Zabriskie Point — это местность к востоку от знаменитой Долины Смерти, что в Калифорнии. С легкой руки Микеланджело Антониони, «Забриски Пойнт» (Zabriskie Point, 1970) стал символом эпохи крушения надежд.

Первая половина 1970-х была уникальным временем. В рамках массовой, в общем-то, культуры, стали один за другим появляться шедевры невиданной силы, поднимающие подлинно философские вопросы всерьез. Достаточно вспомнить концептуальные альбомы Pink Floyd (их музыка, к слову, звучит в рецензируемом фильме), «Разговор» Копполы и «Таксиста» Скорсезе. Впрочем, в кинематографе пальму первенства держали, как всегда, итальянцы. Возможно, именно «Забриски Пойнт», фильм крайне тяжелый, сложный и умный, стал краеугольным камнем этого короткого, но невероятно плодотворного для мировой культуры периода.

Вообще, писать рецензии, статьи и даже книги о фильмах Антониони в попытке что-либо объяснить, задача поистине неподъемная, хотя бы уже потому, что фильмы его открыты для бесконечного количества интерпретаций. Причем, в отличие от многих других режиссеров, Антониони интерпретации режиссировал, конструировал, будучи творцом (creator) в самом истинном не опошленном смысле.

В 1986 году, в совсем уже другую эпоху — не Антониони, но Вендерса — у знаменитого французского философа Бодрийяра вышла книга под названием «Америка». Если открыть эту книгу и попытаться ее читать (особенно главы, посвященные Калифорнии), может показаться, что читаешь комментарии к «Забриски Пойнт», причем, довольно поверхностные: «Америка — не сновидение, не реальность, Америка — гиперреальность. Она гиперреальна, поскольку представляет собой утопию, которая с самого начала переживалась как воплощенная. Все здесь реально, прагматично и в то же время все погружает вас в грезу. Возможно, истина Америки может открыться только европейцу, поскольку он один в состоянии найти здесь совершенный симулякр, симулякр имманентности и материального воплощения всех ценностей».

Различие в том, что Антониони, этот великий кинодокументалист, снимал свой отчет из самой гущи событий, из эпицентра взрыва (ровно как оно символически и показано в фильме), в то время как Бодрийяр, принадлежавший к другому поколению француз, наблюдал Америку «после оргии», «после конца», когда радиоизлучение заметно понизилось.

Но почему Америка? Тот же Бодрийяр писал: «Америка — это оригинальная версия современности, мы же — версия дублированная или с субтитрами». То есть, надо понимать, что и в случае Антониони, разговор идет не только об Америке, но обо всей нашей цивилизации в целом. Просто Америка — наиболее наглядный пример. Символ.

Символ чего? Символ краха надежд. Америка для поколения Антониони оказалась последней надеждой на то, что человечество выйдет из того постыдного для себя пике, в котором оно оказалось в 1914-1945 гг. Но выйти не вышло. Человек оказался обречен, заточен в клетке, как та самая набоковская художница-обезьяна. А все его заслуги и достижения, что гораздо важнее, по мнению Антониони, не интересны (отвести взгляд и уехать в закат).

Пройдет каких-то пять лет, и эпоха закончится фильмом того же Антониони («Профессия: репортер») и убийством другого беспокойного гения, Пазолини. Человечество (и его культурный истеблишмент) усвоит урок: следующие поколения «властителей дум» будут потчевать публику проблемами черных вигвамов и живых мертвецов, в общем, сделают всё, чтобы вместо трезвого взгляда на обратную сторону луны воцарилось тотально мгновенное помутнение рассудка.