Тотальный диктант как средство для профилактики энтропии и прокрастинации

В прошлую субботу, 16 апреля, я приехала в РГГУ, чтобы написать «Тотальный диктант» (www.totaldict.ru), что называется, «вживую»: в настоящей учебной аудитории с кафедрой и партами, среди заинтересованных людей самых разных возрастов. В воздухе витало легкое волнение, которое наш замечательный «диктатор», рок-музыкант Сергей Галанин, очень кстати разбавлял жизненными байками и остроумными замечаниями. Это было реальное погружение в студенческую жизнь — пусть всего на 1,5 часа, зато сколько эмоций!

После того, как эмоции утихли, мне подумалось, что «Тотальный диктант» — отличный повод держать себя «в тонусе». Мы же ходим хотя бы раз в год к стоматологу, или придерживаемся какой-то диеты, или отправляемся в спортзал — словом, предпринимаем некие меры против энтропии. Почему бы так же время от времени не проверять свою грамотность, как спортсмен проверяет состояние мышц перед марафоном? Кстати, в этом году некоторые мои знакомые действительно готовились к диктанту как к марафону, посещая спецкурсы по сложным случаям грамматики и пунктуации. Я считаю, что они большие молодцы. Невозможно один раз выучить правило и стать грамотным на всю жизнь, как нельзя один раз накачать себе пресс и расслабиться, полагая, что теперь никакие булочки с корицей вам не страшны.

И вот в связи с этим замечательным событием 16 апреля мне вспомнился один давний Диктант, последствия которого действительно могли стать тотальными — по крайней мере, для нас, тогда еще первокурсников филологического факультета. А именно: тех, кто не справится, обещали отчислить и предать анафеме. Преподавателей достала наша повальная безграмотность. Решено было провести контрольную проверку, которая бы показала реальную ситуацию в нашей группе.

Группа и вправду была весьма занятная: большую часть составляли примерные выпускники, сдавшие ЕГЭ по русскому и литературе на «5», но были и выпускники-плохиши, попавшие на филфак только потому, что «так получилось» (где-то конкурс не прошли, где-то было существенно дороже, чем на филфаке). В общем, студентов, которые дышали любовью к русскому языку и мечтали стать Филологами, были единицы. А некоторые мальчики и просто у нас «перекантовывались», чтобы в армию не забрали. Ничего удивительного в этом, впрочем, нет: то был 2003 (!) год, когда ЕГЭ еще не стал обязательным по всей стране, а некоторые вузы и вовсе наотрез от него отказывались, принимая исключительно по классическим экзаменам. Но в нашей Самарской области всегда любили образовательные эксперименты, и потому все школьники как один активно готовились к ЕГЭ.

Помню, в каком нескрываемом ужасе пребывали преподаватели от нас, «ЕГЭшных» филологов. Чего только мы не наслушались за первые полгода учебы: что если бы не ЕГЭ, никто из нас не поступил бы, что нельзя назвать филологом того, кто так безграмотно пишет, ничем не интересуется, позор-кошмар факультета и т.д. И вот во втором семестре грянул Диктант. Дали такой сложный текст, «на все правила сразу», что пятерок после него не оказалось. Да какие там пятерки: всего две четверки у самых дотошных ботаничек, еще пара случайных троек, остальные — двойки и колы. У меня, вроде бы, была двойка — это значит что-то около пяти-семи ошибок. Пять-семь ошибок в тексте диктанта было достаточно, чтобы все мои ЕГЭшные пятерки и областные олимпиады превратились в ничто!!! Признаться честно, я сама от себя не ожидала, что в моих знаниях окажется столько пробелов! Да и никто не ожидал, ни от себя, ни от кого, ни тем более того, что наша группа попадет в такой ощип. Все–таки вроде как первокурсников принято считать зайчиками и всячески прощать. «Ага, щас». И вот наша группа «недофилологов» погрузилась в депрессию, а преподаватели крепко задумались — нельзя же отчислять такое количество народу. Но нельзя и дальше двигаться по программе, потому что, ясен пень, с такими чудовищными пробелами в знаниях эти студенты просто-напросто сгинут в дебрях «взрослых» лингвистических программ.

Выход был найден очень скоро: в обязательном порядке нам рекомендовали посещать курсы по ликвидации безграмотности. Или пересмотреть свое желание дальше учиться на филфаке. Так что после основных лекций мы, как миленькие, два раза в неделю ходили на факультативную пару, где с нами по школьному справочнику разбирали сложные случаи орфографии и пунктуации.

Однако преподаватели недолго праздновали моральную победу над нерадивыми «недофилологами». У курсов ликвидации безграмотности, при всех их очевидных плюсах, был один существенный минус — их сделали платными. Не очень дорогими, но платными. И если поначалу эль скандаль, прогремевший на всю кафедру, метался только над нашими головами — мол, вот какие неучи понабрались в наши пенаты, мы их разоблачили! — то очень скоро эта грозная стихия развернулась и бумерангом прошлась по преподавателям. Никто не знал, что конкретно произошло, но поговаривают, будто чьи-то родители пожаловались ректору напрямую. Мол, мы и так платим немалые деньги, чтобы наших детей учили, а теперь с нас требуют еще больше, на каких это основаниях?! А объективных оснований, если закрыть глаза на душевную боль преподавателей, по сути, ведь и не было. Ну и что, что студенты не помнят школьных правил пунктуации. Они же экзамены сдали? Сдали. На факультет поступили? Поступили, даже первую сессию закрыли. Ну, а то, что первая сессия выявила критическое число багов, это уже не должно касаться родительского кошелька. Это выглядит, будто кафедра пытается заработать на нерадивых студентах, что, конечно, недопустимо. Это вообще за пределами добра и зла!

И очень скоро сверху пришло распоряжение сделать курсы бесплатными, дабы не возмущать общественность. Но бесплатно ликвидировать нашу безграмотность добровольцев не нашлось — при всем желании иметь одних отличников кафедра не могла оплачивать преподавателю дополнительные часы. Так что мы закончили заниматься где-то месяца через полтора после начала, по сути, разобрав только те ошибки, что были в Диктанте. Никого не отчислили, никого не прибили. Каждый, кто хотел, сделал выводы на свой счет или на счет соседа по парте. И стали мы жить-поживать, и почти тем же составом «молодцов» и «плохишей» потихоньку докатили до пятого курса.

И все же от этого обидного, однажды в сердцах брошенного звания «недофилолог» лично я оправилась только через несколько лет после окончания университета. Потребовалось достаточно много времени и разных ситуаций, которые научили относиться к знаниям не как к обязаловке, к грамотности — не как к чему-то недостижимому, а к русскому языку — с уважением и, не побоюсь этого слова, любовью. (Очень в этом мне помогли книги К.И. Чуковского, например.) Впрочем, это, как говорится, уже совсем другая история.