В электрическом сне наяву

Александр Блок

Закончился новый «Твин Пикс». Парадоксальное, но точное выражение. И продолжения, скорее всего, не будет. Дэвид Линч это не Вуди Аллен, выпекающий, до недавнего времени по две-три ленты за год. Страшно сказать, но за всю, более чем сорокалетнюю кинокарьеру, создатель бессмертных образов агента Купера и Лоры Палмер снял всего-то десять полнометражных фильмов, несколько экспериментальных короткометражек, клипов (включая рекламные) и сериал. Впрочем, всё это не важно. Если бы Линч остался создателем лишь образа не то, что городка Твин Пикс, но одной только Красной комнаты, имя его прочно вошло бы в историю культуры двадцатого века.

Так вышло, что кинематограф — возможно, главное дитя двадцатого века — оказался, в согласии с заветом Модерна (автор данной статьи разделяет мысль о том, что Модерн не закончился, а то, что мы с ужасном наблюдали в культурном мейнстриме последних десятилетий было лишь закономерным эпизодом реакции), самым синтетическим из искусств. Театр, музыка, литература, живопись — всё это вобрал в себя кинематограф, играя дарами всех греческих муз, будто дитя Дионис, в согласии с заветом Ницше, этого пророка двадцатого века.

Так вот, не слишком сильно будет сказать, что Дэвид Кит Линч, уроженец Мисулы, американский кинорежиссёр, музыкант, сценарист, художник, фотограф — один из тех, кто наиболее четко представляет себе, как работает этот синтез. Блестящий — без всяких скидок — художник, оригинальный музыкант, создатель звуковых пейзажей (soundscapes), он как никто умеет сплести при помощи всех доступных аудиовизуальных нитей поражающее воображение нечто (the thing), создать картину, заседающую в нашем коллективном подсознании навсегда.

Кто такой, собственно, художник (artist)? Создатель (по мысли философа Жиля Делёза) перцептов и аффектов. Позволим себе небольшую цитату из фундаментальной работы «Что такое философия?» Делёза и Гваттари:

«Юноша на полотне будет улыбаться до тех пор, пока сохранится само полотно. Под кожей этого женского лица пульсирует кровь, ветер раскачивает ветку, группа людей готовится к отплытию. В романе или фильме юноша перестанет улыбаться, но начнет снова, если вернуться к такой-то странице или к такому-то кадру. Искусство сохраняет, и это единственная вещь на свете, которая сохраняется. Оно сохраняет и само сохраняется в себе (quid juris?), хотя фактически оно живет не дольше, чем его материальная основа и средства (quid facti?) — камень, холст, химическая краска и т.д. Девушка сохраняет ту же позу, что и пять тысяч лет назад, и ее жест уже более не зависит от той, кто его сделала. В воздухе сохраняются те же движение, дыхание ветра и свет, что и в такой-то день прошлого года, и они более не зависят от того, кто в тот день дышал этим воздухом. Искусство сохраняет — но не так, как промышленность, которая, чтобы сделать вещь долговечнее, добавляет к ней специальное вещество. Здесь вещь с самого начала стала независимой от своей «модели», но она независима также и от других возможных персонажей, которые суть и сами вещи-художники, живописные персонажи, дышащие этим живописным воздухом. И столь же независима она от нынешнего зрителя или слушателя, которые лишь задним числом испытывают ее на себе, если они в силах это делать. Ну, а сам творец? Она независима и от творца, в силу самополагания творимого, которое сохраняется само в себе. То, что сохраняется, вещь или произведение искусства, — это блок ощущений, то есть составное целое перцептов и аффектов.

Перцепты — это уже не восприятия, они независимы от состояния тех, кто их испытывает; аффекты — это уже не чувства или переживания, они превосходят силы тех, кто через них проходит. Ощущения, перцепты и аффекты — это существа, которые важны сами по себе, вне всякого опыта. Они, можно сказать, существуют в отсутствие человека, потому что человек, каким он запечатлен в камне, на полотне или в цепочке слов, сам представляет собой составное целое перцептов и аффектов. Произведение искусства — это существо-ощущение, и только; оно существует само в себе».

Дэвид Линч — беспримерный создатель, художник ab ovo. Его образы, герои его снов врываются в нашу реальность (что, собственно, и произошло, уже фактически, в третьем сезоне рассматриваемого сериала), живут здесь, среди нас, своей жизнью. И это — великий дар (the gift) вполне в набоковском смысле. Мы одарены «Твин Пиксом» от Линча, но и сам Линч есть некий дар этому миру, попытка неких высших сил (возможно, того самого Великана с майором Бриггсом), исправить положение дел (смерть Лоры, этой сестрицы Лауры Петрарки, но не только). И сам Линч это, разумеется, прекрасно осознает, впрочем, не без здоровой ироничной отстраненности, высказываясь об этом.

Вообще, Дэвид Линч — и как художник, и как человек — вызывающе здоров и нормален (как, к слову, и любой великий художник, будь то Пушкин, Набоков или Феллини). Нет в его кристальных, как шары, посылаемые Белым вигвамом на Землю, произведениях искусства ни черточки от пресловутого постмодернизма, ни грана шизофрении. Картина мира Линча, как и его Я, поражает своей цельностью, полнотой. Теперь, после третьего акта драмы «Твин Пикс», мы можем наблюдать тотальный крах всех тех, кто упорно видел в Линче только свой хаос и свой внутренний постмодерн. Линч, со всеми своими заимствованиями, с игрой слов, с индивидуальным почерком и атмосферой, несомненно, художник самого высшего уровня, дитя Высокого Модерна, равновеликое Бергману и Феллини явление, заброшенное в результате чудовищного временного сбоя (это художник тоже рефлексирует в сериале) в микроскопический фрагментарный двадцать первый век, в этот чудовищный куб из первых серий сезона. Впрочем, зрители, как всегда отвлекутся на секс и попкорн, пропустят Купера, получат своё, по заслугам.

Бесспорно и то, что Линч — это Купер из финала третьего сезона. Он видит, что все его старания художника по трансформации (вполне алхимической) этой реальности зашли не туда (как зашли они не туда и у всех художников). Он видит всё те же приметы рождающего зла, некоей атомной матери (получившей название — Judy). Дьявол, как известно, боится показать подлинное лицо, потому-то в сезоне так важна тема масок и ложных лиц. Дэвид Линч (по собственному свидетельству в образе агента Гордона Коула) мало что понимает в происходящем, но он, этот великий американский моралист, будет пробовать снова и снова (тут нельзя не вспомнить финал «Репетиции оркестра» любимого режиссера Линча, Феллини, где дирижер восклицает: from the beginning!).

Главная проблема третьего сезона «Твин Пикс» не в Твин Пиксе, не в Бобе, и даже не в Джуди. Главная проблема — в нас, в нашем мире, в котором, как пел в последней прижизненной песне исполнитель роли напарника агента Коула (Линч), Филиппа Джеффриса, Дэвид Боуи: something is very wrong.

Возвращаясь к древнегреческому мотиву, к киноискусству, как игре Диониса, нельзя не отметить, что третий сезон «Твин Пикс» насыщен мифологическими сюжетами невероятно. Собственно, агент Купер явился нам в трагическом образе поэта Орфея (согласно грекам, основателя искусств), который вновь и вновь спускается в ад за возлюбленной нимфой Эвридикой. Вот только адом по Дэвиду Линчу является не мифичный Аид, но современный нам мир, реальность. Ад пуст! Все дьяволы сюда слетелись! — как у Шекспира в «Буре».

Автор этой статьи, как и многие новоиспечённые россияне, посмотрел первые сезоны «Твин Пикс» в 1993 году, по ТВ, будучи двенадцатилетним ребенком. С тех пор минуло без малого четверть века, и все, чем жил ваш покорный слуга, кануло безжалостно в лету. Стёрлась, к примеру, из памяти школа со всей своей школьной программой. Более того, поменялась сама парадигма существования личности в мире. А выдуманный — выдуманный ли? — Линчем городок в штате Вашингтон, напротив, прорастает в реальность все сильнее год от года. Дым после взрыва из ставшей уже легендарной восьмой серии рассеивается, и контуры новой реальности все отчетливее видны. В этом — магия подлинного искусства. Магия, заставляющая, между прочим, юношу, получившего на несколько дней бокс с дисками первых двух сезонов сериала, идти ночевать к подруге, и не спать до утра. И, пока подруга с родителями спят в другой комнате, смотреть серию за серией на компьютере в зале, а в перерывах, держась за ремень, прихваченный к батарее, курить, максимально высунувшись в окно. Что помнит юноша из той эпохи? Забылись, стёрлись лица сокурсников, любимых, друзей. А Купер, Лора, Гордон Коул — вот они, живее всех живых, снова, как и четверть века назад, главные ньюсмейкеры года. И в этом плане, не смотря на то, что сериал «Твин Пикс», кажется, закончится навсегда, городок Твин Пикс и его обитатели, вне всякого сомнения, будут жить вечно. В наших снах. Но не только.