В рассказе, давшем название всему сборнику, герой говорит, что посмотрел фильм — на собственных веках. Хоть он и утверждает, что при этом не спал, фильм очень похож на сон: безграничное, неподконтрольное пространство, в котором происходит все, что заблагорассудится разуму; снилось это, может, не больше минуты, но в детальном пересказе занимает с полчаса времени. Собственно, большинство здешних рассказов напоминают сны: походящие на провокативные перфомансы, абсурдные и забавные истории или просто сценки («Лето», Cool, «Ее подослали врачи» или «Прощание с улыбкой» и многие другие) не имеют начала и конца и разворачиваются в завораживающем, будто выстроенном в студии пространстве.

Наверняка сны действительно могут быть источником вдохновения у Пепперштейна-художника; в сети можно найти короткое видео, где автор подробно рассказывает про один из своих снов — который вполне мог бы занять место в этой книжке. Но мы имеем дело только с пересказами этих снов, не сильно вдаемся в характер персонажей, будто читаем сухие экспликации к произведениям искусства. В том же «Предателе» рассказчик сетует на то, что воспроизвести вживую увиденное им в странном киносеансе (то есть снять настоящий фильм по увиденному) невозможно: яркость красок будет не та, героев таких же все равно не найдешь, да и никакая компьютерная графика не сумеет того, что может воображение. Незачем пытаться заразить кого-то своими эмоциями; гораздо честнее просто описать то, что видел. Вот и получается эдакий сборник сновидений за последние десяток-два лет.

А если думать, что сон получается путем переработки всего, о чем думает человек, сон художника тоже вполне можно занести в списки его работ. Говоря когда-то о «Мифогенной любви каст», Павел Пепперштейн заявлял, что ему интересен читатель, который не имеет никакого представления о концептуализме (под таким пожеланием, пожалуй, мог бы вообще подписаться любой писатель-концептуалист или постмодернист) и, думается, о его собственном творчестве как художника. В самом деле, следящие за выставками Пепперштейна узнают в книге отголоски его выставок. В рассказе «Тень скорпиона. Тайные рисунки Джеки О.» речь идет от лица Жаклин Кеннеди (Онассис), которую после смерти двух мужей стали мучить галлюцинации, и она в виде терапии стала писать и рисовать. Выставка с этими самыми «ее» рисунками открылась в феврале прошлого года в Нью-Йорке. Один из самых «реалистических» текстов в сборнике — «Воскрешение Пабло Пикассо в 3111 году» — по сути является легендой, что придумал художник для одноименной выставки, открывшейся в Москве летом 2017-го. Крохотные рассказы — просто эскизы — «Шар на игле» или Hitler under rain, могли бы стать прообразами новых произведений художника.

Вообще многие навязчивые идеи Павла Пепперштейна находят здесь свое воплощение, только ходи и собирай (что будет интересно, опять же, лишь тем, кто с творчеством автора близко не знаком). Он любит заигрывать с английским языком и в своих интервью призывает не бояться им пользоваться; ну то есть не присваивать его, как кусок земли, а перестать относиться к нему как к чужому. Фильм «Солярис» продолжает его волновать (причем именно фильм Тарковского, а не книга) и отзываться в его голове образами метасуществ, покрывающих единым телом всю землю. Его не отпускает и кинозавод под названием Голливуд, к (этике и) эстетике которого он питает необъяснимую слабость — и пишет несколько новелл, напоминающих синопсис высокобюджетного блокбастера (правда, с комедийным уклоном).

Во что это всё собирается? Рассказы «Предателя ада» — как короткометражки в киноальманахе, где совершенно разные герои живут и действуют в один и тот же момент. Несмотря на то, что момент этот в рассказах расположен то в будущем (отдаленном или совсем близком), то в странном временном пузыре, ничем не отличающемся от наших дней, мы не чувствуем между ними сильной разницы: как если бы в Европе инопланетянин пальцем сжигал «Мону Лизу», а в Мексике в то же время последний коммунист на Земле рассказывал посвященным о вреде капитализма. Будущее у Пепперштейна получается пластичнее и шире, чем, например, у Пелевина или Сорокина, которые, видимо, никогда не забывают, что они писатели, и книги их должны содержать ясное и действующее послание; ведь это и есть их работа — открывать людям глаза. Пепперштейн, не взваливающий на себя непосильных задач демиурга и получающий от процесса больше удовольствия, выстраивает картинку будущего, которое нас не пугает и не повергает в шок; в этом будущем (даже в том будущем, где Солнце перестает быть центром Системы) человек не сильно-то и изменился. Может, поэтому в такое будущее, странное, будто породнившееся с видеоартом, как раз верится легче.

Будущее, где огромные Бивис и Баттхед растаптывают города, прекрасно, потому что несет в себе исцеляющее поражение действующих законов перед необъяснимыми, неземными силами, что, к примеру, заставляют «колоссальный шар, слитый из космически тяжелого материала» держаться на тончайшей стеклянной игле. Вселенные Пелевина и Сорокина не вызывают никакого желания спешить в будущее; мир же Пепперштейна предлагает на выбор несколько дверей в живописные комнаты, где великое поражение (всего, что вы захотите), во-первых, проходит в форме незабываемого шоу, а во-вторых, сулит новую форму жизни по ранее невозможным правилам. Что здесь поражение, а что победа, так сразу и не скажешь. Что рай, а что ад — вообще непонятно, но главное — теперь их можно конструировать собственноручно. Сон, не иначе.

Владимир Панкратов, телеграм-канал «Стоунер»