Ганимед был прекраснейшим из рожденных среди смертных, и поэтому боги забрали его к себе, чтобы он разливал вино Зевсу, ради его красоты, чтобы он мог быть среди бессмертных.

Гомер

В зеркале появилось лицо. Небольшой аккуратный нос, большие глаза, мыльные капли воды на коже. Легкие волосы, немного вьющиеся на концах. Он был сложен прекрасно, разве что худоба в некоторых ракурсах не шла ему. Узкая грудь, впалое солнечное сплетение. Вода перестала шуметь. В Его комнате было тихо и темно. Плакат висел на одном дыхании. Все домашние уже давно разбежались по рутинным делам. Нинка нарочно забыла дневник. Мама забыла оставить деньги в шкафчике. Он оделся, осмотрел стол на предмет забытых предметов и вышел, забыл надкушенное яблоко на столе.

Коридор колледжа шумел, люди толпились у дверей кабинетов сжимая свертки своих работ в ожидании просмотра. Пахло кофе, кто-то оставил банан на скамье рядом с тетрадью. Старшие студенты курили у окна и кто-то из них иногда проезжал мимо входа в большую студию на скейтборде и уставшая уборщица гнала их на улицу. Каждый полугодовой экзамен преподавателям вспоминались разные их житейские слабости: кому-то покупали бутылку коньяка, а кто-то довольствовался французскими винами, сладостями или цветами. Дмитрий Михайлович не любил сладкого, отказывался от цветов, пил определенные никому не известные чаи и не давал поблажек. Постоянным был слух о его наличии анкеты на сайте однополых знакомств. Как говорили девочки из художественного корпуса: его анкета то и дело появлялась и исчезала. Некоторые из них, даже вели с ним переписку с поддельных аккаунтов. Говорили еще что Дмитрий любит присылать свои голые фото в странных позах из класса где обычно стоят натурщики. Якобы одного из них он даже просил о совместном фото. Ни имен ни дат. Этот слух всплывал периодически, но кажется что никто по настоящему в него не верил. Дмитрий Михайлович же никогда не подавал вида, вел себя сдержанно, и никто так и не решался попробовать спросить его о сексуальных предпочтениях.

— Я знаю, что вы не большой любитель балета. — Дмитрий заглянул в его тетрадь — но вы наверняка что-то любите?

— А…

— Быть может, вы знаете что-то о художнике связанном с балетом Дягилева?

— Подскажите?

— Это невыносимо.

— Ларионов?

— Тепло.

— Кандинский?

— Хододно.

— Пикассо?

— Другой! — Дмитрий нахмурился.

— Бакст…?

— Верно.

— Фуф

— Дальше даже нет смысла пробовать.

Взять и сказать ему. “Все знают какой ты котик, мудила”. Висела тишина. Даже муха не прилетела посмотреть на эту скуку. Когда Дмитрий Михайлович изучил Его конспекты, прищурившись он неожиданно добро улыбнулся.

— Вы никогда — он всегда обращался на вы — не думали о том чтобы стать моделью?

Он усмехнулся.

— Что? Не думаю что у меня есть данные. Там все старики еще.

— А все же. У нас с нового семестра уходит Сергей Петрович, ну вы помните его, с бородой, а третий курс нуждается в новом натурщике.

— Я…не знаю, хах, не знаю.

— Узнайте.

Дмитрий порылся в бумагах на столе и протянул ему одну.

— Вот, это договор, почитайте его. Оставьте ваш номер. У вас есть мессенджеры?

«Странный он. А вдруг и правда, он из этих» — подумал Он.

— Телеграм есть. А что с конспектом?

— Ужасно, никто в вашем потоке не способен учиться.

— Поставите?

— Подумайте сами?

— Постаааа-вите?

— Идите, — он черкнул красной ручкой — и кстати, мне показывали ваши работы для Ирины Анатольевны, приятная декоративная живопись. 

В середине зимы, короткие дни забирают силы вместе с уходящим солнцем. Уже после обеда оно начало спешить, люди спешно исчезли из коридора. Он увидел Дмитрия в коридоре, когда тот закрывал кабинет на ключ.

— Вы правда думаете, что я смогу?

— Никогда не видел чтобы молодежь отказывалась заработать.

Его хлипкие волосы в щербатом свете жалюзи местами выглядели золотыми.

— Я думаю, вы худы и молоды. А еще вам не хватает смелости.

— Ага.

— Пришлите мне ваш телеграм.