Морщины, глаза, брови, улыбка, смех, слезы — жизнь лица человека принято считать отражением эмоций и внутреннего, психического состояния. Мимические морщины вокруг губ, глаз, на лбу указывают на специфику характера, состояние человека или на его/ее намерения. Но что происходит с лицом, когда оно попадает под надзор тайной полиции — видеокамер, снимающих, анализирующих, архивирующих информацию о лице, зачастую помимо нашей воли?

Эта статья посвящена документальному фильму «FACE_It!» немецкого режиссера и видеохудожника Герда Конрадта, анализирующего вопросы цифровой безопасности и внедрения системы кодирования и распознавания лиц. Фильм участвовал в фестивалях: в 2020 году в «Design Bienale (BIO 26)» и «Goethe-Institut» в Любляне. Также Гёте-Институт в России представил в 2021 году в четырех городах — Москве, Калининграде, Перми и Нижнем Новгороде — междисциплинарный выставочный проект «DATA CTRL CENTRE», посвященный вопросам медиаграмотности и защиты данных в интернете. Завершающими событиями проекта стали показы фильма «FACE_It — лицо в эпоху цифровизации». А 14.12.2021 состоится онлайн-митап «Не теряя лица: жизнь в цифровую эпоху»

Документальный фильм «FACE_It!» исследует актуальную проблему дигитализации субъекта в эпоху цифровизации и надзорной социальности, формирующей идентичность гражданина под зорким и тотальным взглядом видеокамер. Отправной точкой фильма и триггером для самого Конрадта стал вокзал «Зюдкройц» в Берлине, где в 2017 году проходило тестирование новой технологии Системы кодирования лица («FACS»). Цель «пилотной версии» программы — анализ биометрических данных и автоматическое опознавание человека: лица пассажиров регистрируются камерами и автоматически идентифицируются. В ходе техносоциального эксперимента в пространстве вокзала установили 77 камер, при этом зона, где присутствовали аппараты, маркировалась как зона тестирования и апробации система «FACS». Триста человек участвовали в проекте, добровольно подвергая свое лицо оцифровке и идентификации.

Из фильма мы узнаем, как система «FACS» анализирует лицо субъекта, переводит основные черты лица в код, сравнивает с личной информацией, размещенной в интернете, социальных сетях и идентифицирует человека. Цель теста — определить надежность и оперативность работы системы, устранить сбои, заодно столкнуться с общественным резонансом, сторонниками и противниками дигитализации лица-персоны, а затем внедрить новую систему «FACS» повсеместно. (Подчеркну, что события касаются 2017 года, выпущен фильм в 2019 году и созерцание мест массового скопления, вокзалов, улиц, наполненных людьми без масок, сегодня выглядит уже приметой далекого прошлого: в эпоху перманентного присутствия коронавируса на планете — маска, балаклава, закрытое лицо стали предметом не антисоциального поведения, а наоборот — признаком социальной ответственности, благодаря которой системам распознавания лиц стало практически невозможно исполнять свои функции).

С точки зрения дискурса госбезопасности подобные технологии цифрового контроля на службе полиции ускорят раскрытие преступлений и, в итоге, повлияют на снижение уровня преступности, терроризма. Такая позиция в фильме задается государственным министром цифровых технологий — Дороти Бэр, представителями полиции и разработчиками. Помимо официальной точки зрения, в фильме артикулируются позиции людей из различных сфер: художника Юлиуса фон Бисмарка, руководителя Центра искусств и медиа (ZKM) в Карлсруэ Петера Вайбеля, египтолога Фридерики Зейфрид, исследовательницы литературы Зигрит Вайгель, художника, активиста, защитника данных Паделууна, открыто выступающего против мании по сбору личных данных.

Задача фильма — инициировать полемику вокруг тотальности цифрового контроля, к которой режиссер относится с бдительной настороженностью и опасением. Отношение к дигитализации вырисовывается из множественности голосов участников и участниц фильма. «Кому принадлежит лицо, когда оно становится кодом посредством оцифровки?», — общий вопрос, задаваемый спикерам. Свои позиции озвучивают сторонники защиты личных данных, художники и государственный министр по оцифровке, в результате чего создается полифонический документальный фильм, не уклоняющийся ни от оптимистической, ни от критической классификации технологического прогресса. При этом очевидно, что никто из спикеров не бравирует за утечку личных данных и создание общества тотального цифрового контроля.

Несмотря на разнообразный состав спикеров расстановка сил все же кажется неравной: за осторожную цифровизацию и лоббирование дигитализированного контроля выступают властные и провластные структуры (министр и ее подчиненные). Художники, исследователи, активисты — уверенные противники установок видеокамер, распознающих личность в общественных местах, сбора данных и тенденции дигитализации социального пространства в целом. Последние упрекают дигитальность в нарушении личных границ, считают неэтичным вторжением в интимное пространство, в итоге — нарушением прав человека, демократических ценностей общества, ведущим к обществу контроля и подчинения. В этой парадигме камера расценивается, как око «большого брата» и ассоциируется с самим ужасными образами антиутопий, живописующими тоталитарные государства. Камера, собирающая и передающая информацию, становится вездесущей надзорной инстанцией, приводящей к интериоризации контроля — самоконтролю. Общество приобретает структуру фукианского кошмара — паноптикума. Функции камеры расцениваются как исключительно диспозитивная власть, подавляющая свободу субъекта на телесном уровне. И здесь фильм затрагивает более глубинную проблематику: не столько микро-, макро-, и био-власти, сколько отношение к копированию и кодированию телесности субъекта. Спикеры многократно подчеркивают некую социальную фрустрацию от идеи того, что лицо человека переводится в цифровой код. Собственно, и сам фильм называется «FACE_It!». То есть — основной герой и проблема — это именно лицо и его дигитализация.

На базовом уровне участники фильма делятся, скажем так, на семиотиков и пост- или анти-семиотиков. Сама машинерия технологии распознавания лиц построена на бинарном коде — оппозициях. Изображение человеческого лица переводится в двоичную систему, анализируется в сравнении с аналогичной по своей природе информацией, обитающей на пространстве оптоволоконной сети. Дигиталицации редуцирует человека, во-первых, до его головы, а точнее — лица, нивелируя телесность, и далее — до «1» и «0» — до бинарного кода. Лицо подвергается математизации и строгому структурному анализу.

Пост- или анти-семиотики, яркой представительницей такой логики в фильме выступает исследовательница литературы и культуры Зигрид Вайгель, размышляют в духе лозунгов, манифестирующих позицию демонстрантов в Париже 1968 года — структуры не выходят на улицы. В этой парадигме, и с точки зрения Зигрит Вайгель, человек не сводим к стабильной двоичной структуре, поскольку перманентно находится в состоянии становления: лицо никогда не равно ни себе, ни знаку, оно трансформируется, преображается, становится интерфейсом разных импульсов, ощущений, настроений. Более того, и человек не сводим к своему лицу, являясь телесной целостностью. Двоичный код не в состоянии ухватить имманентного становления и динамики лица, то есть — субъекта, — аналогичной позиции придерживается в своих рассуждениях и художник, аукционист Паделууном. А Юлиус фон Бисмарк собственноручно создал инсталляцию на тему мимического становления — Смайлик. Он инсталлировал Смайлик на маяке, где также устанавливалась камера, считывающая выражение лиц прохожих, компьютер обрабатывал информацию, посылал сигнал и Смайлик менял выражение лица, отражая мимику социального окружения, становясь зеркалом прохожих.

Проводники и противники цифровизации охарактеризованы разным отношением к знаку. Для первых человеческое лицо переводимо в знак, для вторых — нет, поскольку субъект не может быть константным знаком с четко закрепленными означающим и означаемым. Полемика осложняется и тем, что речь по-прежнему идет о лице. На протяжении уже многих столетий неким клише стало высказывание, провозглашающее лицо зеркалом души или как минимум интерфейсом, отображающим внутреннее состояние (эту позицию в фильме разделяют как раз художники и исследовательница культуры). Лицо — это знак индивидуальности, манифест субъектности. Хотя семантика слова также подразумевает и ситуативность, социальность лица: этимология восходит к личине — маске, как и персона — маска. И эта маска служит резонатором и медиатором состояния субъекта, переводя его из внутреннего — во внешнее. Лицо включается в логику репрезентации и по-своему становится знаком состояния. Однако, когда включается идея запрета на посягательство на лицо или его изображение, — мы сталкиваемся с иконоборческой традицией, которая предполагает за лицом глубинный метафизический горизонт (как в клише о зеркале души), который профанируется технологиями, совершающими какие-то операции над лицом: фотографирование, копирование, оцифровывание, воспроизводство и т.д. В таком контексте лицо становится иконой — образом, за которым стоит нечто большее, чем социальная роль. Поэтому часть авраамических религий табуирует изображение лица, считая, что фотография (аналоговая или цифровая), видеосъёмка и даже живопись крадут сущность субъекта. На этой же коллизии построен ряд нарративов романтической литературы: «Портрет Дориана Грея» Оскара Уайльда, «Портрет» Николая Гоголя и т.д. Любое изображение лица приводит к похищению личности или к извращению сущности — парадигма иконоборчества актуализируется и в 21 веке в спорах о «демонической» цифровизации.

Так проблема дигитализации или оцифровывания лица затрагивает и базовые проблемы репрезентации. Жан Бодрийяр в «Симулякрах и симуляции» предлагал стратегию анализа культуры исходя из разного отношения к знаку в ней. И участники дискуссии в фильме маркируют переход от отношения к лицу, как к доброкачественному образу (иконе), которому мы верим и который отражает фундаментальную реальность, стоящую за лицом (сущность или душу человека), — к чистой симуляции, связанной с гипперреальностиью сети. В первом случае — образ, по Бодрийяру, имеет «сакраментальный характер». Такое отношение к образу и копированию лица можно найти в религиозных и архаичных культурах, у иконоборцев. Но страх перед чистой симуляцией проявляется во втором случае, где копия лица (цифровой знак) теряет связь с субъектом и становится симулякром в череде знаков информационного поля, не имеющим никакого отношения к какой-либо реальности, «являясь собственным симулякром в чистом виде». Бодрийяр писал про объекты культуры, указывая, что режим тотальной эквивалентности, где культурный продукт больше не стремится быть реальным в обычном понимании, потому что опыт потребителей настолько преимущественно искусственен, что даже претензия на реальность должна выражаться в искусственных, гиперреальных условиях. В случае же с лицом — таким информационным продуктом становится образ человека, циркулирующего в цифровой гипперреальности. У субъекта как бы отчуждаются права на самого себя — цифровое изображение уже не принадлежит ему, а становится ресурсом надсубъектной власти и ее логики потребления. Лицо будто теряет «ауру» согласно рассуждениям Вальтера Беньямина о произведении искусства в эпоху его технологической репродукции. На смену искусству век спустя пришел сам субъект, подвергшийся цифровизации и технологическому воспроизведению.

Сторонников и противников дигиталицзации точно объединяет одно — это страх перед человеком. Оба лагеря полагают, что, в общем, проблема не в технологиях, а в людях, которые будут использовать технологии. Ведь машина на службе государства уже ни раз становилась оружием массового уничтожения. Государственная позиция по вопросам дигитализации связана с идей общего блага и закона, реализация которых будет модернизирована и оптимизирована с использованием новых технологий: камеры распознают воров и воришек, обидчиков и насильников, убийц и преступников, — общество станет безопаснее, процент преступности снизится. Однако представления о законе, преступлении и наказании подвижны, а не абсолютны, они меняются и зависят от конкретных политических лидеров и партий, приходящих во власть. Так, нечто, дотоле не считавшееся преступлением, может стать таковым. Люди, их цели и ценности вызывают тревогу у обоих лагерей. Примечательно и другое: оба лагеря напрочь забывают о том, что дигитализация и технологизация могут стать единственным средством нивелирования антропоцентрического, человеческого фактора. Использование цифровых технологий связано не только с диспозитивом власти, но и сама власть становится поднадзорной, более проницаемой и прозрачной при помощи технологий. Дигитализация сделала возможной присутствие социальной множественности. Технопессимисты видят в новых технологиях угрозу, нарушение границ автономии личности. Технооптимизм же может манифестировать процесс долгой цифровизации (по аналогии с большими длительностями «la longue durée» Фернана Броделя), ведущий к равному соприсутствию уже не антропоцентрической материи с культом и сакрализацией лица в духе неоплатонизма, а чистого развоплощенного постантропоцентричного тока.

Многие фрагменты фильма режиссер Герд Конрадт снимает в лесу. Этот лес явно противопоставлен городу, вокзалу, цифровизации — плодам цивилизации. И кадры немецкого леса неизбежно ассоциируются с критикой цивилизационных моделей, актуальной для 1920—1930-х годов, и заходящей на новый виток спустя 100 лет. Режиссер выступает, несмотря на завяленную диалогичность, с противопоставлением природы и цивилизации, человека и техники. Бинарное мышление закладывает основания для оппозиции, в том числе — и для репрессирования технологий.

Подобные эксперименты с системой распознавания лиц и анализом биометрических данных проводились в разных страна Евросоюза и США. В ряде аэропортов США они функционирует и сегодня. Но в 2021 году Европарламент утвердил запрет на использование систем распознавания лиц полицией и ввел дополнительные ограничения на использование искусственного интеллекта в системах видеонаблюдения и видеоаналитики.