Всю историю русского терроризма можно свести к борьбе горстки интеллектуалов против самодержавия на глазах безмолвствующего народа. Их нелегкая победа в конечном счете обернулась поражением. Но и принесенные ими жертвы и самые крайности их протеста способствовали воплощению в жизнь новых моральных ценностей, новых добродетелей, которые по сей день противостоят тирании в борьбе за подлинную свободу. […]

Взрывая бомбы, они, разумеется, прежде всего стремились расшатать и низвергнуть самодержавие. Но сама их гибель была залогом воссоздания общества любви и справедливости, продолжением миссии, с которой не справилась церковь. По сути дела, они хотели основать церковь, из лона которой явился бы новый Бог.

Альбер Камю. Бунтующий человек.

 

Введение

Беслан. 9/11. Двойные теракты Андреаса Брейвика. Взрывы в московском метро. Бостонский марафон. Взрывы на волгоградском вокзале.

Сегодня терроризм занимает уверенное первое место в списке угроз развитого мира, даже несмотря на то, что большая часть терактов всех масштабов происходит в странах третьего мира (нам мало что скажут такие слова, как «Тадж-Трайдент», «Мазари-Шариф», да и "11-М", произошедший в сердце Европы, кажется, не рождает никаких ассоциаций).

Являются ли эти страхи обоснованными?

Я попробую ответить на этот вопрос, обратившись к истории царской России, а точнее — к одному из наиболее интересных ее периодов, второй половине XIX и началу XX веков. В эти десятилетия Россия смогла сочетать впечатляющие темпы экономического и культурного развития с не менее потрясающе реакционной политикой правительства в отношении реформ, новых течений в культуре, экономике и политике, ставшей впоследствии одной из основных причин краха общественного строя. В условиях столь интенсивных социально-экономических перемен, роста благосостояния и усиления позиций России на международной арене, присутствие в общественной жизни такого элемента, как террор, на первый взгляд может показаться довольно алогичным.

Разумеется, сложившееся положение дел имело свое объяснение: общепринятым среди исследователей является мнение, что терроризм присутствовал как раз благодаря значительному отставанию институционального развития государства и развития взглядов его высших чиновников от экономического, культурного, и, в результате, политического развития его интеллигенции и прочих классов населения. Очевидно, что эти факторы были не единственными, повлиявшими на динамику ситуации, но, тем не менее, они были ключевыми элементами создания плодородной почвы для масштабного террора именно в России.

Начавшись с первых, тогда еще неоформленных прокламаций Петра Заичневского, студента, заключенного за крамольные мысли, российский терроризм уносил жизни с экспоненциально растущей интенсивностью. Если за период с 1860-го года по конец XIX века жертвами терроризма по оценкам А. Гейфман стало около сотни человек (включая Александра II «Освободителя»), то за начало XX века терроризм унес жизни около 17000 человек, половина из которых погибла на пике революции в 1905-1907 гг.

Все закончилось смертью Петра, — Петра Столыпина, произошедшей в результате покушения в Киевском оперном театре. Впрочем, небольшой исторический анализ происходящего будет проделан ниже, а сейчас я сформулирую основные вопросы, которые, собственно, побудили меня взяться за написание эссе на эту тему.

Эти вопросы касаются прошлого и будущего, и звучат, соответственно, так:

Чем руководились различные участники террористического движения?

Какой была их социальная структура

Какие цели они ставили перед собой?

Возможна ли экстраполяция существующей в те годы социальной динамики в настоящее?

Структура настоящего эссе далее выстроена следующим образом: сначала я кратко подчеркиваю наиболее интересные с моей точки зрения образцы существующей литературы по исследуемой проблематике. Затем следует столь же краткое объяснение сути терроризма как явления. Следующая часть посвящена историческому течению событий с момента появления «Молодой России» до конца XIX века, и последующему десятилетию, наиболее кровавому и жестокому, ставшему испытанием, которое, что показали дальнейшие события, Российская империя успешно преодолеть не смогла. В следующей за ней части я проанализирую причины применения террора, социальные портреты его участников.

 

Существующие исследования

Первые современные полноценные исследования терроризма, действовавшего в последние полвека царской России, проводились, в основном, американскими исследователями, среди которых особо следует выделить Анну Гейфман, русскую эмигрантку, чьи статистические выкладки и расчеты цитируются практически в каждом исследовании по интересующей нас теме. Советские историографические исследования данного вопроса были неизбежно искажены в связи с «остротой» поднятой темы, поэтому большинство рассматриваемых нами работ будут датированы концом двадцатого и началом двадцать первого веков. Несмотря на то, что работы А. Гейфман были в определенной степени искажены в сторону обвинения террористов (уместной будет следующая цитата российского историка О.В. Будницкого: «Симпатии Гейфман всецело на стороне этой [царской, примечания здесь и далее мои — Ю.К.] власти, которую она иногда упрекает задним числом за неприятие своевременно жестких мер. Временами кажется, что автор смотрит на события из окна Департамента полиции»). Несмотря на то, что я сам (и вовсе не задним числом) склонен обвинять царскую власть в недостаточной жесткости и чрезмерной реакционности, соглашаясь в этом с большинством исследователей, стоит все же отметить, что для объективного анализа совершенно необходимо смотреть на мотивацию террористов тех времен объективно, понимать их во всем, в чем это представляется возможным.

О. Будницкий, кстати, является не только критиком, но и автором еще одного качественного исследования «История терроризма в России в документах, биографиях, исследованиях», из которой взят эпиграф к настоящему эссе, и которое представляет собой настоящий кладезь информации для профессиональных исследователей и просто небезразличных к теме терроризма в Российской империи.

Кроме двух приведенных выше основополагающих работ, стоит также упомянуть работу Николая Троицкого «Безумство храбрых. Русские революционеры и карательная политика царизма 1866-1882 гг.», которая, что очевидно уже из названия, рассматривает отношения террористов и власти с альтернативной по отношению к общепринятой точки зрения (по причине того, вероятно, что она написана в СССР в 70-е годы XX века). В этом исследовании весьма качественно и подробно проанализированы политические процессы шестидесятых-девяностых годов XIX столетия, что, безусловно, является предметом особого интереса, причины чего станут ясны после прочтения следующих частей настоящего эссе.

Наконец, существует значительное количество работ, анализирующих терроризм в Российской империи с точки зрения социологии, культурологии, семиотики и других наук, или же исследующих один отдельно взятый социальный класс или же общественное образование. Среди авторов, занимающихся данной проблематикой, отметим Р.У. Ибатуллина, М. Могильнер, исследующие роль и положение интеллигенции, М.Б. Колоткова, исследующего идеологию терроризма, С.А. Кокорина, С.Л. Рогова, посвятивших свои труды рассмотрению вопросов реакции царского правительства и юридических аспектов преследования террористов в Российской империи. Стоит также отметить многопрофильные исследования О.А. Суховой, Ш.Б. Байрамова и А.Ю. Пиджакова, М.И, Леонова, Е.Г. Пономарева.

 

Истоки российского терроризма

Терроризм не является изобретением XIX века: в тех или иных формах политический террор существовал с момента появления самой возможности его осуществления (то есть, рождения чего-то, способного занять место «врага» в террористической идеологии). Принято относить первые полноценные проявления политического террора к периоду Великой французской революции.

Liberté, égalité, fraternité ou la mort

Свобода, равенство, братство или смерть, — изначально лозунг Великой французской революции по своей сути мало чем отличался от лозунгов современных радикальных анархистских образований. Впрочем, оставим революцию, пожравшую своих детей, в прошлом.

Ведь именно конец XIX и начало XX века стали «эпохой расцвета терроризма», — «Между 1894 и 1914 гг. жертвами террористических актов стали президенты Франции и США, императрица и наследник престола Австро-Венгрии, король Италии, король Греции, король и наследник престола Португалии, два премьер-министра Испании, русский великий князь и премьер-министр».

Возможно, терроризм был распространенным явлением вне зависимости от конкретного государства? Факты говорят о том, что аналогов российского терроризма по его масштабу не существовало. Перейдем к рассмотрению исторического течения событий.

 

История российского терроризма

Ранние годы

Изначально русские революционеры не считали насилие единственным и основным путем решения проблемы. Однако надежды народничества (которое было основным оппозиционным движением 1860-х, воплотившись в тайном обществе «Земля и воля», готовившем крестьянскую революцию) не оправдались. Несмотря на то, что крестьяне не восприняли дарованную им волю, как «настоящую», восстания произошли лишь в Литве, Польше и Белоруссии; будучи подавленными, социалисты-революционеры не оставили надежд на рождение сопротивления крестьян в Центральной России. Первая революционная ситуация прошла, и у активной оппозиции не оставалось надежд об опоре на народ как на движущую силу революции, что неизбежно смещало политические методы оппозиции к «тактике заговора и террора» [3].

Первым террористическим актом стал выстрел Дмитрия Каракозова, мелкопоместного дворянина и члена организации ишутинцев, кружка, примыкавшего к «Земле и воле» и существовавшего с 1863 по 1866 г. Покушение не состоялось, а Каракозов был успешно казнен через повешение.

Революционеры стали отступать от идей социологического реализма к пришедшим позже идеям субъективного метода в социологии [3]. Но в шестидесятых оппозиция стала склоняться к смещению политики на второй план, постепенно осознав то, что естественной капиталистической революции не произойдет, и что для реализации своих планов революции потребуется и рабочий класс.

Действительно, уже в семидесятых доминанта противостояния крестьян и помещиков стала сменяться доминантой противостояния рабочих и промышленников. Естественно, что социальная революция в таких условиях происходила бы иначе и требовала иного подхода, и даже иных предпосылок. Так, согласно исследованию Я.Я. Лященко, в те годы рабочий день на предприятиях мог длиться 16-18 часов.

Тем не менее, до осознания своего влияния рабочим предстояло пройти определенный путь, а в появившихся союзах рабочих тогда состояло всего несколько сотен человек; крестьяне же составляли большинство страны, причем соединения крестьянства и пролетариата еще не были разорваны (ведь весь второй вышел из первого), вследствие чего исследователи часто объединяют периоды 60-х и 70-х годов, называя их народническими (см., например, сочинения В.И. Ленина).

В результате, демонстрации и протесты сочетали идеологии, нацеленные на пролетариат и на крестьян. Сами же революционеры стали расширять свое поле действия, распространяя его на Украину и другие области империи. Кружки революционеров действовали не только там, но и в Грузии, Азербайджане, Армении.

Наконец, в конце шестидесятых в Россию пришел «Капитал» Маркса, в результате чего его автор уже через 20 лет заявлял, что

«В России… “Капитал” больше читают и ценят, чем где бы то ни было…»

Таким образом, сочетание обстоятельств, реакционность правительства, успешные случаи запугивания власти терактами и широкомасштабная политическая эмиграция стали основой для дальнейших действий, которые в начале XX века превратили российский терроризм в нечто, не предполагавшееся таковым в своей задумке.

Появление реальной угрозы власти

В конце семидесятых годов, в момент ослабления страны от войны с Турцией, произошел знаменитый судебный процесс над Верой Засулич, которая была оправдана судом присяжных по обвинению в убийстве петербургского градоначальника, ранее нарушившего закон, приказав избить розгами политического заключения.

Результатом процесса стало начало царской реакции, проявившееся в виде создания «Чрезвычайного совещательного присутствия» при царе для рассмотрения подобных дел.

Затем последовало убийство главы высшего органа правления политической полицией, т.н. «Третьего отдела», Н.В. Мезенцова, в буквальном смысле ужаснувшее власть.

Царь считал, что наибольшую угрозу, как и раньше, представляют народники, в результате чего правительство действовало соответствующими путями, в том числе и путем внедрения своих агентов в народнические организации. Тем не менее, все ближе становились те дни, в которые кровь лилась не из–за сильной политической идеологии, но в силу едва ли не романтических устремлений, имеющих мало общего с политикой.

Полиция получила от правительства не только значительную прибавку в финансировании, но и расширенные юридические полномочия. В результате в стране появился т.н. «белый террор», в результате которого было арестовано около двух тысяч человек. К сожалению, полиция и правительство, судя по всему, слабо представляли социальную динамику тех лет, так как предпринятые шаги стали первыми в особой цепочке.

Эта цепочка действий правительства отличалась тем, что, например, в случаях отсутствия необходимости в строгом наказании оно все же применяло такое наказание (ссылая в результате студентов, читающих запрещенную литературу, и будто не представляя себе последствия для студентов, их резко возросшие стимулы к занятию революционной деятельностью). В случаях же, требовавших быстрых и решительных, а возможно, и жестоких действий, оно почему-то избегало активности. Практика показывает, что действующие подобным образом системы не могут долго существовать в состоянии устойчивости, что еще раз доказывается историей.

Реакция

В итоге реакция стала еще более сильной, царь стал отменять недавно принятые законы. Политические дела были переданы в отдельное ведомство, но при этом журналы и газеты продолжали печатать записи судебных заседаний, ставших трибунами для политических заключенных.

В конечном счете, в 1881 г. усилиями «Народной воли» был убит царь Александр II (после многократных покушений, не увенчавшихся успехом). На трон сел Александр III, страна была, фактически, поделена на генерал-губернаторства, юридические порядки стали еще более закрытыми и жесткими, а «Народная воля» так и не смогла более превзойти сделанное, и оставалась при этом обычным (в сравнении со всеми остальными) революционным движением.

Таким образом, царь отменял все больше законов, а заключенные политические активисты тем временем использовали тюрьмы в качестве трибун.

Следующие до начала XX века годы могут быть исключены из нашего рассмотрения, так как основным предметом внимания для нас являются события, происходящие тогда (и затем). Вместо политического террора родился индивидуальный, что усложнило борьбу с терроризмом со стороны власти.

Двадцатый век

Первым политическим убийством XX века стало убийство профессора Н.П. Боголепова исключенным студентом П.В. Карповичем. Такая ситуация, в принципе, затем стала стандартной, — доля студентов и семинаристов среди числа террористов всегда превышала их долю в населении. Через ряд покушений и годы наступил пик террора: каждый день с 1905 по 1907 гг. происходило около 20 терактов, что сейчас слабо поддается представлению.

Уже (в 1992 г.) была создана Боевая Организация партии социал-революционеров. Она оказывала важное административное и организационное влияние на общую динамику, совершив в общей сложности около 260 покушений. Евно Азефа, ее руководитель, был при этом агентом охранки.

Полиция, наконец, была в состоянии бороться с организациями, но было поздно: террор принимал совершенно необычные формы и предпосылки. Теперь, фактически, любой индивид, склонный к фантазии и в определенной степени мечтательный, мог определить для себя жертву и придумать свой способ действий наедине с одним собой. Действовали «летучие отряды» эсеров, с которыми полиция справиться также не могла.

В результате перепуганные власти всегда запаздывали за движением ситуации, что в условиях их консервативности лишь накапливало существующие противоречия.

Тем не менее, активность революционеров спала после 1907 г., закончившись убийством Столыпина в 1911 г. Во многом это было связано с накопившимися внутри противоречиями. Кроме того, интеллигенция уже не столь сильно поддерживала деятелей от революции, так как стала осознавать суть террора. Как известно, затем Россия приняла участие в Первой мировой войне, после чего царь сложил полномочия, отдавая страну в руки судьбы и огня революции.

Здесь же добавим последний по очереди, но первый для нас по значимости факт, заключающийся в том, что со временем терроризм стал терять мотивацию, превращаясь у партий из средства в цель, а у индивидов, фактически, будучи этой самой целью. Однако здесь мы имеем в виду совпадение внутренних и внешних интенций; для того, чтобы ответить на аналогичный по своей формулировке вопрос, необходимо обратиться к следующей части.

Цели террористов

Какими целями руководствовались русские террористы? Как можно видеть выше, сначала они пытались привести общество к социализму, — через крестьян или, позже, рабочих. Неудачные попытки и отсутствие обратной связи со властью не оставляли им в качестве решения проблем ничего, кроме как применение самого настоящего терроризма.

Тем временем состав оппозиции активно разбавлялся низшими социальными классами, что приводило к убийствам и террору ради наживы, а затем стало одним из оснований всеобщего террора ради террора. Несмотря на то, что наиболее активными и влиятельными в числе революционеров были интеллигенты, общее влияние переместилось к классу «ниже среднего».

Отсутствие возможности «достучаться» и «изменить» (стоит отметить, что «достучаться» не получалось как до «верхов», так и до «низов»: крестьяне оставались безразличными к агитации, рабочий класс был близок к тому) порождало нестандартные на то реакции: это отсутствие порождало хаос.

Хаос

Члены кружков, партий, образований, люди всех возрастов и профессий, а больше всего — бывшие студенты и аналогичные социальные классы, осуществляли убийства всех, кто относился к чиновничьему аппарату. Жертвами ошибок становились случайные люди (Татьяна Леонтьева пыталась убить министра Дурново в Швейцарии, но в результате чрезвычайной схожести ее жертвой стал немецкий торговец по фамилии Мюллер).

После революции 1905 г. массовым явлением стали экспроприации, а за революционерами закрепился образ «студента с револьвером и бомбой».

Кроме того, стоит отметить, что среди участников революционной борьбы были анархисты, которые действовали мелкими автономными группами, сложными для отслеживания, а следовательно, зачастую более опасными, нежели крупные организации, в которых, как правило, работали царские осведомители.

В результате мотивация революционеров размылась, и зачастую объединяла интересы из совершенно разных сфер, причем эти интересы могли действовать поочередно в личных интересах, примером чего являлся Евно Азеф, готовивший теракты против своих начальников в Охранке и предотвращавший их в случае, если их целью были другие министры или сам царь Николай II.

Таким образом, мы можем утверждать, что в ходе развития событий террор потерял свою первоначальную цель и эволюционировал, став вещью-в-себе. Если первоначальные его цели заключались в социалистической революции, то далее стержень этой идеи покрывался ржавчиной, которая проникала внутрь и заполняла пространство вокруг, образуя зачастую странные объединения идеологий. При этом от террора не отказывался почти никто, за исключением народных социалистов, взявших из идеологии эсеров все, кроме террора.

Заключение

На примере царской России в последние полвека ее существования мы можем утверждать о том, что в условиях определенного развития международной среды, наличия разрыва между социальным и институциональным развитием государства и отсутствия действующей обратной связи между народом и властью, в кругах политически активной интеллигенции способны рождаться идеи, связанные с насилием и террором. Так, современные тоталитарные государства этим признакам не удовлетворяют: в Северной Корее описываемый мною разрыв не наблюдается.

Российская же империя представляла собой отличный полигон, ставший таковым в «нужное время», что родило целую культуру протеста.

Поставим перед собой вопрос: возможно ли повторение или появление аналогичной ситуации сегодня или в будущем? Я полагаю, что сегодняшний терроризм имеет намного более общего с военизированными группировками, а не со сменой общественного устройства. Его действия являются, как правило, войной. Как известно, они предполагают наличие устойчивой идеологии, а в таких условиях борьба с терроризмом временами была успешной даже в Российской империи.

Таким образом, наибольшую опасность представляет именно менее мотивированный, или немотивированный терроризм вообще. Может показаться, что в этом явлении нет смысла; и, тем не менее, современное общество может также обладать характеристикой отсутствия обратной связи, но по другим причинам.

Как известно, человечество развивалось, «обманывая» законы природы, находя в них лазейки. Так стали летать самолеты, плавать корабли, так имеют возможность работать военные и мирные технологии. Тем не менее, определенные законы общества, в том числе экономические, пока что все больше стабилизируются, что делает ситуацию в этом смысле неизменной даже в случае смены властных партий.

Такое положение вполне способно породить ощущение невозможности внесения изменений, невозможности коммуникации с властью. Говоря о власти, я имею в виду абстрактную властную общность как таковую, а не определенных ее членов. Так, бюрократический аппарат может предоставлять гражданам возможность коммуникации, если в нем развита возможность обращаться к исполнителям властных полномочий по любым вопросам. Аналогичный бюрократический аппарат может не содержать в себе возможности обсуждения и коррекции своей работы, даже будучи при этом более эффективным.

Чем сложнее добиться коммуникации, тем более сильным становится протестный потенциал. Это представляется очевидным, так как даже в случае неукоснительного соблюдения властью экономических правил, она может привести общество в состояние меньшего благосостояния, нежели политик, решивший совершить определенные жертвы ради сохранения ощущения спокойствия у народа. Опять же, в случае второго политика, широкая группа недовольных будет точно так же присутствовать.

Однако в силу того, что сегодняшняя власть менее персонифицирована и больше опирается на концепции права, социологии, экономики, она может представляться протестующим неким призраком.

Как раз это и представляет собой наибольшую опасность, рождая протест, не направленный ни на что конкретное, который в случае значительной силы может привести к насилию, нацеленному в произвольную сторону. Такое насилие невозможно предугадать или предотвратить, и такому социальному течению не требуется собираться в группы.

Все вышесказанное говорит нам о том, что следует не повторять ошибку царского правительства, и адаптироваться к изменениям и тенденциям максимально эффективно и быстро, если в этом есть необходимость. История Российской империи способна преподать хороший урок о важности неразрывной связи власти и народа, о вреде реакции и о том, какими должны быть меры борьбы с потенциальными угрозами со стороны терроризма.

Источники

1. М.И. Леонов. Террор и смута в Российской империи начала XX века. Вестник СамГУ. 2007. № 5/3 (55)

2. Анна Гейфман. Революционный террор в России, 1894— 1917/ Пер. с англ. Е. Дорман. — М.: КРОН-ПРЕСС, 1997

3. Н.А. Троицкий.Безумство храбрых. Русские революционеры и карательная политика царизма 1866-1882 гг. — Мысль (1978)

4. М.Б. Колотков. Концептуальные основы идеологии терроризма в России (Вторая половина XIX — начало XX в.). Вестник Томского государственного университета. 2015. No 392. С. 123–128

5. Е.Г. Пономарев. Политический терроризм в России во второй половине XIX века. — Общество и право. 2012. No 5 (42)

6. О.А. Сухова. Революционный терроризм в России конца XIX — начала XX в.:Историография, методология, факты

7. Р.У. Ибатуллин Интеллигенция и терроризм в России в начале ХХ века

8. О.В. Будницкий. История терроризма в России в документах, биографиях, исследованиях. — изд. 2, Ростов-на-Дону: Феникс (1996).