоты приводит к интроекции иерархий и выливается в то, что суждения основываются на оценке по чисто эстетическим критериям, проще говоря — к снобизму. Снобизм — крайне опасная и едкая жидкость, которую впоследствии сложно выдавить из себя, а в среде-пузыре одутловатой немоты он преобразуется в критерий притяжения и отталкивания, объединения в группы.

В такой среде казалось, что чтобы заниматься художественной деятельностью, нужно постоянно выделять какую-то сладкую социальную жидкость, а само культурное производство якобы состоит в наработке контактов и связей: не в функциональном измерении подключения друг к другу и страсти между умами, о которых говорят киберфеминистки [2], а в экономике статусов. Помимо немоты, такая ситуация вызывала смутное переживание тела как выброшенного в тепловатую скользкую среду и лишенного возможности двигаться. Не зная альтернатив, мы, немые и обездвиженные, думали, что мы не можем встроиться в действительность.

zoom[x3], close-up –4.1: связи и связи

Когда мы говорим слово “связь”, важно не только то, какой смысл в него вкладывается, но и то, каким образом и на каких основаниях эта связь устанавливается практически. Если связь с кем-либо осуществляется через фасад статусов, то подключаясь к другому мы в первую очередь подключаемся к иерархии отношений, записанных на языке норм; иерархии, скрепленной этими статусами. В таком подключении иерархия и угнетение непроницаемы и невидимы, они противятся любой попытке ясной артикуляции правил, по которым они производятся. Так немота и слепота насыщают процесс творческого производства.

Связь, огибающая этот фасад или осуществляющаяся вдали от него, не нагружена внешними иерархиями. Она похожа на подмигивание, внимательность, негодование, страсть, ненависть или какую-то другую интенсивность, которую не всегда возможно означить и нормировать. При возникновении такого рода связи подключение друг к другу менее опосредовано, эту связь можно охарактеризовать скорее как коллектив-множество, нежели как устойчивый коллектив-целое. Иерархические рисунки все же могут просочиться и в такую связь: они привносятся агентами подключения, некогда интроецировавшими элементы существующих иерархий. Но сами подключения по умолчанию таких рисунков не содержат, поэтому коллектив-множество способен трансформировать властные отношения в живые аффективные связи.

[zoom out]

–3.0: опережающая интуиция и практика

Так опережающая интуиция пригласила нас расположиться на обочине существующих театральных и художественных практик. Впоследствии окажется, что именно на этой обочине, мы встретим таких же “интуитивно несогласных”, наивных или не очень. Располагая себя вне поля иерархических моделей, мы в первом же спектакле убрали режиссера как фигуру, стягивающую на себе власть и внимание. Интуитивно выбранное название ВОКРУГ ДА ОКОЛО на первый взгляд говорит о невозможности (нежелании?) высказываться точно, о недоговаривании и брожении. Стоит отметить еще один очень важный момент, оформившийся значительно позже: нежелания попасть/стянуться в центр взаимодействия, то есть стремление к центробежности вместо центростремительности, к констелляции уже упомянутого множества вместо коллектива как массы. Важную роль в этом процессе играет отталкивание, которое срабатывает, когда пространство-между становится слишком тесным или даже схлопывается.

Наш коллектив-множество стал значительно расширяться, когда мы начали работать над театральной постановкой “Идиота кусок” [3], cерия из 5-ти иммерсивных спектаклей по мотивам романа Ф.М. Достоевского “Идиот”. Структура спектакля изменялась от показа к показу и, становясь менее замкнутой, приобрела черты site-specific: последние показы проходили в электричке и Павловском парке. Мы стали развивать свои стратегии взаимодействия, принялись изучать, комбинировать и изобретать актерские техники. Сначала мы руководствовались разработками исключительно в сфере актерских практик (Демидов [4], Станиславский), но постепенно их становилось недостаточно, так как вскоре стало понятно, что большинство актерских техник не учитывали телесное и психическое разнообразие участниц и участников. Так мы обратились к теориям и техникам из области психофизики, телесно-ориентированной терапии и психоанализа. Так, например, мы стали вводить в репетиционную практику упражнения Александра Лоуэна для преодоления телесных и голосовых “зажимов”. Лоуэн был учеником психоаналитика-марксиста Вильгельма Райха, поэтому их языки и методы достаточно близки. Райх полагал тело своего рода экраном психики, на который в виде зажимов проецируются репрессированные стремления и влечения. Он считал, что в основе психических и физиологических процессов человека лежит “универсальная энергия жизни”, которую он впоследствии назвал Оргон [5]. Лоуэн в свою очередь занимался напряжениями в теле, разрабатывая систему упражнений, названных им “биоэнергетическими”. Энергетические и психо-физиологические метафоры, свойственные языку Райха и Лоуэна, могут применяться в театрально-перформативном измерении, так как они описывают активное воображение тела — тело как субъект мышления и действия, хотя в своей теории они полагали тело как объект, на который осуществляется проекция психического. Думаю, именно практика осуществляла переключение тела в режим субъекта.

Вовлекаясь в подобного рода телесные практиками, мы начали лучше чувствовать свои тела, давая им действовать самостоятельно. Кроме того, сама коллективность (внутренняя связь нашего множества) стала более телесной: мы чувствовали, как переплетаемся, интенсивность аффектов растет, а пустого пространства между нами становится все меньше.

zoom[x4], close-up –3.1

“На расстояниях, сравнимых с размерами самих молекул, заметнее проявляется притяжение, а при дальнейшем сближении — отталкивание.” [6]

В этом приближении появляются первые фигуры: Вредина, Ябеда и Ядовитая Слюна.

Когда коллектив начинает пережевывать своих участниц, обильно обрабатывая участни_ц пищеварительным секретом (ядовитыми слюнками злых девочек, которые еще вчера могли договориться, но увы не теперь), тогда и начинается отталкивание, и коллектив переходит в режим множества.

Периоды отталкивания также важны для развития коллектива, как и достаточное притяжение. Стремление к тому, чтобы голоса участниц слились в один голос, может привести к тому, что этот голос закашливается. Он не может ни петь, ни говорить до тех пор, пока ему не удастся сплюнуть достаточную порцию Ядовитой Слюны. Голоса распадаются в диссонансе: Вредина больше не может смотреть на то, что вчерашние “мы” делали вместе, а Ябеда пытается пожаловаться на Вредину коллективу, не замечая, что в этот самый момент он существует лишь формально в заголовке общего чата.

Именно в эти моменты связи обновляются, так как необходимое отталкивание дарит пространство для их развертывания: нарывающие узлы связей, туго опутывающие участниц, ослабляются, становясь сложными, но мягкими спутанностями, которые могут дышать. Так топологу для изучения заузленности нужна возможность гомеоморфно [7] преобразовывать ее: растягивать и стягивать пространство, сохраняя структуру узла. Но перейти к топологическому анализу невозможно, будучи спастически изогнутой, переплетенной с тугими соседками мертвым узлом без возможности движения. Иногда нужен взрыв [к нему я вернусь в конце, сделав петлю].

Напряжение и мерцание между притяжением и отталкиванием, центростремительностью и центробежностью — весомое условие для (относительно) стабильной самоорганизации.

[zoom out]

Здесь следует вернуться к названию ВОКРУГ ДА ОКОЛО и опережающей интуиции, которая в нем проявилась. Это название появилось в процессе работы над нашим первым перформансом [8], исследовавшим тактильное, аудиальное восприятие и проприоцепцию участни_ц и зритель_ниц, способы и качества взаимодействия друг с другом и с пространством. Взаимодействие участни_ц координировалось с помощью шумовых сигналов, на которые они могли отреагировать или оставить без внимания. В тот момент нас очаровывала идея движения по кругу — ритуальное движение вокруг сакрального объекта как центра притяжения. Сам перформанс предполагал изъятие этого центра гравитации: все пространство было заполнено малыми объектами, субстанциями, притягивающими участниц и участников, приглашающих к взаимодействию. Перформанс мы назвали ВОКРУГ ДА ОКОЛО, а потом это имя прилипло к нашему коллективу.

zoom[x4], close-up –3.2 : к центробежности и эксцентричности

Спустя несколько лет, работая над спектаклем “Красный шум” [9], я набрела на книгу Селима Хан-Магомедова о Михаиле Охитовиче и его стратегии дезурбанизма как радикально нового способа социалистического расселения, противостоящего идее соцгорода. Основной лозунг Охитовича звучал так: «Долой капиталистический город и вместе с ним долой город как форму расселения при социализме!»

Социолог Охитович ворвался в архитектурно-градостроительную дискуссию 1929-30х годов с радикальной критикой конструктивистских проектов социалистического градостроительства. Он называл города формой расселения, создающей скученность, а многоэтажные дома вертикальной организацией скученности жилищ: “Если большинство участников градостроительной дискуссии первичным элементом считали некий бытовой коллектив и проектировали для него здание (дом-коммуна) или комплекс (квартал, жилой комбинат), где быт в большей или меньшей степени оказывался регламентированным, то Охитович ориентировался на автономную личность.” [10]

Охитович считал дома-коммуны и жилые комбинаты продолжением логики капиталистического расселения, согласно которой жилища рабочих громоздятся друг на друге по близости к месту производства — заводу или фабрике причем чрезвычайно компактно. Такой способ расселения ограничивал быт рабочего, закрепляя старые, буржуазные типы общественных отношений. “Рассматривая проекты домов-коммун, которые были разработаны членами коллектива Секции типизации, он высмеивал их авторов и спрашивал: откуда вы взяли, что при коммунизме личность будет унифицирована и убита?” «Мы имеем друзей и близких не по принципу соседства, а по близости интересов, общности миросозерцания, обоюдным симпатиям».

Появление быстрого транспорта, по мнению Охитовича, противоречило городу, как форме расселения. Так, например, в городе не реализовывался в полной мере ресурс скорости автомобилей , ведь на узких городских улицах транспорт просто не мог разъехаться, создавая новые скопления людей и техники. Охитович считал, что развитие новой техники само по себе децентрично, а регуляция транспортного движения в городе есть ни что иное, как ненужное ограничение. Так, по Охитовичу, вместо многоэтажных домов должны были появляться малые индивидуальные сборные жилые ячейки, предполагающие модульную планировку жилища. К такой конструкции при желании можно было добавлять необходимые блоки или даже объединять несколько индивидуальных ячеек. Эти ячейки не мыслились долговечными, так как по Охитовичу форма жилища должна была отвечать потребностям человека, а не устанавливать их: жилище должно было быть изменчивым.

Примечательно, что задаваясь вопросом о способах обобществления производства, Охитович также пишет об индивидуализации потребления, которая может осуществляться через сеть: “В определенных условиях размещения центры становились признаком крупности предприятий, в новых, иных условиях размещения их заменить должна сеть.”

Новое расселение “… будет называться не пунктом, местом или городом, но процессом, и этот процесс будет называться дезурбанизацией.”

“Чем сильнее коллективные связи, тем сильнее личности, его составляющие и им выделяемые. Чем сильней личность, тем сильней коллектив, которому она служит…

Личность — единица не арифметическая, но социальная, общественная единица…”

[zoom out]

— сейчас я думаю, что Охитович говорил о множестве, о бытии многих как многих.

Стратегия “нового расселения” очаровывает своей рациональностью и отсутствием скромности: информация и развитие техники не должны быть ограничены интересами капитала, гигиеническая норма жилища — экономический конструкт. Охитович не боится универсальности, но работает с ней не с помощью безличных обобщений, а иначе — с помощью операции рассеивания. Такое рассеивание можно определить как отчуждение всех для конструирования свободы каждого. [11]

Посредством осмысления этой стратегии рассеивания, само имя нашего коллектива было для меня перезаписано. ВОКРУГ ДА ОКОЛО стало формулой, описывающей способ связываться в отсутствие центра или вертикали. Движение вокруг да около становится движением к эксцентричности, а повторение, отголосок которого слышен в названии, говорит мне о постоянной перезаписи вокруг на около и наоборот. Вокруг указывает на коллектив-целое, а около — на коллектив-множество, между которыми он балансирует.

Так, стратегия рассеивания проникла в меня интуитивным путем. Она откликалась переживаниям по поводу личности/индивидуальности в коллективе, открывала менее травматичный/ограничивающий способ взаимодействия и организации связей, учитывала потребности и намерения субъектов самоорганизации (индивидуальное потребление) и характер совместной работы (обобществленное производство). Рисуя утопический горизонт и указывая направление, в котором можно осмыслять коллективную практику и сам коллектив как множество, стратегия Охитовича все же осталась лишь в теории и оставляла вопросы о тех практических проблемах, с которыми сталкивался наш коллектив. Проблемы эти относились к сложности стыковок при взаимодействии с новыми участни_цами и нестабильности длительных подключений при значительном психическом и телесном разнообразии подключающихся.

–2.0: cвязи и не-связи, слитости и разрывы

Фигуры: Ябеда, Вредина, Ядовитая слюна. Появляются Жадина и Завистница

Анализ связи получается производить только после отталкивания, потому что хорошая связь внутри взаимодействия не анализируется, а просто принимается. Если связь между участницами превращается в слитость (через чрезмерное притяжение или насильственное стягивание), то пространство для осмысления этой связи исчезает. Ябеда не отделяет себя от Вредины: действия Вредины происходят как бы внутри Ябеды, или даже воспринимаются как действия Ябеды. Они (как ЯбедаВредина) затоплены Ядовитой Слюной. Практическая проблема любой связи — ее возможная невыносимость и разрушительность, связанная с разницей в интенсивности и качествах аффектов участни_ц. Поэтому не любое подключение между агентами абстрактного (бесконечного) множества возможно в длительности.

Чрезмерное притяжение может перейти в слитость, а слитость — в разрыв. Все это — своего рода агрегатные состояния коллектива, которые он принимает, сообщаясь со внешней средой. Так например, всякая институция предпочитает вести диалог не со множеством голосов, а лишь с одним, заставляя участниц стягиваться, пролезать через игольное ушко. Для коллектива-множества, постоянно разрабатывающего свое полифоническое звучание, этот процесс похож на утрамбовку яиц. Обращаясь к коллективу всегда стоит спросить, какое местоимение они используют и как их называть.

zoom[x10], close-up –2.1: очень крупное приближение

В утрамбованном тамбуре коллективного чата

Завистница: Наверное, это не так важно, но почему они снова написали именно Жадине? Потому что все думают, что у нее такой красивый длинный нос?

Жадина: Мой нос стягивает внимание — хочешь, чтобы писали тебе, отрасти себе свой! Я работала над ним четыре с половиной года и везде его совала, чтобы мне, НАМ потом писали! Не обесценивай мой нос и мой труд! Между прочим, и так невидимый!

Вредина: Я так устала от вашего шипения! Давайте будем рациональными: у всех свои носы!

Завистница: А у некоторых слишком длинные!

Жадина: Так ты хочешь откусить себе мой нос?

Завистница: А может и хочу!

Жадина: АААААЙ!

Вредина: Что напишем? Они просили сегодня ответить…

Ябеда: Может так: “Дорогая Институция, спасибо за предложение, мы будем очень рады с тобой сотрудничать!”

Жадина: Да, давай так. Я отправляю

Завистница: Отправляй и подавись там своим носом!

[zoom out]

Слитость параноидальна, ее всегда преследует страх поглощения, но она также сильно боится разрыва, предчувствуя его и постоянно заново переживая. Разрыв злобен в своем стремлении к изоляции. И та и другая позиции не являются связью, потому как единственное, к чему они подключены — это злоба и жадность большой интенсивности.

При сжатии коллектива в точку из–за внешних или внутренних процессов происходят атаки на связь, которые приводят либо к слитости, либо к разрыву. Однако при достаточном внимании к собственным переживаниям Ябеде и Вредине удается вынырнуть из озера Ядовитой Слюны и на берегу развязать и перевязать свои узлы, а Завистница поблагодарит Жадину за ее красивый и хитрый длинный нос. Носы у них у всех и правда очень красивые и заслуживают особого внимания. Этот случай показывает, что имеет смысл стремиться не только переписывать внутренние связи и не-связи, но и вырабатывать стратегии внешней коммуникации, которые эти связи не топчут. В этом деле требуется отказ от скромности.

–1.0: организация и запись

Фигуры: Великан и Систематизатор

Для того чтобы увидеть Великана полностью, нам придется отойти очень далеко.

zoom out [x/100] –1.1

“Cinema is a military pursuit, and much of it reveals similar occupations: the starts at daybreak, the long marches, the lousy food and the martial recall. A solar art par excellence, cinema requires that one have one“s head in the clouds and one”s feet on the ground.” — так Рауль Руис описывает кино как Великана, стоящего ногами на земле, а головой витающего в облаках. [12]

[zoom in]

Великана не существует. Ни театр, ни кино не производятся одним человеком. Рассказ о процессе производства фильма чаще всего выносится за рамки повествования, а само эстетическое произведение нередко фетишизируется. В начале любого фильма мы видим несколько титров, в которых указываются только наиболее заметные и видимые участники процесса. Остальные имена и функции производственного процесса появляются лишь после фильма, на сверстанном мелким шрифтом длинном вертикальном полотне.

Если титры полагать записью процесса производства, то можно увидеть их как систему уравнений: они должны назвать участни_ц и обозначать, какими функциями они связаны. Зачем сводить их к последовательному перечислению? Воспроизводя такой способ записи, мы делаем поклон иерархии, вынося за скобки сам процесс производства, в котором разворачиваются связи функций, насыщенные аффектами. Записывая титры в соответствии с реальными процессами производства, можно сделать эти связи видимыми, а следовательно, открытыми к критике и изменению.

Нет руки Великана — есть система функций, соответствующих руке: держать, поднимать, хватать, гладить. Неиерархическая самоорганизация сама выбирает способ регистрации. Так можно регистрировать разнообразные проявления всех, кто вовлечен в производство: малое, хитрое, полезное, злобное. Отказ от фигуры Великана — это не только вопрос репрезентации производитель_ниц. Он позволяет обратиться к своему опыту с тем, чтобы упрочить существующие связи и отладить новые.

Как в таком случае может выглядеть функция регистрации и каков ее субъект? Как эта регистрация осуществляется практически и где именно этот процесс происходит?

zoom[4x], close-up –1.2: страсть к таблицам (самоорганизация = Бухгалтерша-Кокетка)

[таблица — поле чудес/поле забот]

\Таблица может быть бесконечной, а может иметь один элемент

\Таблица позволяет вносить бесконечное количество характеристик для каждого из элементов совместного производства

\Таблицу заполняют подробно и аккуратно, заботясь об элементах-строках и качествах-столбцах, о других участни_цах коллектива, которые будут ей пользоваться, и о себе, разворачивая навигацию в собственном опыте

\Таблица — это метафора невидимого труда

\Работа в таблице похожа на коллективную уборку

\Таблица похожа на поэзию

\Таблица открыта к полисемии, но не убегает от ответственности

\Этот текст — тоже таблица

[zoom out]

Теперь я хочу обратиться к определенному качеству заполняю_щей таблицу: в этом месте появляется трогательная и пыльная (но мессианская) фигура Систематизатора, без которой мы не могли бы обращаться к собственному опыту.

zoom[5x], close-up –1.3: Систематизатор

Он перебирал ногти, складывал в кучки, располагал в единственно ему известном порядке.
Нет, собственно, и ему неизвестен был порядок, он искал его, он искал признаков, по которым можно было бы систематизировать эти предметы.
Он брал ногти на ладонь и читал надписи:

Осторожно перетирал тряпочкой.
Он был горд, он предполагал, почти был уверен, что никто в мире, кроме него, не занят разрешением некоторых вопросов.
Один ноготь от движения его руки соскользнул со стола и упал на пол.
Сидевший переменился в лице.
Под столом было темно и пыльно.
Бодрствующий присел на корточки; но не увидел ногтя.
Злобствуя и ругаясь, зажег спичку. Он боялся раздавить ноготь. Осветив пол, он еще больше испугался. В полу оказались трещины и щели.
Но к счастью ноготь Улунбекова нашелся. Он мирно лежал у стены. Одно неловкое движение и ноготь провалился бы в щель.
Торжествуя, человек поднялся, стал сдувать с предмета пыль, протер его тряпочкой и осторожно, как святыню, положил в коробочку.

(Конст. Вагинов, “Гарпогониана”)

[zoom out]

Вообще про движение к совместности и открытости говорят много, но как туда вписан (не самый открытый и гостеприимный, занудный) Систематизатор? Кажется, в нем сильны шизоидная и обсессивная структуры. Здесь я пользуюсь диагностической классификацией Нэнси Мак-Вильямс (Нэнси Мак-Вильямс, “Психоаналитическая диагностика”). Шизоидный субъект ускользает от чувственного контакта, боясь быть им поглощенным. Мак-Вильямс пишет об определенной гиперсенситивности шизоидных персон: “Как будто бы нервные окончания у шизоидов находятся ближе к поверхности, чем у всех остальных”. Такая гиперчувствительность представляет собой способность сверхсильного подключения к любому предмету даже на расстоянии: он не просто различает ногти, он их чувствует.

Корень “schizoid” указывает на расщепление между “между собственным ‘Я” и окружающим миром; между переживаемым собственным “Я’ и желанием”. Кажется, обсессивная способность различать и описывать элементы того шторма ощущений, который обрушивается из окружающей среды, артикулировать связи и картировать их можно понимать как шизоидную стратегию открытости. Я описываю шизоидного (или другого не-нейротипичного) субъекта, чьи адаптации направлены скорее внутрь, нежели наружу в контексте рассуждения о коллективной практике неслучайно. С одной стороны, я хочу указать на значимость таких персон для коллективной работы, а с другой, говорю о шизоидном радикале как благородном занудном качестве, время от времени присущим разным участни_цам коллектива.

Наш пыльный Систематизатор эксцентричен, он странный и даже стремный (queer, но не квир) [13]. Способность сохранять чувствительность и различать поступающие в восприятие интенсивности требует постоянного ускользания от их источника. В ускользании и замкнутости просыпается воображение.

0.0: петля

В этом странном путешествии мы увидели, как практика переключает тела в режим субъекта, даже если теория, на которую мы опирались, полагает иначе. Рассмотрели некоторые свойства связей в коллективе и отделили режим коллектива-множества от коллектива-единства. Окунулись в озеро Ядовитой Слюны и совершили несколько скачков опережающей интуиции, добравшись по хронологической оси до настоящего времени.

+1.0: взрыв

Горизонт абсолютного равенства лежит за пределами человеческого воображения. Для того чтобы преодолеть гравитацию тяжелых машин угнетения, нужна энергия взрыва. Радикальное воображение порывает с реальностью, поэтому оно анархично. Театральное пространство условно, и через это ограничение в одних случаях срезается часть свободы, а в других — репрессирующие ущемления. К актерским телам могут подключаются нечеловеческие аффекты — актерское тело становится метафорой гостеприимства и освобождающей неорганичности и ненатуральности. И хотя такие трансформации остаются в пространстве условности, они могут внести значимые изменения в нашу повседневность.

Эти размышления являются результатом долгой совместной работы и обсуждений с участни_цами коллектива:

Также хочу сказать спасибо Lia Naama Ten Brink и Марине Симаковой за долгие разговоры и пристальное критическое внимание к тому, что я говорю и пишу.

Примечания

[1] Аннмари Мол цитирует Донну Харауэй.

[2] Лика Карева в своей статье «Схемы расширения самоорганизации» называет СМУ (Страсть Между Умами) “связывающим” ПО (программным обеспечением), с помощью которого осуществляется новая, уже не совсем человеческая общность (Сборник «Киберфеминизм+: эпистемологическая недостаточность, эмансипация органов, ангелы-операторы» под ред. Аллы Митрофановой, планируется к публикации в 2020).

Британский психоаналитик Уилфред Бион уделял большое внимание процессам мышления и связям, имеющим место между умами людей: “Наконец, понятие страсть применяется к тем фактам, которые предстают умами по крайней мере двух людей, и в связи с которыми возникающая эмоция, общая для психики каждого из них, переживается интенсивно и от всего сердца, но не неистово”. (Гринберг Л., Сор Д., Табак де Бьянчеди Э. Введение в работы Биона.Группы, познание, психозы, мышление, трансформация, психоаналитическая практика. М.: Когито-Центр, 2007.)

Его язык стремится к математическому способу описания и анализа явлений и функций психики, поэтому его появление в кибер- и ксенофеминистском способе мыслить кажется абсолютно логичным. В некоторых местах этого текста к нему обращаюсь и я.

[3] Документация первого из пяти спектаклей (2015).

[4] Николай Васильевич Демидов (1884—1953) — театральный режиссёр и преподаватель, соратник Станиславского. С 1920 Демидов вел занятия по системе Станиславского в Оперной студии Большого Театра, руководимой самим Станиславским, в 1934 году редактировал его книгу «Работа актера над собой». Демидов разработал свою методику, важнейшим элементом которой была этюдная техника, направленная на развитие творческого потенциала каждого актера. Также он написал несколько книг по практической педагогике актёрского мастерства, самая известная из которых «Искусство жить на сцене» не издавалась вплоть до 1965 года. Одной из причин того, что Демидов был забыт широкой публикой, стали явные противоречия между методиками Демидова и Станиславского.

[5] В 40-е годы ХХ века В. Райх создал Институт Оргона, который занимался изучением “оргонной энергии”. Будучи психоаналитиком, Райх согласовывал теорию оргона с концепцией либидо Фрейда (корень слова “оргон” восходит к слову “оргазм”), а как материалист он считал, что эта энергия должна быть подвержена физическому эксперименту. Так, в Институте Оргона проектировали и создавали специальные устройства — аккумуляторы энергии оргона. Впоследствии идеи и разработки Райха подверглись осуждению как ненаучные, а он сам был заключен в тюрьму. Разработки Райха представляются мне фантастическими, и при этом весьма жизнеспособными и рабочими в пространстве театрального/перформативного существования. Я вижу их как еще один утопический горизонт, в который мы вглядывались.

[6] Пёрышкин А.В. Физика. 7 кл.: учебник для общеобразовательных учреждений. М.: Дрофа, 2009.

[7] Гомеоморфизм — взаимно однозначное и взаимно непрерывное отображение топологических пространств. Гомеоморфизм — одно из наиболее важных понятий топологии, раздела математики, который изучает явление непрерывности и свойства пространств, которые остаются неизменными при непрерывных деформациях. В отличие от геометрии топология игнорирует метрические свойства объектов, но внимательна к таким отношениям между объектами как “взаимное положение и следование точек, линий, поверхностей, тел и их частей или их совокупности в пространстве, независимо от отношений мер и величин” (Листинг, 1847).

[8] Видеодокументация перформанса. Перформанс проходил в Конюшенном корпусе Елагиноостровского дворца-музея и являлся показом коллекции одежды моего дизайна (2013)

[9] «Красный шум» — художественное исследование города. Перформативная аудио-экскурсия по первому конструктивистскому району Петербурга, созданная на основе бесед с местными жителями и рабочими, неопубликованного дневника Константина Вагинова «Семечки» и книги «Четыре поколения (Нарвская застава)» (организатор книги С.Д. Спасский, сбор материала, редакция и композиция С.Д. Спасский, А.Г. Ульянский, в сборе материала принимали участие К.К. Вагинов, Н.К. Чуковский). Спектакль разработан в сотрудничестве с Надей Юхновец и Антоном Мизенко в рамках фестиваля “Точка Доступа” при поддержке Гете-института в 2017 году. Куратор программы Флориан Мальзахер.

[10] Хан-Магомедов С.О. Концепция «нового расселения» — дезурбанизм (М. Охитович) // Хан-Магомедов С.О. Архитектура советского авангарда. В 2 кн. Кн. 2. Социальные проблемы. М.: Стройиздат. 2001.

[11] Универсальность, нескромность и, в особенности, отчуждение, через которое достигается новая близость и свобода, сближают по некоторым значимым линиям идеи Охитовича и ксенофеминистские политики отчуждения: “Конструирование свободы предполагает не меньшую, а большую степень отчуждения; отчуждение — это труд над конструированием свободы. Ничто не должно приниматься как фиксированное, постоянное или “данное” — ни материальные условия, ни формы общества”. (Laboria Cuboniks. XF Manifesto)

[12] “Кино — это военное дело, их родство раскрывается в схожих занятиях: подъемах с рассветом, длинных марш-бросках, паршивой еде и громких командах. Чтобы создавать кино, поистине солнечное искусство, нужно крепко стоять ногами на земле, а головой витать в облаках”. (Raul Ruiz, “Poetics of cinema, 2”, стр. 9)

[13] Социолог Евгений Шторн предложил переименовать квир-теорию в чмо-теорию ради возвращения ей политического эффекта выступать на стороне альтернативных/маргинальных/странных субъектов. (По комментарию Аллы Митрофановой в онлайн-дискуссии “Возвращение тел”, прошедшей 05.07.2020 в рамках серии мероприятий “Меняющийся ландшафт: поворот к заботе и новая коллективность.)