Громко обсуждаемый последнее время случай убийства студентки и последующего самоубийства ее убийцы-студента и сожителя поднял очередную волну рассуждений в медиапространстве. Одни степенно рассуждают о том, кто виноват “на самом деле” и как это исправить в будущем. Другие публикуют полуобнаженные фотографии себя с целью показать, что “это не повод убивать” людей — и где здесь важное сообщение, где циничный капитализм, а где социально-приемлемый эксгибиционизм, совершенно неясно. Третьи до исступления спорят друг с другом в социальных сетях, у кого жизнь хуже — у женщин под неким патриархатом современного общества или у мужчин, причем неясно, под тем же патриархатом, под другим или все–таки матриархатом. В чем обе стороны совершенно согласны, так это в том, что всегда можно упростить сложную систему социальных отношений до ряда простых правил, а также иметь внешний локус контроля. Кто-то перекладывает всю ответственность в ситуации на жертву, и готов защищать преступников до конца — жаль только, что число преступников от этого не уменьшается. Другие готовы отрицать абсолютно любую роль жертвы, включая ее знание о серьезных проблемах и ревности своего сожителя, и чуть ли не ее намеренные издевательства над ним. Любая попытка заикнуться о роли жертвы называется “виктимблеймингом” и уничтожается с фанатичностью инквизиции, хотя ответственность и роль являются совершенно разными понятиями. Кто-то решил переложить бремя вины на психические расстройства, с готовностью клеймя всех больных “нелюдьми” и еще больше усиливая стигматизацию психиатрических проблем в нашем обществе. При всем этом, люди, обсуждающие личности погибших, не имеют ни малейшего понятия, каково близким и знакомым умерших читать все эти бесконечные комментарии, хэштеги и “мнения”. Да и вряд ли комментаторы сильно волнуются по этому поводу, особенно при условии полной поддержки СМИ ради лайков и просмотров. Вдобавок, абсолютно все вкладывают свой собственный смысл в используемые концепции — тот же патриархат с легкостью меняет свое определение в зависимости от идеологий говорящего, его оппонента и конкретной ситуации. Агенты противоборствующих идеологий совершенно не видят, как их слова и действия противоречат их же декларируемым ценностям.

В такой ситуации людям почему-то трудно уйти от рассуждений на уровне детского сада “убивать это плохо” или “нельзя постить обнаженку”, насколько бы сложными концепциями они не пытались прикрыться. Может, это и логично, если предположить, что целью не является изменение социального порядка, если здесь вообще существует какая-либо цель. Думаю, что характер подобных обсуждений — агрессивное перекидывание мнениями и нежелание найти общий язык — является симптомом гораздо более глубинных процессов. На самом деле, все мы уже давно сошли с ума и живем в своего рода коллективном психозе, который связан с работой СМИ и вообще существованием медиапространства. А наши потуги обсудить социально-значимое событие являются отчаянной попыткой бегства от этого медиапсихоза — попыткой, которая приводит нас в еще более угнетающее состояние, чем то, откуда мы убежали.

В Москве в 2017 году было зарегистрировано 315 убийств. Из них я могу вспомнить от силы три-четыре, потому что там были убиты то ли дети, то ли женщины, и все это освещалось в СМИ. Пользуясь тактиками СМИ, можно сказать, что если вы каждый вечер перед сном будете думать, что сегодня в Москве убили еще одного человека, то вы будете достаточно редко ошибаться.

Конечно, это никого не волнует — потому что СМИ про это не пишут, и потому что у людей работают взрослые психические защиты вроде вытеснения. Точнее, пока еще работают.

Сегодняшний человек живет в двух условных мирах — в непосредственно-переживаемом мире вокруг него и образе мира в медиапространстве, который создается СМИ и другими медиа вроде социальных сетей. Центр сознательного — Эго — соединяет информацию из обоих миров, обрабатывает ее и интегрирует в те истории о реальности и Я, что человек рассказывает себе. С их помощью человек формирует свою собственную идентичность и понимание действительности. Именно здесь и находятся корни медиапсихоза, который связан с тремя факторами: противоречивость информации, постоянство воздействия и сенсационализм.

Представьте, что вы ребенок и сидите на даче у своей троюродной тетки по отцовской линии второй мачехи. После очередного плотного обеда вы насытились, но вам говорят “нет, ты еще не голодный/голодная” и насильно заставляют вас есть. Такая изощренная пытка продолжается пару месяцев, пока родители не забирают вас из этого кошмара, который удивительно часто встречается в клинической практике. Какой смысл выносит человек из подобного взаимодействия? Что он не может доверять своим собственным сигналам тела и бессознательного, своему собственному опыту. Фундамент всей его личности подвергается разрушающей критике, когда приходят в противоречие развивающаяся способность осознавать свои потребности и влияние внешней авторитарной фигуры.

Примерно аналогичная ситуация происходит с медиа — переживая в своей повседневной жизни одно, человек постоянно сталкивается с настойчивым утверждением, что его жизнь в реальности совершенно иная. “Жизнь налаживается” — особенно на грязном разбитом дворе с одними и теми же алкоголиками в течение двадцати лет, или в виде уменьшения реальной зарплаты, которую трудно не заметить. «Мы боремся за равенство и свободу самовыражения» — когда «прогрессивные» корпорации санкционируют внутреннюю травлю сотрудников с непопулярными взглядами или оттенками кожи, а СМИ или молчат об этом, или откровенно врут. “Женщины не играют роли в бизнесе/науке” — когда работаешь в преимущественно женском коллективе в компании или научной лаборатории мирового уровня. “Мигранты не причиняют проблем” — но в шведском городе Malmö с высокой численностью мигрантов регулярно происходят нападения с применением гранат. “Proved at last: Men really are idiots” — спасибо за комплимент. Неважно, что статистика может критически не соответствовать опыту и здравому смыслу. Неважно, что возможны разные степени абстракции и генерализации. Важно восприятие информации человеком. Важна категорическая подача информации, постоянно вводящая человека во внутренний конфликт, ибо информация из медиа и даже гаджеты уже давно являются частью внутреннего, а не внешнего мира — если только не происходит обратного процесса, когда наш внутренний мир перестает быть приватным пространством и становится частью общего внешнего мира. Фриды Софии не было в реальности, но было отношение к Фриде. Что, если в медиареальности утверждается, что Фриды нет, а она стоит рядом? Как человеку доверять СМИ после одного-двух таких случаев? Люди забывают про недостоверность СМИ, вводя самих себя в заблуждение, ибо слишком глубоко погружены в процесс медиапсихоза и нуждаются в нем.

Второй фактор — постоянство воздействия противоречивой информации — усиливает сомнения в собственном опыте, заставляет запоминать транслируемый образ мышления и вытеснять свой собственный. Постоянство информационного давления не оставляет возможности отдохнуть от сообщений из медиапространства и придти в себя, отрефлексировать свой собственный опыт. Вдобавок, невозможно дать компенсирующую обратную связь медиа — медиа вечны как боги и неумолимы как рок. Лайк или дизлайк одного человека не может нарушить поток информации, и человек прекрасно это чувствует в глубине души. Тщетность попыток повлиять на виртуальный мир усиливает ощущение преследования.

И, наконец, сенсационализм, при котором СМИ намеренно усиливают или уменьшают значимость событий. В итоге, это разрушает нашу способность оценивать важность событий для нас самих. В лучшем случае важность событий в СМИ выстроена так, чтобы служить пропагандистским целям, когда часть новостей не показываются вообще, а части уделяется очень ограниченное время и пространство. Человек вынужден ломать и переделывать свой механизм оценки важности, особенно в местах, которые противоречат его опыту и ценностям. В худшем — это полный хаос, уничтожающий саму возможность оценки. Это позволяет еще сильнее усилить зависимость от медиа, и поэтому совершенно очевидно, какое направление развития выбирается все большим числом СМИ. Посмотрите на Buzzfeed, Wonderzine или Salon. Они — медиа ближайшего будущего, где новости про убийства, изнасилования и Трампа находятся на соседних местах с победами феминизма, объявлениями о новых сериалах с известными голливудскими актерами, рекламой одежды и тестов вида “Выберите овощ и мы скажем, каков размер пениса вашего парня”. Это практически является уже устоявшейся нормой. И будет являться ею, пока система не рухнет под своей сложностью из–за гиперразнообразия и структурных противоречий, и мы не вернемся к маленьким локальным островкам информации.

В итоге получается совершенно невыносимая ситуация, когда обязанностью Эго становится постоянная интеграция противоречащих друг другу событий, причем важность этих событий воспринимается как случайная и не соответствующая интуитивной оценке. Это постоянная атака на Эго — и Эго начинает постепенно дезинтегрироваться, поскольку в ситуации постоянного информационного давления и противоречащих сигналов практически невозможно сохранить свою функциональность и вообще целостность Я. По мере дезинтеграции Эго, будут появляться все больше и больше признаков психоза — потеря способности различать реальность (свой опыт) и фантазии (образ мира, что транслируется через медиа), неспособность к различению Я и объекта (идеология заменяет мышление человека — люди начинают думать ровно так, как им говорят СМИ), потеря способности к рефлексии и дифференциации аффекта (когда человек не различает тонких оттенков аффектов, например, он всегда всех только “любит” или “ненавидит”), непостоянство идентичности, использование примитивных психических защит (вроде проекции, когда объекту приписывается то, что есть в самом субъекте), потеря способности контролировать себя (когда нельзя не написать гневный комментарий), повышенная хрупкость чувства самоценности (людей сильно задевает малейшее несовпадение мнений или намерений).

Естественной реакцией на процесс разрушения Эго становится агрессия, пытающаяся восстановить статус-кво и сопротивляться грубому вмешательству в психические механизмы. При этом агрессию невозможно направить на источник, ведь медиапространство — это скорее соблазняющая пустота, которую мы наполняем своими собственными фантазиями, а не конкретный враг во плоти. Как и демократия, медиапространство реализует анонимный авторитет вместо конкретного. И тогда агрессия будет направляться на все хоть сколько-нибудь живые объекты в медиапространстве — будь то критика конкретных представителей СМИ, жертв убийств, преступников или комментаторов с “неправильными” точками зрения, поскольку именно они будут восприниматься как носители разрушающей Эго силы. Злые шутки и уничтожение “неверных” — это попытки выразить агрессию и избавиться от навязчивого шепота, искушающего снова и снова нырять в пустоту изобилия бессмысленного контента, вновь и вновь сталкиваться с чудовищами своих личных мифов. Это бегство, которое приводит обратно — ведь выразить свое отчаянное “НЕТ” можно только в том же вакууме, откуда пришел первичный сигнал. Сигнал, способность игнорировать которого была давно утеряна. Если герои в сказках отвергают первичный зов Судьбы, а потом с трудом принимают его, то сегодняшний человек-медиагерой не может не отвергнуть этот зов. Медиагерой не живет в сказке и никогда не закончит свое приключение — сказка бесконечно живет им, подбрасывая пустые приключения, ведущие в еще более худшие начальные условия: у дракона увеличивается число голов, неурожай длится все большее число лет, а армия врагов с каждым циклом усиливает свою мощь.

Мы живем в реальности, которую создают для нас медиа. О реальных товарах мы думаем рекламой, о корпорациях мы думаем брендами, об обществе и отдельных группах людей мы думаем новостями, о своей жизни мы думаем поп-психологическими статьями и гороскопами. Идентичность и ценности мы утверждаем через гневные комментарии в интернете. Следуя за потребляемыми товарами, лайки и репосты становятся единственным объективным уровнем самооценки, а фотографии снимаются исключительно ради загрузки в Инстаграм. Человек все больше уходит в медиапространство, отчуждаясь от мира и себя. Медиареальность незаметно подменяет собой опыт непосредственного переживания человеком окружающего мира и стремится стать единственной опорой его существования. Усиление отчуждения и дальнейшая дезинтеграция Эго приводит к еще большему желанию убежать в медиамир, стать бездумной частью симуляции, стать симулякром своей собственной личности. В то же время, погружение в медиапсихоз является и следствием, и способом бегства от сострадания и горевания — тем, что необходимо для психологического взросления. Нас все больше отбрасывает в глубь параноидно-шизоидной позиции. Мы утрачиваем возможность сострадать другим, горевать и жертвовать чем-либо, ведь индивидуального и сепарированного Я больше нет. В такой ситуации совсем скоро нам станет совершенно бессмысленно спорить о том, кто виноват в убийствах — ведь если нет людей, принимающих решения, то нет ни предмета спора, ни спора как такового, а значит, и нет качественных социальных изменений. И пока это окончательно не произошло, если идеология комментаторов ставит на первое место живых людей, то перед обсуждением громких преступлений стоит хотя бы на мгновение остановиться и задуматься о чувствах близких и знакомых пострадавших. Возможно, это последний шанс.

Телеграм в канале: https://t.me/reflexing_complexity Говорим о сложности мира, людей и смыслов. Подписывайтесь, будет еще сложнее.