часть 1

1

Чтобы вы понимали всю степень нашего падения, я расскажу, что один раз спорил о том, что истина есть, а второй раз я спорил о том, что чёрное есть чёрное, а белое есть белое. Нам как главную ценность постдрамы заявляют её антиавторитарность, отсутствие нарратива, единого смысла. Как–то не густо. Подавляющее число людей именно так и живут. И если раньше люди, отвечающие за новации, выступали против безыдейности, то теперь «новаторы» отстаивают её.

Но люди, которые раньше отвечали за новации в искусстве, платили за свое новаторство своим благополучием, они рисковали по-крупному.

А что сегодняшние деятели искусств, которые называют себя новаторами? Чем они рискуют? Ровным счетом ничем, они сбились с театроведами в междусобойчик и установили свою монополию, у них ни одного провала, ни одной непринятой работы, шито-крыто.

Удавшиеся провокации для случайных бедолаг во время спектакля не в счёт. Что теряет Богомолов, который через квакеров раскачивает зал на выкрики из зала? Педалируемая провокация, провокация, возведённая в степень квадрата, не более чем риторическая ловушка, позволяющая сделать видимость непризнанности. Все так называемые провокации делаются для запрограммированного финала с репликой режиссёра: «Для меня зал — это люди, которые заведомо плохо ко мне относятся».

Это дает мандат на оскорбления в адрес публики.

Постдраматический театр — это вообще одна большая риторическая ловушка, эта формулировка применима и к тому, что ставится, и к тому, как это принято обсуждать.

Но самая гениальная риторическая авантюра проделана с главным утверждением постдрамы.
А именно:

постдрама отказывается от концепции авторства.

То есть применительно к драматургу (чей месседж специально деконструируется) и постановщику (то есть он якобы ничего не утверждает). Почему так?

Заявляется дословно следующее: автор — тоталитарное явление, и сколько зрителей, столько и мнений, это следует в постдраме понимать буквально.

Риторическая ловушка заключается вот в чем:

они как бы ничего не утверждают, но критики не потерпят. Они против принципа авторства с вашей стороны, но в тоже время не берут на себя этот груз,

А СЛЕДОВАТЕЛЬНО ОНИ ЛИЧНО В ЧАСТНОСТИ НИ ЗА ЧТО НЕ ОТВЕЧАЮТ.

Они договорились уже до того, что все в театре придумано, и театр сегодня только копирует то, что сделал Мейерхольд. То есть всё воспринимается в театре как буква, которую можно ставить то здесь, то там, и смысл от этого не поменяется.

Но тогда почему в постдраматическом театре нельзя поставить «Конармию» Бабеля как не антисоветский спектакль? Почему любой спектакль про русский XX век ставится с либеральных позиций? Не есть ли в этом логический промах постдраматической идеологии?

Природа постдрамы не позволяет сделать в ней многое, и многое в ней уже очень тесно и очень скучно.

2

Я скажу так: спектакль, гнетущий вас избытком шумовых эффектов, гнусавой многоголосицей перфомонёров, грохотом техники и так далее, деспотически берет ваше восприятие, внимание, душу, кровь, надежды, мурыжит вас пуканием в лужу, а потом выпускает на волю испытывать «постдраматическое послевкусие». Конечно, уже тут на свежем воздухе у вас есть право считать, что спектакль «Медея…» об одиночестве женщин сегодня, или о том, что мы не говорим в жизни слов. Это (бесконечность вариантов расшифровки) в рамках возможной свободы восприятия постдрамы вполне возможно.

3

В рамках постдрамы невозможно только невозможное.

А Невозможное- это то, от чего гибнет любая секта, догма и истерика, потому как невозможное случается, господа!

Культура существует для того, чтобы создавать единое пространство, и в нем нет места для плюрализма в вашем понимании.

Невозможное — это что-то третье. Третьего в постдраме нет, есть только:

1. постдрама — это хорошо, а тут возможно многое множество красок, эмоций и характеристик. Либо

2. постдрама — плохо, а это позиция отвергаема и побиваема. На неё уже готовы ответы вроде обвинений в традициональности, консерватизме, и ругать вас будут так, словно они здесь власть.

Самое мерзкое, что все разговоры о постдраматическом театре ведут в ловушку. Если вам не нравится постдрама, значит мы заранее знаем про вас все.

4

И поэтому постдрама уже выставила вам советы (требования) того, как её лучше понимать, шутка ли!

1. Постдрама советуют нам обнулить свое восприятие

(отключить критическое сознание),

2. не брать во внимание что-то одно в спектакле

(не оценивать),

3. не искать смысла,

(его и нет),

4. Ваша как бы расслабленность помогает вам войти в ткань спектакля как полноценному performonerу этого действия.

(но только по правилам, установленным природой перфоманса).

Даже в пресловутом иммерсивном спектакле что вы можете сделать кроме как слоняться в маске туда, куда вас поведёт помощник режиссёра?

5

Искусство живет за счёт некоего диалога не между собой и самим собой, а за счёт переглядок, допустим, мастера XX века с мастером эпохи Возрождения. Искусство ведёт диалог с теми, кто в зале, и шире — с теми, кто вне зала, и шире — с теми, кто жил вчера и будет жить завтра.

А постдрама напоминает монолог шизофреника с множественным расстройством личности. Он расписывает во всех красках свои преимущества, хотя и бесконечно повторяется, при этом советует, как его лучше понять (чтобы, не дай бог, вы ушли), то есть затягивает дружелюбную удавку на вашу шею.

6

Актёры, предупреждая критику в адрес спектакля во время представления спектакля, озвучивают ваши мысли: «€@&₽9, когда уже всё закончится», «сколько можно, &@~$*%».

Дешёвенький риторический приём смотрелся бы вполне мило и очаровательно в одном спектакле. Но не в подавляющем количестве современных спектаклей!!!

7

Постдраматический театр — это замкнутая система псевдоисканий и бурей стаканей, это среда, в которой говорят «нам было интересно узнать, что такое речь», но в ней никто не скажет вам, ЧТО ЖЕ ТАКОЕ СОБСТВЕННО РЕЧЬ.

Вместо этого Вам покажут движущуюся гортань актёра в режиме онлайн-видео.

Все это игра с восприятием без результата

(если не считать за результат деньги).

Бесконечные частности возводятся в абсолют и бесконечность частностей тоже. Договориться о языке, которым мы обсуждаем современное искусство, принципиально невозможно, потому что каждый раз выдвигаются новые частности.

(продолжение есть!)