Премьера «Киры Георгиевны» в Студии театрального искусства сегодня; вчера мы были, получается, на генеральном прогоне.

Из текста Виктора Некрасова (предложенного для постановки художником Александром Боровским) Женовач вылепил Чехова: метания и мечты, некоммуникабельность и изломанные жизни, светлая грусть и человеческая слабость, исповеди — и собеседники, которые не слышат друг друга. И это правильно: всё лучшее в советской послевоенной драматургии (исключая Горина) восходит к Чехову. Правда, некрасовская «Кира Георгиевна» — повесть, а не пьеса. Но на спектакле это незаметно: проза оказалась крепкой драматургией, не понадобились даже фразы от третьего лица. И хвала режиссёру, который эту драматургию увидел.

«Кира Георгиевна» — второй спектакль СТИ на малой сцене (первым была давняя платоновская «Река Потудань»). Актёры обезоруживающе близки к зрителям. Мы сидели в зале рядом с Сергеем Качановым (Николай Иванович в спектакле). Помню не слишком приятный (для меня) опыт общения с этим актёром в моё вгиковское время: он резко осудил мой сценарий, присланный ему на прочтение; сейчас, спустя два года, он вряд ли об этом помнит (да и зачем). Когда он садился рядом — в ночной пижаме, в тапочках, с тёплым пледом, такой домашний, — мне захотелось поздороваться. «Здравствуйте», — ответил он и улыбнулся; всё это, кажется, не выходя из роли.

Мария Шашлова (Кира Георгиевна) прекрасна, этот образ — её на все сто, как и главная роль в «Захудалом роде». Интересно будет посмотреть на её Киру Георгиевну лет через десять, когда актриса приблизится к героине по возрасту. Предположу, что эта роль будет созревать и углубляться со временем. Возможно, и роль в «Захудалом роде» изначально была навырост; возможно, роли навырост — характерный для СТИ феномен. Сергей Качанов предсказуемо точен и обаятелен. Безупречны Андрей Назимов (Юрочка) — возможно, это его лучшая театральная роль, и жаль, что он сейчас занят всего в четырёх спектаклях, — и Полина Пушкарук (Мария). Она в финале спектакля за 3-4 минуты создаёт образ настолько глубокий, что он активно и резко перестраивает актёрский четырёхугольник, до той поры полностью заполнявший сценическое пространство. Вопросы возникли лишь по поводу Дмитрия Липинского (Вадим) — и, скорее, концептуального характера: только ли сыгранный им персонаж — бывший зэк, лагерник, жертва репрессий, представитель советского «потерянного поколения»? Не слишком ли много романтического, «оттепельного» в персонаже спектакля? Впрочем, это вопрос интерпретации.

В целом, актёрский ансамбль выстроен тонко и стройно, что особенно видно в спектакле, где актёры находятся от зрителей на расстоянии вытянутой руки. Учитывая, что Сергей Женовач пользуется минимальными средствами (в плане декораций, света, музыки), весь груз спектакля ложится исключительно на исполнителей пяти ролей. Для каждого из них этот спектакль точно станет визитной карточкой.