Вот я помню, что бабушка у меня была очень верующая. Правда вера эта у нее была своя собственная, как и у большинства русского люда. Например, вера совсем не мешала бабушке хранить под подушкой фотографию женщины в белом платке с надписью «Бог вам в помощь». Бабушка уверяла, что это не обычная женщина, а божий человек, который пишет книги о христианстве, рассказывая всю правду, которую от нас утаивают в Библии, и если так вот ее класть все время под голову, то она избавляет от бессонницы. К сожалению, я позабыла имя этой предприимчивой звезды уже давно бальзаковского возраста, но отпечатана она была тиражом в 300 000 экземпляров и продавалась в палатках «Союзпечать».

Если со средством от бессонницы все было в порядке, то с очищением воды случались перебои. Сначала этим промышлял Кашпировский, но позже в его способностях заряжать воду через экран усомнились, и бабушка стала настаивать питьевую воду у открытой балконной двери, капая туда святой водички для верности. «Хуже-то все равно не будет» — говорила она, обрабатывая пипеткой трехлитровые банки одну за другой. Предполагалось, что воздух с улицы «сдувал» всех вредных микробов, а хлорка испарялась. Так ей сказали в передаче по здоровью. Готовить хлеб насущный помогал красный кирпич из полуразрушенного тогда Новоспасского монастыря, который вопреки всем заповедям был уволочен и сделан собственностью темной зимней ночью. К этому предприятию бабушка готовилась серьезно: ходила, присматривала, чтобы был определенного цвета и размера, да лежал у входа, чтобы раз- хапнуть и по газам до дома в валенках. Кирпич лежал в духовке и создавал с божьей помощью жар нужной температуры.

Был у нее в квартире и домовой. И, кстати, у ее соседки — тоже. Бабушка утверждала, что он живет в мусоропроводе, который подводился прямо к кухне, по этому нам надо было оставлять горку конфет у стеночки, а то «домовой может разозлиться и расцарапать тебя ночью». Две недели я умоляла родителей не возить меня в гости, где обитает нечисть и заряжается вода, потому что искусственные цветы в вазах и иконы на стенах внушали ужас, особенно спросонья.

Но родители не соглашались с моими доводами и продолжали отдавать бабушке на растерзание по воскресеньям.

На пасху было совершенно необходимо таскать меня в церковь святить куличи. В принципе, я ничего против не имела. Даже наоборот, сердце грело от того, что не только одна моя бабушка верила в домовых и фотографии под подушкой: пока стоишь на морозе с толпой маразматиков, обсуждающих, не запрещает ли Новый Завет класть в кулич разноцветные шарики «Эмэмдэмс» или будешь гореть за это в аду, наслушаешься разных страстей и запросто поверишь в потустороннее. Например, в одну из таких Пасх, женщина в очках громко рассказывала батюшке историю про то, как ей сразу после ремонта приснилась Богородица и посоветовала повесить на окне голубые занавески, а не фиолетовые, которые красовались там прежде. Женщина при этом энергично крестилась и благодарила всех присутствующих за то, что длань Господня привела ее в храм, а иначе она бы до сих пор жила бы с фиолетовыми занавесками и даже не о чем бы не подозревала. Тоска и печаль обуяла меня в тот день, потому что у нас-то денег на занавески тогда и не было, а значит, и шанса, что Богородица снизойдет относительно совета по улучшению комнатного дизайна, не имелось.

Из всей толпы бабулек обычно выделялась одна самая вредная, которая брала на себя функцию обличающего: не та юбка, не тот головной убор, кулич не с такой свечкой, да мало ли грехов, оскорбляющих небожителя? При этом, оружие возмездия обычно сидело, развалившись на стульчике, который запасливо с собой притаскивала. Ну, то есть готовилась она заранее и с трепетом. Прямо как в поликлинику. Самое интересное, что разговоры о духовном не мешали верующим светить вместе с куличами ватрушки, пирожные, батончики «сникерс» и даже куски докторской колбаски. Иногда мне казалось, что батюшка вздрагивал при виде всего этого, но за неимением иной паствы, смирялся.

Потом был еще воскресная школа и церковный хор, потому что к несчастью в 8 лет у меня прорезалось сопрано. Бабушка желала мне выйти замуж девственницей за соседствующий баритон и уже готовила своим правнукам крестильные рубашки. Однако, моему безоблачному будущему сбыться было не суждено: после неожиданной смерти главного знатока православия в нашей семье, надобность петь по воскресеньям отпала. Со спокойным сердцем я повесила платочек на крючок в коридоре и спросила у родителей позволения заняться конным спортом. Те дали добро.

После этого все стало как-то проще и свободнее: никто больше не акцентировал внимание на ритуалах и мне предоставили самой со всем разбираться: на вот, дескать, книжки читай, если хочешь, а хочешь — клади под подушку от головной боли или чего-нибудь еще.

Но все равно все эти походы светить куличи тогда, в начале девяностых, дали мне серьезное представление о том, что же за люди составляли костяк правоверных: Бог у них обычно живет по углам, в иконах и календариках, карая своей дланью всех язычников. Но повесить булавку от сглаза на кофту лишним все–таки не будет, да и соль через плечо побросать — тоже. Такие что ли карнавальные актеры: лев-царь зверей, лисичка, заяц с накладными ушами. И если вдруг видишь, что у волка оторвался хвост по дороге, у кота отклеились усы, а соловей вдруг кричит петухом, то невежливо на это указывать. Потому что это бесполезно — они все равно в образе. Нет, бывают, конечно исключения, но основная масса — она такая вот, нелепая, наивная, глупая, со своими толкованиями и убеждениями, порой не имеющими отношения к реальному учению, а просто использующая какие-то отрывочные сведения. Ну так это же везде так. Найти хорошего экономиста сложновато, что уж говорить о верующем?

Время от времени я продолжаю заходить в церковь. Скорее по любопытству, чем по зову души. Например, в восстановленном Новоспасском монастыре, том самом, откуда моя ныне почившая бабушка воровала кирпич для жару, есть две такие тетрадки, лежащие у торговой палатки внутри храма. В одной люди пишут просьбу, а в другой результат выполненных просьб. Не знаю, кто положил их и зачем, но полистать такое бывает очень интересно. Есть просьбы о насущном: «Господи, помоги, жена Катя сломала ногу, скорей бы выздоровела!». И о будущем «Господи, совсем Митя сбился с пути, стал наркоманом, ходит вечерами в компании. Вразуми, наставь его на путь истинный». Бывают просьбы и уж откровенно бытовыми: «Господи, помоги, не хватает денег на детскую коляску». И номер телефона. Бог, обязательно позвонит, когда будет время. Также, как Богородица посоветует выбрать занавески. В тетрадке выполненных просьб содержатся истории про то, как в квартиру где-нибудь в районе Новых Черемушек пришло чудо в виде капитального ремонта. Или выздоровела внучка от дизентерии. Или Коля бросил пить и женился. Бывают и стихи с рифмой типа: «Но Иисус нас спасет — к нам с небес он идет». Или комиксы на христианскую тематику: человечек хотел повеситься, а потом пошел молиться в храм. А конечный рисунок человечек и Бог в виде приведения держатся за руки. Такая вот, целая империя на клетчатых засаленных листиках. С особенной теплотой я отношусь к Новодевичьему монастырю, где есть знаменитая Софьина башня, исписанная желаниями и мольбами к святой Софье. Одно время там красовался крик души, выведенный синим фломастером: «Святая Софья, помоги похудеть».

Тогда лимит моей внутренней злобы начинает сильно зашкаливать. Например, хочется сильно ударить по бамперу батюшкиного «лексуса», не влезающего по ширине в переулок и припаркованный на проезжей части, или руки тянутся схватить за грудки и хорошенько встряхнуть православную активистку, утверждающую, что творчество детского писателя Григория Остера направлено на подрыв традиционных устоев русского общества. Или накатывает ярость при виде, как пузатый, нечесанный мужчина с двойным подбородком и крестом на шее, сидя на деревянном стуле ручной работы, говорит о том, что он — верущий, и что его чувства оскорблены. Так вот, когда все эти люди в очередной раз дают о себе знать, то я обязательно вспоминаю фотографии под подушкой и монастырские тетрадки с просьбами и понимаю, что нельзя на таких людей обижаться. Ну просто нельзя.