Видеоверсия статья доступна на канале «Новой Школы Притч»

Вместе со своими коллегами — Орханом Джемалем и Кириллом Радченко — 30 июля 2018 года режиссер-документалист Александр Расторгуев был расстрелян где-то между одним центральноафриканским городом и другим центральноафриканским городом. То есть очень далеко от родины, в месте, которое мало кому мало о чем говорит: город, в окрестностях которого убили Расторгуева, Радченко и Джемаля, называется Сибю. Судя по всему, это топоним французского происхождения; в википедии к нему добавляется эпитет «la captivante», пленительный.

Сомнительно, что Расторугев не осознавал, чем ему грозит такая поездка (подробно о том, куда и зачем он поехал, можно прочесть в любом открытом источнике). То есть его смерть была отчасти его выбором, как бы странно это ни звучало. Он снял, на самом деле, совсем немного фильмов, а работы второй половины карьеры («Я тебя люблю», «Я тебя не люблю», отчасти «Срок», сериал «Это я», незавершенный «Прошло три года») вообще не снимал так, как это делает обычный режиссер на площадке или документалист с камерой. Он получал материал, отсматривал его и монтировал фильм — и делал так почти десять лет.

Да, это черта времени: в последние пятнадцать-двадцать лет материала стало так много, что давно стоило бы спросить, зачем снимать новое. Наверняка кто-то снимет лучше — нужно просто подождать. Расторгуев говорил, что большой разницы между съемкой любителя и профессионала нет. Сейчас бы многие поспорили, был ли он прав, но время не то, чтобы спорить об этом. В чем был прав Расторгуев точно? Доверяя съемку материала для своих фильмов рукам обычных людей, то есть буквально тем, кто никогда профессионально не брал в руки камеру и согласился снимать свою жизнь целиком, без купюр, он рисковал получить (и наверняка получил) кучу кринжового, по большей части плохого и наверняка чудовищно затянутого материала, который невозможно смотреть — и от которого невозможно оторваться: камера приближается к человеку так близко, как он даже не подозревает. Чтобы представить себе, какой объем материала был в распоряжении Расторгуева и что это был за материал, откройте в вотсапе переписку с родителями и умножьте ее содержание и экспрессию в тысячу раз.

Задачей режиссера в работе над «Сроком» и домашней трилогией (так я объединяю фильмы «Я тебя люблю», «Я тебя не люблю» и «Прошло три года») сводилась буквально к тому, чтобы смотреть, смотреть и смотреть — и надеяться, что из этого напряженного смотрения вдруг возникнет фильм, а не набор кадров или сцен. Здесь нужно заметить, что кино Расторгуева не было «монтажным», то есть внешне эффектные трюки были ему не близки: он снимал самое обычное кино, драматическое устройство которых был во всех смыслах классическим. Глядя на многочисленные слезы и ссоры незнакомых ему людей, он искал драматическую ситуацию, превращающую жизнь человека, снятую не вполне художественным образом, в художественное произведение — уже безо всяких оговорок. Кажется, этим занят любой документалист; выпускник школы Марины Разбежкиной, например. В чем разница?

Метод Расторгуева заключается в том, чтобы найти в куче материалы неожиданное и одновременно родное сцепление, различимый и осязаемый конфликт. Герой, который гордится, что в жизни ни разу не купил цветы девушке, в конце фильма долго ищет цветочный. Когда он его находит, фильм заканчивается. Или другое: девушка обвиняет своего парня в том, что тот слишком мягкотелый и уходит к другому. Финальный эпизод: та же девушка приходит на концерт, а на сцене тот самый мягкотелый бывший. Ее обнимает нынешний парень, с которым она встречалась целый фильм и в котором теперь, судя по всему, тоже разочаровалась. Происходит что-то неладное.

Такое, кажется, нетрудно придумать, а на словах это звучит наивно: телесериал, пошлость. Открытие Расторгуева в том, что полное доверие самой обычной жизни в ее красоте и — гораздо больше — невыносимости приносит неожиданные плоды: люди, живущие инстинктивно, в фильмах Расторгуева наталкиваются на себя, словно с размаху влетают и больно бьются головой о непроницаемое зеркало: и в отражении вдруг узнают себя. Так люди с улицы перестают быть только собой, становятся образами: человек в фильме — и фильмом — приобретает судьбу. Ее, эту судьбу, долго-долго искал режиссер Расторгуев — и теперь она вот, смотрите.

Ростовские гопники как образ подходят для сериала на ТНТ или стриминге. Но там они останутся на безопасным расстоянии, приглаженными и аккуратными как высокооплачиваемые актеры, исполняющие подобные роли. Их поведение уже уложено в комфортабельные американские сюжетные схемы с той же легкостью, с какой в новой российской истории девяностые превращены в романтический штамп. Гопники Расторгуева выглядят сырыми, они столь же пугающие и отвратительные, как и в жизни, но в фильме они лишь поначалу выглядят только как гопники: потом это просто герои, а их поведение и окружающий мир — декорации, художественная условность. Смелость Расторгуева в том, что он выходит за рамки бытового повествования, к которому документальное кино современности тяготеет больше всего. Ничего социального в его фильмах нет. Его герои равны ему самому. Он превращает их жизнь в произведение искусства путем нахождения в ней драматического сюжета.

Наверное, именно смелость увидеть во всяком себя и не испугаться дает повод говорить о том, что судьба распорядилась с жизнью Расторгуева так, как он и не мог надеяться. Убитый на чужом континенте, он нашел ту родину, которую искал в бесконечном потоке чужих кадров: его родина — его фильмы, а не его страна. Можно было бы пожалеть о его кончине, но вот что с этим не так. Встречи со смертью во время работы, может быть, в зените карьеры может испугаться человек, не художник. Фильм «rastorhuev» его вдовы Евгении Останиной устроен по те же принципам, что и фильмы самого режиссера. Вряд ли Расторгуев подозревал, что его творческий метод ярче всего будет заметен в его посмертной биографии. И конечно, «rastorhuev» — это автобиография: вдова режиссёра рассказывает историю жизни от первого, в общем, лица. Это рассказ о жизни, которую освещает свет наступившей смерть: ведь это еще и взгляд оттуда. Без этого фильма судьба Расторгуева-режиссера была бы неполной, увечной: фестивальный режиссер, раньше известный, теперь нет, что-то снимал для Навального, сотрудничал с Радио.Свобода и Первым каналом, отовсюду уволен, странные идеи, немного не в себе, в интервью не к месту откровенен, в личных беседах неучтив или даже груб, известен в узких кругах, но в наше время это значит, что неизвестен. С одной стороны фильм Останиной о нем мало что меняет. Но все–таки что-то меняет.

Когда в окрестностях пленительного Сибю Расторгуева расстреляют, произойдет две вещи. Да, Расторгуева-человека жалко по-человечески: снова что-то несправедливое, еще одно, сколько можно. Но что может быть лучше для Расторгуева-художника, его образа, чем смерть на рабочем месте: будет ли преувеличением сказать, что перед смертью его могла посетить мысль: можно ли включить камеру, чтобы снять, как нас сейчас расстреляют? С какой точки кадр будет выглядеть убедительнее: изнутри машины или снаружи? Как и свои герои, Расторгуев тоже, должно быть, не чувствовал себя участником исторических событий, не находил в руках нить судьбы — но почему-то продолжал работать, идти. Его путь привел его к гибели, буквальной смерти, но умер человек: художник теперь свободен и волен делать что хочет. Смерть Расторгуева яснее дает увидеть, что он снимал и зачем. Фильм его вдовы (Останина, не снявшая ни кадра, в полной мере режиссер фильма о Расторгуева, как Расторгуев режиссер своих фильмов, в которых он тоже практически ни кадра ни снял) позволяет увидеть, как Расторгуев-художник шел, не зная об этом, навстречу судьбе: нелепой, трагической — но своей. Эту судьбу он искал в жизни ростовских и московских обывателей (разница между героями «Срока» и домашней трилогии условна), чья жизнь сама по себе скучна и некрасива. Жизнь самого Расторгуева вряд ли была интереснее или легче. Смерть: ужасна и необязательна. Но она показала, что он был и вправду художником. Нам осталось еще раз посмотреть его фильмы, чтобы убедиться в этом.

Больше подобных материалов на канале «Новой Школы Притч» и в телеграм-канале «Озарения А. Елизарова»: подписывайтесь