«Преступный человек», 2019

Режиссер: Дмитрий Мамулия

«Закат», 2021

Режиссер: Мишель Франко

Концепция мема «ожидание/реальность» может предложить немного другой взгляд на один мизансценический прием в современном фестивальном кино.

Вот два примера из фильмов, выпущенных примерно в одно и то же время (2019 и 2021 годы соответственно). В обоих есть так называемая работа со зрительским ожиданием, то есть в рамках одной сцены или ряда эпизодов нарушается то, что было так или иначе сконструировано до. Речь идет прежде всего о попытке создать драматургию сцены или эпизода таким образом, чтобы от зрителя было кое-что скрыто.

1

Фильм Дмитрия Мамулии «Преступный человек» (программа «Горизонты» Венецианского кинофестиваля, 2019 год) начинается со сцены, в которой главный герой Георгий становится случайным свидетелем убийства. Вплоть до 17й минуты герой не показан в домашних условиях. На 17й минуте он сидит в бедной жилой квартире, а женщина его возраста наливает ему чай и говорит о том, что ее вызывала учительница, которая дала задание детям нарисовать несуществующее животное.

Все созданные условия — кухня, чай, женщина, дневное время, спокойный и в целом бессодержательный разговор — создают впечатление, что герой находится дома, а женщина, которая стоит перед ним — его жена.

В предыдущий сцене Георгий подглядывал за тем, как девушка-очевидец убийства, которая появляется в телевизионном сюжете, занимается сексом в захолустном бараке. Это длинная, напряженная сцена обрывается на полуслове, после чего Георгий сразу оказывается в так называемом доме. Напряжение предыдущей сцены переходит в возможную — ожидаемую — недоговоренность героя: мы видели, где он был, и видим, где он сейчас. Он, женатый, подглядывал за чужой, а потом как ни в чем ни бывало пьет чай из чашек с золотой каемкой.

Сцена на кухне осложняется историей, которую рассказывает женщина. Некая Тея нарисовала черное животное, у которого нет друзей и которое питается стеной. Тея опознается как дочь. История с рисунком — как сложные отношения не только между мужем и женой, но и между ребенком. Так называемые «муж» и «жена» молчаливо пьют чай. Напряжение длится.

Но что происходит потом?

Практически сразу женщина чуть ли не прямым текстом говорит: «Это не муж, а брат». Эта как бы случайная фраза немного режет слух, словно женщина говорит не мужчине рядом с собой, а кому-то другому.

Угрюмые грузины вдруг оказываются родственниками в совсем другом смысле. Фраза «Как, говорит, твой брат?», которую передает сестра со слов школьной учительницы, становится финальной в сцене. Одна из линий разрешается, едва начавшись: мужчина, судя по всему, не имеет семьи, а отношения с сестрой оказываются не легче собственных проблем. В них герой не спасется, его там никто не выслушает.

Но одновременно напряжение, вызванной начальным эпизодом, только усиливается: в мире, где герой случайно подглядывает за хладнокровным убийством и из–за этого переживает что-то не то, обнаруживаются не менее странные родственники.

Главной особенностью ситуации следует считать попытку скрыть в начале сцены и частично объяснить в ее финале семейные отношения главного героя. Сцена становится чем-то вроде фразы: «Вы могли подумать, что у него есть какая-никакая семья, а семьи у него нет, только сестра и племянница, которые сами, вероятно, живут без мужчины и не очень-то здорово». Драматургия здесь оказывается чем-то вроде инструмента, с помощью которого противопоставляются зрительские «ожидания» — в первую очередь, с помощью мизансцены и диалогов, содержащих скрытые намеки — и «реальность»: героиня проговаривает, что и мизансцена, и намеки об учительнице вели не к тому, о чем можно было подумать.

Но и «ожидания», и «реальность» обладают одним и тем же свойством: они относятся к разряду принципиально внешних характеристик ситуации и героев и не становятся проводниками во внутренний мир героя, попыткой обнаружения процессов которого является исходная сцена фильма. То есть то, что происходит здесь, в этой сцене, можно довольно внятно описать словами. И сцена во многом оказывается необязательной, играет вспомогательную роль.

2

Кое-что очень похожее можно заметить в фильме Мишеля Франко «Закат» (основной конкурс Венецианского кинофестиваля, 2021 год).

Мужчина (Тим Рот) и женщина (Шарлотта Генсбур) вместе с двумя подростками — парень и девушка — отдыхают на море. Они живут в достатке, отношения между взрослыми и детьми, и взрослыми и взрослыми подчеркнуто дружелюбные. Все напоминает долгожданный отдых семьи.

На это намекает сцена, когда мальчик — «сын» — отнимая у матери телефон, говорит «Тебе нужно поменьше работать». А также сцена, когда «отец», пробуя коктейль сына, понимает, что тот тайно добавил в него алкоголь. Но и тема работы, и тема конфликта отца и ребенка быстро сходит на нет. Все довольны друг другом. Время от времени возникают не самые понятные кадры с рыбами или солнцем, но ими пока можно пренебречь, т.к. это та тема, которая будет постепенно выходить на первый план позже.

Потом «матери» кто-то звонит, случилось несчастье, и нужно ехать. То, как едут герои, очень важно. Сначала это отельный гольф-кар, который перевозит их на респешн, чтобы там пересесть на машину в аэропорт. Вот первый кадр. Здесь как бы ничего не происходит. Кроме того, что «муж» находится не очень близко к «жене». Но это ладно.

Но вот другая сцена. Семья едет в маршрутке. Тем, как они сидят, режиссер пытается кое-что сказать. Мизансцены должна быть говорящей. Это слишком бросается в глаза.

«Муж» сидит отдельно. С «женой» сидит сын. Почему? Это попытка охарактеризовать «мужа» как слабохарактерного и безвольного? Намекнуть на то, что случится в аэропорту? Важно одно: все было хорошо, но сейчас пришла беда, — умерла мать «жены» — а «муж» не спешит утешить «жену». Что-то не так!

В следующей сцене «муж» соврет, что потерял паспорт и останется на курорте. Ему будут звонить и приглашать на похороны — чьи? — а он будет просто гулять. Так, словно его настоящий отпуск только начался.

Если не говорить о художественных достоинствах фильмах, о его попытке выразить причудливый внутренний мир главного героя Нила, о том, как это похоже и как далеко от новеллы Альбера Камю «Посторонний» или фильма Микеланджело Антониони «Профессия: репортер», то можно сказать, что здесь так же, как и в «Преступном человеке», искусственным образом создается некая значащая ситуация. Зрителю предлагается читать те знаки, которые он привык понимать определенным образом, чтобы затем показать, что зритель ошибался. Это — попытка скрыть внешние обстоятельства сюжета, известные автору и героем, но скрытые от зрителя. Зритель таким образом ставится в неравное по сравнению с авторами и героями положение.

Что скрывают мизансцены Мишеля Франко?

Для начала — чему они служат? Нил остается наедине с собой на 14-й минуте фильма. На 37-й минуте он проговаривает вслух девушке, с которой он познакомился и неожиданно закрутил курортный роман, что у него нет детей, а только сестра и двое племянников. Поскольку эта сцена происходит в контексте напряженной ситуации адюльтера — свободные похождения Нила безусловно опознаются как измена «жене» и «детям», — то повода верить Нилу на слово нет. Выходит, он врет. Но именно здесь режиссер ловит зрителя на этой мысли. Словно подбегает и говорит (как бы с манерами уличного мошенника), что, вот, ага, вы думаете о таком хорошем человеке такое. Но ведь он! Вы же видели! Ах, ну как же так. Следует лукавая улыбка.

Две минуты спустя приезжает «жена», отчитывает за то, что Нил не отвечает, а тот спокойно смотрит на нее, сидя в пластмассовом пляжном кресле. И практически тут же «жена» проговаривается, что умерла их мать. Следовательно, они — брат и сестра. Следовательно, Нил говорил правду, никому не изменял, а почему не поехал? — ну точно не потому, что хотел, кинув семью, оттянуться с молоденькой мексиканкой.

Зритель оказывается в положении Нила, которого отчитывают за то, чего он не совершал. Но только успеть отчитать режиссера за попытку хотя и приятного, но крайне поверхностного обмана — на манер детской загадки с подвохом — зритель вряд ли может успеть, поскольку на стороне режиссера играет ритмическая композиция: между тем, как мы догадываемся, что все не так просто (37-я минута; Нил говорит, что жены нет) и узнаем, что тут происходит на самом деле (39-я минута; приезжает сестра, которая сперва опознавалась как «жена») проходит всего две минуты. При этом все время режиссером подчеркивается некая двойственная напряженность: во-первых, это ситуация окружающей среды (военные на пляже, пропажа вещей, ненадежный водитель), а во-вторых, ситуация аморального поведения главного героя (не столько измена сама по себе, сколько хладнокровная измена изначально приятного человека). Режиссер спекулирует тем, что мы не знаем реальных исходных, которые принципиально не влияют на ход сюжета, в течение целых 40 минут. То есть практически половину фильма зритель не видит той картины, которую видит режиссер. И процесс открытия которой не сопровождается ничем, кроме внешней эффектности, поскольку никаким образом не позволяет проникнуть во все тот же внутренний мир героя, которому очевидно посвящены оба фильма.

Игра происходит на поверхности. Но фильм претендует на глубину. Недаром говорят о неких «экзистенциальных» основаниях сюжета.

***

Но здесь я вынужден остановиться. Хотя в фильме Мишеля Франко один этот прием может объяснить, почему фильм точно не удался и причем тут болезнь главного героя.

Только еще раз повторю, что оба фильма — и «Закат», и «Преступный человек» — ставят зрителя в изначально неравное положение, причем это неравенство оказывается банальным обманом, а вовсе не попыткой зафиксировать некую «непознаваемость» или «таинственность» происходящего. Сюжет приобретет характеристики детской загадки, которую задает взрослый, зная ответ и желая вызвать у ребенка реакцию удивления. К сюжету, внутреннему состоянию героев, даже к режиссуре как таковой это не имеет никакого отношения. Однако продумывается и создается с той тщательностью, которая вызывает искреннее удивление или, вернее, негодование.

Настоящим текстом я хочу выразить решительный протест подобным фишечкам современной фестивальной кинодрамтаургии!

Больше подобных материалов на канале «Новой Школы Притч» и в телеграм-канале «Озарения А. Елизарова»: подписывайтесь