Эмотиконы (или «смайлы») — знаки, призванные с помощью наглядной графики включить в текст человеческие эмоции. Уже повсеместно распространенные и знакомые каждому, представленные как некоторая универсалия, доступная для понимания вне зависимости от знания какого-либо языка или культуры. Сейчас мы не станем выяснять то, как та или иная «эмоция» может опознаваться в зависимости от контекста в конкретной культуре (ибо это разговор уже не столько о самих эмотиконах, сколько о восприятии тела в том или ином обществе), но затронем тот случай, когда сам эмотикон преобразуется и начинает выполнять специфичную функцию, структурно необходимую определенному (или отсутствующему) дискурсу культуры.

:-)

Улыбающаяся мордочка, рожденная как довольно «прозрачный» и очевидный графический знак, в процессе зарождения и брожения российской интернет-культуры лишился «глаз» и «носа», но вместе с тем приобрел огромное функциональное и символическое значение для интернет-общения как такового. Если рассуждать терминами семиотической теории Чарльза Пирса, то мы наблюдаем трансформацию иконического знака через его бытовое применение как знака-индекса в универсальный (для нашей культуры) символ, или знак, обозначающий особое поле общения или пространство диалоговых возможностей и ограничений. Что же случилось со знаком в этом «бытовом применении», что заставило его стать особым символом или индексом, без которого многим людям в принципе трудно наладить друг с другом комфортное общение в Интернете?

Вряд ли мы ошибемся, если скажем, что неиспользование в текстовом общении скобки как окончания фраз или мыслей часто может являться прямо-таки нарушением некоторой конвенции или неартикулируемого соглашения «общаться просто». Многие люди могут испытывать дискомфорт или скепсис в отношении текстов личных сообщений, оформленных без скобок и других эмотиконов. Такие сообщения кажется им излишне серьёзными, нарочито безэмоциональными (особенно если исправно выполняются некоторые пунктуационные правила — точки, а не скобки или смайлы в конце предложений), короче, подозрительно официозными. Тот, кто имеет привычку сидеть на зарубежных форумах или читать английские комментарии на разных сервисах, может заметить, что такое отношение к оформлению текста в поле интернет-общения является специфичной чертой именно российской культуры. Простая скобка или смайлик без «глаз» и «носа» — уникальное явление, кажущееся экзотикой для американца или японца.

Всё это не просто спонтанное изобретение или случайная эволюция знака, но особый симптом, рожденный нашим публичным дискурсом для собственной структуризации. Этот симптом не локален, он является частью более глобальной картины восприятия публичного в нашей культуре. Здесь я и хочу упомянуть «синдром публичной немоты» или феномен «отсутствия навыков публичной речи», который так назвали и попытались теоретически осмыслить авторы вышедшей в 2017 году книги «Синдром публичной немоты»: история и современные практики публичных дебатов в России». Именно после прочтения этого сборника статей мне и пришла в голову идея осмыслить скобки в таком ключе. Авторы приходят к выводу, что в отечественной культуре, после долгой истории политической (а в более широком смысле и общественной) немоты, нет дискурсивного пространства для осуществления особого рода публичной коммуникации, которая может существовать «посередине» между интимным, «домашним» (или «кухонным», раскованно-эмоциональным) общением и бюрократическим, канцелярским официозом.

В нашей культуре дефицит принятых моделей развития публичного сообщения, мало семиотических условий для производства «серединного» текста, находящегося между приватным и официальным

С неумением дискутировать и модерировать саму дискуссию вне границ «генеральной линии партии», обладая лишь опытом «горячего» обсуждения и спора в кругу друзей, российская культура встречает эпоху интернет-коммуникации. Ей приходится самой изобретать средства для новой публичности и справляться с коннотациями новых способов сообщаться в виртуальном. Коммуникация в Интернете, как визуальное и осязаемое (остающееся на носителе) со-общение, как связь, требующая организации по регламентированным (и научаемым) правилам (минимальная грамматика и орфография, дисциплина слов), пролегает в опасной близости с «официозом», то есть с миром искусственных текстов официальных документов, идеологических речей, учебников и инструкций. Именно такой текстуальный ландшафт и осваивает субъект российского интернет-общения из раза в раз. И именно смайлики помогают с этим справиться: они выступают в первую очередь инструментом дистанцирования и отдаления субъекта от господства известных ему дискурсов материального текста. Ощущая себя всё ещё гостем в этом мире производства текстуальности, зная лишь «неискренний» диалект политиков, учителей и бюрократов, человек сопротивляется текущей коннотативной форме текста, разрушая её графикой якобы непринужденной эмоции. В конечном итоге это и оказывается историей не о синтезе новой публичности, а о постепенной колонизации публичного пространства (ранее монополизированного официальным текстом) всё теми же микро-социальными коммуникативными стратегиями, эффективными на локальном, «кухонном» уровне, но влекущими за собой непредвиденные последствия на следующем — дискуссии, мгновенно превращающиеся в «срачи», то есть постоянный переход на личности и заведомое иронизирование над самой ситуацией дискуссии.

Это, конечно, не значит, что мы вообще не умеем спорить и общаться публично, но означает, что в нашей культуре дефицит принятых моделей развития публичного сообщения, мало семиотических условий для производства «серединного» текста, находящегося между приватным и официальным. Говоря более неопределенно, но, возможно, более удачно, не существует пространства публичной речи, комфортной и безопасной артикуляции согласованного многоголосия мнений. Модус приватного и повседневного общения, противопоставляемый официальному дискурсу, пытается занять место последнего, который, в свою очередь, по известным причинам живуч как само государство; так и сохраняется этот странный баланс, создающий порой сюрреалистические казусы: «немота» самих представителей официального дискурса, которые оказывается вне мира строгих сценариев официальных заявлений, например, на политических дебатах (ныне проводящиеся президентские дебаты сложно отличить по «стилистике» от эфира случайного ток-шоу).

Но вернемся непосредственно к скобкам и их повседневному применению. Скобку легко представить как важное условие социальной интеракции в Интернете. Борьба с точками и недоверие к тексту как таковому (причины чего мы попытались описать выше), то есть отождествление точек с эмоциональной скупостью, дистанцией, серьёзностью или даже враждебностью — условия, на которых субъект готов «открыться» для коммуникации. Одновременно с этим скобки не означают буквальную эмоциональную открытость, но создают пространство для игры со смыслами и помещают говорящего в состояние постоянного иронического соскальзывания с темы. Здесь-то рожица и теряет свои глаза и нос: в знаке иконичность сменяется индексальностью, изображение оптимизируется для новых задач, становится узловой функцией в разнообразных коммуникативных практиках и уже воспроизводится как условность (символический код) специфичных диспозиций в публичном поле.

Хотя это и может показаться состоянием «легкого общения», скобки задают довольно строгий сценарий коммуникации и очерчивают пространство, которое не включает в себя возможности для конструктивности или уменьшает её требование, так как внимание фокусируется на случайных индивидуальных переживаниях здесь и сейчас, на непосредственных впечатлениях от интеракции («перейти на личности»). Участники обсуждения постоянно ощущают возможность или даже потребность отрицания всякого порядка дискуссии (открыто не признавая собеседника или сразу же вменяя ему всю вину за неуспех коммуникации), кажется, что должно быть место для сарказма и мгновенного исключения себя из навязываемого обмена аргументами, так как это воспринимается как посягательство на целостность собственной субъективности («ты меня будешь учить?»). Сообщение изначально нагружается житейским отношением, нарочитой легкомысленностью связи, которая означает самодостаточность субъекта и его мнения («я уже всё решил и знаю, мне остается лишь пошутить»). Здесь в обсуждение редко включаются для консенсуса, но часто для защиты или победы (полемика и ирония). Иными словами, такое пространство диалога позволяет каждому находиться в диспозиции «полноценно знающего» субъекта. Проблема в том, что если субъект говорит, то, исходя из таких диспозиций, это всегда претензия на целостность другого (нарушен нейтралитет, объявлена война, «холивар»).

С одной стороны, существует недоверие к «голому» тексту без скобок и других эмотиконов, с другой — есть неумение и нежелание вступать в конструктивный диалог с другой субъективностью

Стоит заметить, что имеет быть место и намеренная эксплуатация текста без скобок и эмотиконов как «холодного» и безэмоционального (циничного), что только укрепляет и воспроизводит миф о таком тексте как о тексте-доминанте, как о тексте-монополисте. Он может казаться более «рациональным» и имеются соответствующие семиотические способы оформления сообщения, пользующиеся именно этими коннотациями: субъект противопоставляет себя практике со скобками, а также ограничивает использование многоточий и вообще всякого рода намеков на экспрессивность.

Тем не менее, именно со скобки всё началось и именно она впервые позволила столь удачно перенести в публичное пространство комфортный габитус коммуникационного поведения, где оба собеседника знакомы, осведомлены о мнениях друг друга и готовы свободно иронизировать над чем-либо, будучи уверенными в общей перспективе рассмотрения (то есть не оглядываясь на возможность инаковости, другой перспективы, даже её сознательное игнорирование). И поэтому теперь понятно, почему эта стратегия часто провоцирует «срач» в публичном: одни люди будут привлечены чьей-то иронией в их общей перспективе и схожем мнении, а другие ею же будут оскорблены, так как имеют другой взгляд и точку зрения. Комментарии Вконтакте лучший полевой материал: здесь мы часто натыкаемся на попытку скорее иронизировать над случайным информационным поводом (кому-то всегда уже «всё понятно», ему остается лишь обыграть истину), чем вообще что-либо (и, главное, с кем-либо) обсудить — обсуждение будет следствием того, что эта ирония кого-то задела и некто ответил тем же.

Мы не станем утверждать, что скобки это зло и корень проблемы, вовсе нет: описанное коммуникативное поведение возможно, конечно же, и без них, а сами они могут означать лишь ту самую простую улыбку, однако скобки и их некоторая эксклюзивность для нашей культуры указывает на структуры публичного поля, специфичного для нас. Скобки — нечто вроде панциря для текста, настроенного скорее на дальнейшую интериоризацию и подтверждение уже внутренне-закрепленного впечатления, которые мы разделяем лишь с потенциальными единомышленниками. Скобки (или точнее та традиция, в которой они появились и употребляются) ограничивают возможность для экстериоризации, то есть для эскплицитного размышления и готовности создать в таких пограничных и гетерогенных условиях новое суждение, так как в культуре существует изначальное недоверие ко всякой экстериоризации (как к официальному дискурсу, который до сих пор старается быть монополистом публичного рассуждения), её возможность ассоциируется с навязыванием мнения, с пустым трёпом, бессмысленным теоретизированием и обреченностью на разобщенность («пусть каждый останется при своем мнении»). Это чуть ли не визуальная или телесная метафоризация: мысль или фраза «округляется», углы сглаживаются, чтобы ловко проскользнуть среди толщи таких же сообщений и прийти вновь к себе же (отразиться во взгляде тех, кто разделил иронию). С одной стороны, существует недоверие к «голому» тексту без скобок и других эмотиконов, с другой — есть неумение и нежелание вступать в конструктивный диалог с другой субъективностью. В обоих случаях Другой и потенция открытой связи с ним ощущается как угроза собственной субъективности, тут и спасает ирония: я говорю с мягкой улыбкой, имплицитно разделяя свою истину с союзниками и приводя этой самой имплицитностью и полунамеками в бешенство врагов, которые агрессивно реагируя на меня, компрометируют себя же. Так создается статус-кво, где каждый останавливается на границе публичного, чтобы со странным чувством комфорта ухмыльнуться смутным фигурам на той стороне.

Используемая (и рекомендуемая) литература:
__________________________________________________________________________

«Синдром публичной немоты»: история и современные практики публичных дебатов в России // М.: Новое литературное обозрение, 2017. — 424 с.