В работе 1915 года «Влечения и их судьбы» З. Фрейд приходит к выводу, что «ненависть старше любви» [1]. Позже в 1929 году он пишет работу «Неудобство культуры», в которой упоминает известное библейское изречение «Возлюби ближнего своего, как самого себя», и далее размышляет над этим тезисом: «Этот незнакомец не только не заслуживает любви, он достоин моей вражды и даже ненависти. Моя любовь — столь ценна, что я не могу разбрасываться ей, если только он не похож на меня, так, что я могу полюбить в нем себя или же если он превосходит меня» [2].

Прежде чем полюбить, нужно решиться на ненависть, или Возненавидь ближнего своего, как самого себя.

Первоначальное Я, столь могущественное и всеобъемлющее, слито с внешним миром и со всеми его объектами. Я субъекта не имеет четких границ, а лишь простирается в бессознательной психической сущности, которая есть Оно. «Океаническое» ощущение, как писал З. Фрейд.

Нынешнее Я субъекта — это остаток того безграничного чувства, соответствовавшего внутреннему единению Я с внешним миром. Объект противопоставляется Я как нечто, находящееся снаружи и требующее для своего появления определенных действий. Все, что может принести Я неудовольствие отбрасывается во вне, от всех неадекватных действий со стороны объекта, которые грозят фрустрацией Я, также следует отказаться во избежание неудовольствия.

Культура, а значит и отношения с другими, построены в определенном смысле на отказе от влечений. Чтобы сохранить отношения с ценным другим, субъект порой идет против себя самого. Чтобы не ненавидеть другого, он возненавидит себя.

Э. Лигнер в тексте «Ненависть, которая лечит» (1980) так описывает этот процесс, который происходит с ребенком в первые месяцы жизни: «Баланс фрустрации и удовлетворения основывается на понимании потребностей развития младенца. Там, где этот баланс отсутствует, депривация развития имеет следствием накопление фрустрационной агрессии и следующее за этим установление защит против выражения этой агрессии с целью сохранить фрустрирующий, но необходимый для выживания объект. Поскольку в этой фазе существует незначительное разделение между интернализованным объектом и Я младенца, закладывается основа для превращения агрессии в непрерывный процесс нападения на свою Самость» [3].

Сохранение дистанции — забота о другом или страх перед ним?

Мощное амбивалентное чувство любви-ненависти, направленное на один и тот же объект, заставляет мобилизовать все силы у того, кто бессознательно уверен, что своей ненавистью может убить любимый и одновременно ненавистный объект. Одним из выходов в таком положении становится сохранение условно безопасной дистанции. Эту условность задает себе сам субъект. Например, держаться друг от друга на расстоянии полтора метра, «спасая» таким образом от заражения вирусом болезни/ зла/ ненависти/ смерти. Внешнее расстояние между Я и другим дает такое же внешнее и довольно зыбкое ощущение безопасности и спокойствия, ведь стоит его нарушить, и вся иллюзорность подобных мер предосторожности рушится.

Запрет на ненависть (а значит, запрет на приближение) возникает вследствие желания сберечь любимый объект. Желание разрушить того, кто дает любовь, хоть иногда и приносит неудовольствие, представляется катастрофическим. Когда неудовольствия становится слишком много и адекватного удовлетворения желаний не наступает, единственной задачей субъекта будет сдерживание ненависти по отношению к другому и направление ее на себя самого. Такое слияние Я и другого, а значит, и невозможность дифференцировать условно плохой и хороший внутренний объект, обрекают субъекта на бесконечное блуждание по минному полю, на котором соприкосновение с другим грозит взрывом страха и ярости, направленным внутрь себя.

М. Кляйн в работе «Зависть и благодарность» (1957) так описывает возникновение этого процесса: «Борьба между влечениями жизни и смерти и производный от нее страх уничтожения себя и объекта собственными деструктивными импульсами являются основополагающими факторами в первоначальном отношении младенца к матери» [4].

Убежать от того, что внутри невозможно, это напоминает сцену с погоней: чем быстрее убегаешь, тем быстрее псы ненависти/ агрессии/ зла догоняют тебя. Поддержание дистанции неизбежно приводит к изоляции субъекта от других, ведь выносить мысль, что он опасен для других и носит в себе потенциальную частичку зла — невозможно, в силу вступает проективная идентификация и тогда его страх и желание избежать других оправданы: это другие хотят заразить его чем-то плохим, это другие хотят убить его, это другие его ненавидят. Субъект становится небольшой автономной атомной станцией, готовой взорваться в любую минуту, часовая бомба, заключенная внутри, мерное тиканье которой сводит с ума. Тот, кто боится, вызывает страх у других, он становится опасным для них тем, что не смеет заявить о своем неудовольствии. Замкнутый круг, в котором люди — лишь переходные объекты, на которые спроецированы собственные страх, злость и ненависть, надежно охраняет несокрушимый Материнский объект, симбиотическая связь с которым слишком сильна, чтобы возненавидеть его.

Примечания

[1] Фрейд З. Собрание сочинений в 26 томах. Т. 13. Статьи по метапсихологии. Т. 14. Статьи по метапсихологии 2 / Пер. с нем. А. Боковикова. — СПб. : ВЕИП, 2020. — 384 с.

[2] Фрейд З. Неудобства культуры / Пер. с нем. Р. Додельцева. — СПб. : Азбука, Азбука-Аттикус, 2014. — 192 с.

[3] Лигнер Э. Ненависть, которая лечит: психологическая обратимость шизофрении: Сб. статей / Эвелин Лигнер; пер. с англ. — Ижевск : ERGO, 2014. — XII, 284 с.

[4] Кляйн М. Зависть и благодарность. Исследование бессознательных источников. Пер. с англ. А.Ф. Ускова. — СПб. : Б. С. К., 1997. — 96 с.