Студенческие советы — распространенная мировая практика. Их задача защищать права студентов и быть автономным органом самоуправления. К сожалению, в России студенческие советы не выполняют такой роли. Часто в студсовет идут для получения льгот, для повышенной стипендии и для строчки в резюме. А те кто идут за идею — увы, разочаровываются. Структура вертикали, выстроенная внутри вузов, не позволяет студсовету вступать в реальную борьбу за студенческие права.

Совсем иначе выглядит ситуация в Германии. Зайдя в рядовой немецкий вуз, можно нередко увидеть агитацию за политизированные студенческие группы, плакаты и флаги. Идея провозгласить университет «вне политики» многим показалась бы странной: университет рассматривается как публичное пространство, одной из задач которого является воспитание гражданского участия.

Студенты немецких вузов обладают гораздо большей автономией. Внутри университета есть собственный выборный орган — StuPa, или студенческий парламент. Его основная задача — представлять интересы студентов перед администрацией вуза, университетскими факультетами и даже политиками. Через StuPa студенты могут влиять на распределение бюджета, культурную повестку, иметь голос в инфраструктурных решениях и многое другое.

Как это работает?

• Каждый студент университета имеет право голоса
• Парламент избирается по принципу пропорционального представительства. Например, в Университете Гамбурга 47 представителей избираются от примерно 43 000 студентов.
• В StuPa представлены списки (Listen) — то есть объединения студентов по политическим или тематическим интересам.
• После избрания StuPa формирует исполнительный орган — AStA (Allgemeiner Studierendenausschuss).

AStA занимается организацией мероприятий, предоставляет юридические, социальные, психологические консультации, ведёт переговоры с администрацией университета и решает повседневные задачи. Пока StuPa работает на «законотворческом уровне», AStA отвечает за практическую реализацию принятых парламентом решений.

В каком-то смысле StuPa — это действительно миниатюрная модель настоящего парламента. Здесь тоже есть партии, коалиции, дебаты и политические альянсы.

«Студпарламент — это не только студенческое самоуправление, но и «кузница кадров» для большой политики,» — объясняет Алексей Маркин, докторант Университета Гамбурга и в недавнем прошлом активист студенческого движения.

В парламенте представлены как студенческие группы, связанные с молодежными организациями национальных партий (например, Jusos от Социал-демократической партии или SDS от Левой), так и фракции, которые ориентируются не на партии, а на общественные движения. К примеру, группа Students for Future — студенты, поддерживающие климатическое движение Fridays for Future. Также существуют феминистские, деколониальные, левые, либеральные, консервативные группы — весь спектр политических позиций. А в университете Билефельда, к примеру, в выборах участвовала группа Powerlifters, объединяющая студентов-тяжелоатлетов.

Когда речь идет о группах, связанных с национальными партиями, это не означает отсутствие автономии. «Партийные списки частично отражают политику своих партий, хотя считаются от них официально независимыми,» — поясняет Алексей. — «Бывает и так, что списки восстают против мейнстрима в своих партиях. Сейчас есть два списка у «Зеленых» — официальный и пацифистский.»

Выборы сопровождаются интенсивной предвыборной кампанией, однако явка на выборах часто держатся на низком уровне (нормой бывает 10–20%). «Студенты, а особенно иностранные студенты, очень разделены,» — объясняет низкую явку Алексей. — «Университетская система хочет их обучить побыстрее и выкинуть на рынок труда, поэтому конкуренция очень высокая и на студенческую политику часто не остается ни сил, ни времени.» Университет всё чаще воспринимается потребительски, многие не видят смысла и не понимают цели участия в самоуправлении.

И всё же студенческая активность не обязательно убывает: она перетекает в неформальные объединения, общественные движения и сосредоточивается на уличной протестной активности. Здесь молодые берутся за конкретные темы и цели, обходя традиционные структуры. Это — примета времени, характерная для многих демократических стран Европы.

На что у StuPa действительно есть мандат?

В рамках их полномочий StuPa решает, сколько платят студенты каждый семестр в виде Semesterbeitrag — обязательного взноса. Также ими утверждается годовой бюджет студенческого самоуправления, распределяются средства между AStA, факультетскими советами и студенческими проектами.

«Безусловно, всю университетскую жизнь студенты не могут регулировать,» — трезво оценивает Алексей. — «Есть еще те, кто в университете работает — преподаватели, технические службы. Студпарламент не единственный орган — есть факультетские советы и академический сенат. У сената больше полномочий, и там решают не студенты — в Гамбурге у них только 3 голоса из 19.»

В рамках своих полномочий StuPa придумывает и выступает за разнообразные инициативы в интересах студентов: от мер практической поддержки до социальных, политических инициатив. Говоря о финансовой поддержке, можно привести пример университет Бонна, где при парламенте организован комитет, который выдает беспроцентные займы (до €2 500) нуждающимся студентам. Многие студпарламенты договариваются об арендных контрактах с велосипедными компаниями, позволяя студентам арендовать городские велосипеды бесплатно.

Недавно парламент Гумбольдтовского университета решил выделить деньги и на организацию политической демонстрации. Деньги пошли на протест против бюджетных сокращений Берлинского сената. Студпарламент Бамбергского университета публично выступил против регионального законопроекта о принуждении вузов к сотрудничеству с армией, считая это угрозой академической свободе и автономии. Студпарламент призвал руководство университета отстаивать независимость университетов.

Хотя у StuPa нет общего политического мандата, границы «студенческих вопросов», как видно, довольно подвижны. Студенческая политика нередко автономна от общей политической сцены.

К примеру, университеты слышны громче других в вопросе войны в Газе. В большой немецкой политике разговор о арабо-израильском конфликте осложнен из-за истории Второй мировой. Критика Израиля проблематична как для политического истеблишмента, так и для гражданского общества в целом. Тем не менее, в университете Гамбурга удалось организовать конференцию "Академия под атакой" про свободу науки во время войны в Газе. «Для меня было удивительно, что эта конференция вообще состоялась," — говорит Алексей — «В ней участвовали одновременно очень разные организации и активисты от «Студентов за Палестину» до скрипача Михаэля Баренбойма".  

Красивая теория, сложная практика

«Наличие студенческого парламента — это огромное преимущество для студентов,» — говорит Огулджан Юмушат, который несколько лет избирался в StuPa и является председателем AStA в Университете Билефельда. «В некоторых федеральных землях Германии, таких как Бавария, StuPa был упразднён — и студенты там серьезно страдают от отсутствия возможности реально участвовать в формировании повестки университетской политики.»

Также встает проблема участия. «Всё чаще активность ограничивается небольшой группой — теми, кто может позволить себе тратить много времени и энергии на политическую деятельность,» — объясняет Огулджан. Сегодняшняя реальность такова, что у многих просто нет ни времени, ни ресурсов, чтобы участвовать в студенческом самоуправлении. С ростом академической нагрузки, необходимостью работать параллельно с учебой, проблемами психического здоровья студенты чаще стремятся просто «закрыть» учёбу и получить диплом.

Особенно сложно маргинализированным группам — студентам с инвалидностью, ЛГБТК+, выходцам из рабочих семей, иностранцам. Они сталкиваются с дополнительными барьерами на пути в StuPa. «Иностранные студенты могут выбирать и быть избранными в немецком университете, что очень важно!» — отмечает Алексей. — «Но они часто новички в немецком обществе, у них может быть языковой барьер, и они подвержены «легальной дискриминации» — например, должны иметь заранее на счету деньги на год вперед (Шперконто). В земле Баден-Вюртемберг иностранцы платят за обучение, а немцы нет — это тоже играет свою роль во взаимном недоверии между студентами и отчуждении от университета, как институции. Хотя, казалось бы, в утопическом мире студенческого братства и сестринства никакой дискриминации быть не должно.»

В Билефельде недавно обратили внимание и на другую практическую проблему: большинство заседаний проходят только на немецком языке. "Это очень затрудняет участие студентов, не говорящих по-немецки,» — признает Огулджан. "Сейчас мы работаем над тем, чтобы ввести перевод и создать двуязычные процедуры принятия решений.»

«StuPa во многих отношениях стал крупнейшим институтом студенческого политического участия, но в то же время он подвергается нападкам,» — продолжает Огулджан. — 

«Сокращение финансирования, регрессивная политика в области образования и рост влияния крайне правых сил в университетской и национальной политике угрожают существующей системе. Вместо того чтобы сосредоточиться на реформах и улучшении инклюзивности, сегодня студенты вынуждены защищать само существование StuPa.»

Российский VS немецкий опыт

Немецкий студенческий парламент сталкивается с проблемами, знакомыми российским студенческим советам: давление справа, низкая вовлеченность, недостаточная представленность студентов, дискриминация. StuPa не избавлен от внутренних противоречий и системных ограничений. Низкая явка на выборах свидетельствует о том, что общему отчуждению от практик демократического участия подвержены даже сообщества, которые обладают свободой в них участвовать.

Однако различия не менее важны. StuPa и AStA могут формировать свою собственную повестку и, конечно, формулируют гораздо более амбициозные цели и задачи. Их деятельность не ограничивается организацией праздников или информированием студентов о решениях администрации — речь идёт о реальном участии в университетской политике. Студенты могут не бояться объединяться, выступать, заставлять руководство их слушать. «Через участие в университетской политике студенты учатся дебатировать друг с другом, создавать политические альянсы и работающую демократическую систему,» — резюмирует Алексей.

Если сравнивать, то различия не столько в структуре, сколько в статусе: там студенты — субъект, в России — скорее приложение к администрации. А это уже многое говорит о том, как мы представляем себе роль студента в университете и в обществе. Возможно, дело не в том, чтобы копировать немецкую модель, а в том, чтобы пересмотреть — кем мы видим студента: равноправным членом университетского сообщества или просто получателем образовательной услуги?