Камерный музыкальный театр им. Б.А. Покровского, 15 июня, 19:00. Дон Джеронимо — Алексей Прокопьев, Донна Фиорилла — Надежда Гулицкая, Селим — Алексей Смирнов, Проздочимо — Роман Бобров, Заида — Татьяна Конинская. Дирижер — Алексей Верещагин. Режиссер — Ольга Иванова.

На сайте Камерного музыкального театра и в буклете дирижёром-постановщиком россиниевского «Турка в Италии» назван Геннадий Рождественский. Правда же состоит в том, что даже на премьере 13 июня маэстро Рождественский, хоть и присутствовал, но сидел в первом ряду. Дирижировал же всем блоком спектаклей его молодой коллега Алексей Верещагин. Искусствоведы знают хороший термин «мастерская художника» («картина мастерской Тициана», «художник круга Леонардо», «Рубенс и мастерская») — здесь же впору говорить о мастерской Геннадия Рождественского. Несомненно, идея представить в Москве раритетного Россини принадлежит ему.

Верещагин дирижировал бойко, задорно, в очень быстрых темпах, заставляя солистов изрядно попотеть. Однако целое сложилось. Стоит отметить прекрасно звучащие (и хорошо сыгранные) хоровые сцены — написанные преимущественно для мужских голосов. Очень стройно звучали и вокальные ансамбли, в том числе и без сопровождения. Среди солистов в этот вечер особенно отличились басы — Алексей Прокопьев (Джеронимо) и Алексей Смирнов (Селим) — и баритон Роман Бобров (Проздочимо), соединившие полновесный вокал с хорошим чувством стиля и грубоватым комикованием.

За последнее в ответе Ольга Иванова. Это её первая режиссёрская работа в статусе «художественного руководителя оперной труппы». Такая должность появилась в театре после упразднения другой — главного режиссёра — и некрасивого увольнения с последней Михаила Кислярова. Иванова — режиссёр как минимум не менее опытный, чем Кисляров: на её счету около 100 спектаклей, в том числе пять постановок в Камерной театре («Кровавая свадьба», «Ревизор», «Черевички», «Так поступают все женщины», «Бег»). Кстати, в 2009-2010 годах она четыре месяца занимала должность главного режиссёра театра (как раз до Михаила Кислярова).

Главное достоинство постановки — смелость, с которой режиссёр тащит на сцену всё, что приходит на ум, превращая оперу Россини в фейерверк шуток и балаган. В ином спектакле это, может быть, вызывало бы раздражение, но не здесь. У либреттиста Феличе Романи сюжет развивается понарошку, в фантазиях драматурга Продочимо, готового поставить на уши весь мир, лишь бы в результате получилась сносная пьеска, которую не стыдно предъявить публике. Россини сопровождает этот сюжет пусть неглубокой, но очень эффектной музыкой, в которой последовательно выкладывает на стол все свои музыкальные козыри, которые привык таскать из оперы в оперу (из той колоды, что для опер-буффа). Несколько номеров к этой опере, кстати, написал некий неизвестный соавтор.

Разнообразных гэгов в постановке Ивановой, может быть, и многовато, но почему бы и нет — их много и в музыке. Ничего особенно нового и оригинального в этих гэгах не увидишь, но, опять же, почему бы и нет — у Россини мы примерно то же самое слышали в «Итальянке в Алжире», написанной годом раньше. Зато в спектакле с лихвой отработан приём «театр в театре», заявленный в опере. Действо не только спровоцировано амбициями драматурга Проздочимо, но и попутно снимается на видеокамеры телевизионщиками (даром что эта тема была год назад освоена Александром Тителем — «Любовь к трём апельсинам», МАМТ). Одна и та же сцена может одновременно и соответствовать либретто, и тут же сопровождаться дополнительным пародийным комментарием: то поющая очередную арию Фиорилла (Надежда Гулицкая) вдруг оказывается на лодке рядом с кривляющимся, чересчур старательным гондольером, то выясняющие отношения Джеронимо и Селим одновременно начинают шутливые спортивные состязания. Колонны, изначально отсылающие к классической итальянской архитектуре, очень скоро, подсвеченные красным цветом (несколько навязчивым), оборачиваются дизайнерским решением какого-нибудь современного отеля. Надпись «идёт съёмка» то вспыхивает, то потухает. Сюжет разворачивается то прямо и логично, то нелогично и немного не всерьёз.

В конечном счёте, зал смеётся, как в крепко сбитой антрепризной комедии — точно там, где это нужно постановщику. Что ещё надо в опере-буффа? В Москве не так уж много комических опер, поставленных в самом деле смешно.