Я не помню, как познакомился с творчеством Хозиера, потому что в последнее время наши дороги пересекаются всё реже и реже. Мне становится больше интересна электронная музыка, джазовая экспериментальщина или корные поджанры метала. К старому доброму гитарному инди-фолку или блюзу я обращаюсь реже, в основном за определённым настроением лёгкой тоски и чувством свободы, которые мне могут подарить только эти жанры. Моя тщательно отсортированная, хоть и несколько пострадавшая при второй-третьей переустановке системы, аудиотека подсказывает, что нашёл я этого ирландского музыканта почти сразу же после выхода его дебютной ипишки, название которой является также и названием главного хита, сделавшим Хозиера мировой звездой. Тогда он ещё не был популярен у нас, а о клипе на Take Me To Church я тем более не знал, потому что ютуб меня тогда интересовал мало.

Два скромных EP почти потерялись среди Eluveitie, The Fratellis, Mumford & Sons и других разношёрстных представителей всех концов музыкального мира. Я тогда уже не был абсолютным поклонником чего-то одного, будь то фолк или тяжёлый метал, рамки расширялись до невероятных пределов, но при этом к корням, к удивительному народу парней с гитарами меня всё равно тянуло, поэтому периодически я отправлялся в путь, чтобы отыскать кого-нибудь нового для себя. И тогда у меня ещё получалось оставаться довольным результатом такого путешествия каждый раз.

Примерно так я и наткнулся на Хозиера, ирландского музыканта, у которого тогда ещё не было даже полноценного альбома. Но в нём чувствовалось нечто уникальное, нечто гораздо более глубокое, чем в Passenger, Noah And The Whale и даже тогдашних The Lumineers, хотя в будущем они станут одной из самых интересных групп жанра. И дело тут было не только в блюзе, пусть именно за его томность, как мне кажется, многие и продолжают любить Хозиера до сих пор, хотя в Wasteland, Baby! блюза уже почти нет — меня этим было не удивить, ведь первая инди-фолк группа, которую я послушал, использовала блюз как основу своей уникальной мелодики. Нет, дело тут было в чём-то другом, даже не в лирике, хотя многие западные критики называют тексты Хозиера поэзией (он сам, кстати, против этого) — я тогда со словами знакомился читал редко, не за ними я в музыку приходил после того, как наслушался в своё время всяких текстовиков от мира русского рэпа. И уж точно не в голосе, для меня вокал вообще практически везде отходит на второй или даже третий план, видимо, поэтому сейчас я всё больше слушаю безголосую электронику, а плавание в океане большой музыки началось с ребят, у которых вокал, мягко говоря, далёк от представления об идеале. Вряд ли дело и в его активизме, который, будем честны, сильно помог ему расширить свою аудиторию, особенно если вспомнить, какой эффект произвёл клипы на Take Me To Church Cherry Wine — я обычно просто не беру во внимание внемузыкальную деятельность артиста, когда решаю, нравится он мне или нет.

Сейчас я уже почти не слушаю Хозиера. На это есть много причин, среди которых, конечно, не последнее место занимает и то, что Wasteland, Baby! меня совершенно не зацепил и прошёл мимо. Но при этом как минимум его первый альбом я всегда вспоминаю с теплотой, ведь он стал в моей музыкальной коллекции одним из тех бриллиантов, которые я нашёл гораздо раньше, чем большой мир, и Хозиер даже не испортился под продюсерским влиянием, как Джеймс Бэй, прогремевший в своё время с хитом Hold Back The River.

Это я к чему вообще всё говорю? К тому, что этот текст не будет разбором дискографии нишевого музыканта, которого почти не знают у нас — у Хозиера просто недостаточно материала для этого: две ипишки (которые можно не брать в расчёт, ведь там нет уникальных песен) и два альбома. Не будет он и иносказательной историей о музыке человека, про которого мы мало что знаем — Хозиер активно участвует в общественной жизни, высказывает свою позицию не только в социальных сетях, но и в музыке. Я хочу сделать текст попыткой заново познакомиться с творчеством Хозиера перед выходом его нового альбома, который анонсирован на этот год, вроде даже на первую его половину. Понятное дело, что у меня совершенно не получится себя откатить до состояния чистого листа, всё-таки в своё время это был один из моих любимых музыкантов, но я действительно не слушал его очень давно. Если мне не изменяет память, то наши с ним пути разошлись после выхода Wasteland, Baby!, а в последний раз публично я рецензировал его EP Nina Cried Power и остался не очень им доволен, потому что обнаружил примерно вот что: на Хозиера ощутимо начали влиять продюсеры. Конечно, это спорное утверждение, ведь тут можно вспомнить о том, что по-хорошему даже дебютный альбом Хозиера оказался под сильным продюсерским влиянием, но вместе с тем Хозиер изначально к этому и стремился.

Пусть его первый альбом почти весь блюзовый, что заметно особенно во второй половине Special Edition, но в припевах, особенно припевах хитовых песен, ощущается, насколько он тяготеет к, скажем так, той радийной поп-музыке, которая вряд ли вирусится в тик-токе, но стабильно будет попадать в топы Billboard. Даже в интервью он крайне редко говорит об инструментальной части своей музыки, предпочитая обращать внимание на текст, вокал и посыл, который транслирует в массы. Его кумиры, будь то Нина Симон или Ван Моррисон — в первую очередь вокалисты и важные фигуры в мире музыки, а уже потом — композиторы. И, судя по всему, Хозиер имеет примерно такие же амбиции. Но это я делаю такие выводы исходя из своего прежнего знакомства с ним и того, что я про него прочитал в сторонних источниках или же в его собственных интервью. Может быть, к концу этого текста я поменяю своё мнение, потому что он будет своеобразным импровизированным разговором, совместным прослушиванием с читателем двух альбомов Хозиера и попыткой разобраться в том, что же это за музыкант, почему он не настолько сильно цепляет меня, как многих других, хотя я и люблю его музыку, и куда движется его творчество.

Человек ищет любовь. Hozier (2014)

Вообще, первый альбом Хозиера в своём роде феномен, но далеко не потому, что принёс музыканту мировую известность — это довольно часто происходит — собственно, любой дебютный альбом выходит если не с расчётом, то с надеждой на такой эффект. А пластинка феномен как раз потому, что Хозиер выпускал ее уже будучи всемирной известным музыкантом с приличной фанатской базой. При этом два выпущенных перед альбомом EP, как оказалось, не содержали ни одного уникального трека — они были не более чем жирной восьмитрековой затравкой перед основным блюдом. Тут нет истории, как с EP Ховарда, где если песни и повторялись, то у них значительно менялась аранжировка, потому что музыкант рос и пробовал что-то новое. Хозиер на своих работах времён дебютного сольника это один и тот же музыкант, который выбрал очень чёткую стратегию создания музыки, изначально метя не на какой-нибудь несчастный инди-лейбл, а на Universal Music. Он всегда играет по-крупному, именно поэтому дебютник и начинается с самой известной его песни до сих пор — Take Me To Church, которая идеально демонстрирует нам всё то, кем Хозиер является и кем он хочет быть.

Сразу скажу, что Take Me To Church далеко не самая моя любимая песня у Хозиера, я бы её даже в топ пять не поставил, скорее всего, потому в ней всё какое-то слишком правильное, сделано слишком хорошо ровно настолько, чтобы понравиться массовому слушателю. Не поймите неправильно, мне правда нравится, как сделана эта песня: в ней много нюансов, продюсерская работа Роба Кирвана просто на высоте, но как раз благодаря последней и слышно, что мы вряд ли здесь услышим тот самый старомодный блюз, похожестью на который Хозиер, помимо других факторов, продвигался. Скорее, мы услышим здесь нечто похожее на джаз, каким его представляет Себастьян — главный герой Ла-Ла-Лэнда. Несмотря на то, что нам говорят о его любви к старому джазу, к музыке ушедшей золотой эпохи, он, тем не менее, играет довольно клубный джаз, далёкий как от золотой эпохи, так и от современных зубодробительных его вариантов в духе того, что выпускает ECM. Блюз в исполнении Хозиера на Take Me To Church — это мощное пианино, которое играет аккордами без проигрышей, что весьма характерно для поп-музыки, но уж никак не для блюза. Это постепенно набирающая обороты аранжировка, которая обрастает всё большим и большим количеством нюансов — хором, гитарой, ударными, ещё отчётливее становится пространственный эффект, наложенный на вокал и инструменты, создающий впечатление, что песня записана в каком-то большом помещении вроде церкви. Это в первую очередь акцент на вокальной партии, а не инструментале, который здесь не просто отходит на второй план, а является как бы фоном для того, что поёт Хозиер. Вокал звучит тоже достаточно богато и интересно — музыкант то ускоряется, как в финальной части в бридже, то наоборот сильно замедляется перед строчкой «Oh, Amen, Amen, Amen», чтобы потом взорвать сильнейшей частью вокальной партии на припеве. Эта песня работает с музыкальной и вокальной точки зрения. Я бы даже сказал, что если существует палата мер и весов, то Take Me To Church занимала бы там почётный непоколебимый платиновый статус как идеальная околоблюзовая поп-песня. Но как раз поэтому Take Me To Church и далека для меня от звания лучшей песни Хозиера — здесь слишком очевидна хитовость, слишком очевидны заигрывания с музыкой Нины Симон, вплоть до копирования некоторых узнаваемых ходов, хотя в песнях Симон всё и звучит несколько интереснее для меня за счёт явного джазового влияния.

Но вот если погружаться в текст, то мы можем обнаружить там весьма интересную штуку: он далеко не такой гладкий. Не в смысле каких-то ошибок или погрешностей, а в смысле посыла. Хозиер, который вырос в религиозной ирландской среде и воспитывался в весьма классическом христианском ключе в своей самой известной песне не просто отходит от религиозных канонов, но прямо критикует организованную веру и церковь, причём делает это весьма изящным способом — противопоставляя два понимания любви: чисто человеческое свободное от любых условностей чувство и заключённый в жёсткие рамки религиозный порыв, обусловленный церковной средой, порыв, который исходит не от самого человека, а от организации, к которой он насильно прикреплён. И это действительно очень и очень смело, я бы даже сказал рискованно, ведь Ирландия в этом плане, судя по всему, во многом напоминает Польшу — это вроде как светская страна, но вместе с тем церковь там всё ещё довольно сильна и значительно влияет на общество, причём в первую очередь не через государство, а через общественные настроения, методом «мягкой силы». И Хозиер, на самом деле, тоже не чужд вере — такой вывод можно сделать даже если рассматривать Take Me To Church в вакууме (иллюзия первого прослушивания, которую я пытаюсь создать, да?). Он делает отсылки на Священное Писание, но при этом обрамляет его современным контекстом (I was born sick, but I love it / Command me to be well). Он использует религиозные термины, но придаёт им совершенно иной смысл за счёт всё того же контекста, трансформируя их из буквального обозначения догмы в полную этой догме противоположность (She tells me «Worship in the bedroom» / The only Heaven I’ll be sent to / Is when I’m alone with you). Его вера в божественное происхождение любви не зажата конкретным религиозным форматом, именно поэтому второй куплет рассказывает нам о любви к той же самой женщине, но уже не через аналогии с христианством, а через язычество, жертвоприношения и так далее. Но при этом Хозиер не забывает и про параллельную линию критики церкви, обвиняя её в ханжестве, что до сих пор, по моему опыту споров с некоторыми верующими, является едва ли не самым мощным аргументом в плане сомнений в том, что религия действительно позволяет тебе быть лучше как человеку (That’s a fine looking high horse / What you got in the stable? / We’ve a lot of starving faithful).

Это прекрасный, полный метафор и иносказаний текст, который открывает для меня Хозиера с несколько другой стороны. До этого я особенно не задумывался над тем, о чём он поёт, хотя примерно и знал общую направленность. Его лёгкая, характерная музыка с уникальным стилем как будто скрывала от меня, что Take Me To Church на самом деле является социальным высказыванием, при этом достаточно оформленным и жёстким для того жанрового сегмента, в котором существует Хозиер. Конечно, это далеко не The Smiths или современные панки с пост-хардкорщиками, зачастую обращающиеся в своём творчестве к различным социальным проблемам, но при этом весьма чётко следующая курсу того самого джаза и блюза, когда под песнями о любви скрывались остросоциальные баллады о притеснении афроамериканцев. Несмотря на то, что музыкально Take Me To Church достаточно сильно далека от традиций блюза, своим посылом и смыслом Хозиер приближается к настоящей сути жанра гораздо ближе, чем те, кто сейчас использует «правильный» с инструментальной точки зрения блюз. И это для меня, пожалуй, главное открытие Take Me To Church.

Следующая песня альбома Angel of Small Death & the Codeine Scene музыкально следует тону Take Me To Church с точки зрения композиции и приёмов в припеве — это всё то же медленное начало с постепенно развивающимся инструменталом, к которому постепенно подключается больше инструментов, хор на припеве, при этом второй и третий припевы явно ощущаются кульминационными точками, потому что там Хозиер поёт вместе с хором, а аранжировка показывает свой максимум. Есть и заметное замедление перед переходом к третьему куплету. Но при этом набор инструментов уже гораздо ближе к тому, что любители BB King’а привыкли понимать под блюз-роком — на первом месте гитара, есть даже какое-то подобие соло как раз перед третьим куплетом. Конечно, немного не хватает блюзового грува, всё-таки очень заметно, насколько Хозиер тяготеет к соулу, более мягкому и плавному, нежели резкий блюз, однако музыка не ощущается настолько сделанной, как это было на Take Me To Church. Если на первом треке альбома возникало ощущение, что от ранних демо Хозиера там остался только голос и общая структура, то вот Angel of Small Death & the Codeine Scene ощущается более человечной, без продюсерского размаха, если не считать хора. Она чуть более тягучая, гораздо меньше ориентируется на хитовость, а больше — на передачу атмосферы песни, а она, мягко говоря, не самая радужная.

С одной стороны, это снова песня про любовь или (так даже будет правильнее) про отношения между двумя людьми, причём лирический герой Хозиера недавно пережил довольно болезненное расставание, как мы понимаем из первого куплета (Freshly disowned in some frozen devotion / No more alone or myself could I be), больше не может справляться со своим одиночеством и поэтому принимает первую же симпатию как лекарство от этого самого одиночества, вот только появившиеся в результате отношения вряд ли можно назвать светлыми и счастливыми. Хозиер использует с одной стороны довольно заезженную метафору, что иногда любовь превращается в наркотик и начинает вредить, однако накладывает это на своё собственное понимание любви и романтических отношений, которое мы примерно поняли из Take Me To Church: это искреннее и взаимное чувство, где есть место уважению и страсти, причём не только платонической, но и вполне себе плотской, то есть сексу, — Хозиер в своих песнях далеко не пуританин, и это отлично. О тех темах, которые он затрагивает в своих песнях, необходимо говорить честно. Да, он скрывает сексуальные мотивы за метафорами, нагоняя своеобразный туман из образов и аллюзий, но его трудно назвать плотным — он прозрачный ровно настолько, чтобы не скатиться в пошлость, присущую хип-хопу, а сделать разговор обо всех формах проявления любви изящным даже если речь идёт о зависимых отношениях, как в случае Angel of Small Death & the Codeine Scene. Раствор кодеина зачастую делают немного сладким, чтобы скрыть безвкусность, это является весьма прозрачной аналогией на то, что чувствует лирический герой: он наслаждается той страстью, которая существует между ним и его новой девушкой, но вместе с тем начинает ощущать собственную зависимость и пустоту, которая всё расширяется в нём после каждого принятия кодеина (можно это понимать и буквально, как то, что девушка подсадила героя на наркотики, так и иносказательно, как секс). Снова очень абстрактные образы, но на этот раз уже далёкие от непосредственно христианских символов, если, конечно, закрыть глаза на ангела буквально в названии трека, потому что ангелы сейчас являются частью культуры массовой, а не только христианской, однако при этом Хозиер как бы всё равно находится в пассивной полемике со своим протестантским бэкграундом (он не против него, просто стремится к некой более человечной истине, нежели та, что была предложены церковью) — ищет какое-то понятное для себя определение любви. На этом треке он понимает, что чистая страсть — тоже не вариант, точно так же, как на прошлом треке он определил, что настоящую любовь нельзя искать и в полном преклонении перед кем-то, в слепой вере.

Jackie And Wilson — одна из моих любимых песен с точки зрения музыки, я хорошо её помню, хотя перед написанием текста и не переслушивал альбом специально, для чистоты эксперимента. Но здесь настолько узнаваемый блюзовый риф, настолько удачное использование всех элементов, в том числе уже упомянутого мной смешения соульного хора с явной блюзовой подачей, но без примеси джаза, как у Нины Симон, что я просто не мог его просто взять и выкинуть из памяти, это выше моих сил. Все эти игры с темпом — Хозиер вообще на удивление свободно пользуется различными типами бриджей и предприпевов, что как раз-таки характерно уже для блюзовой и джазовой музыки, тяготеющей к свободной импровизационной структуре, а не для поп-композиций, где всё должно работать чётко и слаженно, как часовой механизм. Это по-хорошему непричёсанная композиция, где Хозиер позволяет себе немного вольностей, а продюсер просто обрамляет его композиторскую работу в духе прошлого века в несколько более современные аранжировки, и это позволяет музыке сразу играть новыми красками, хотя во многом набор приёмов всё ещё тот же, что особенно заметно по припевам. Уже видна весьма чёткая закономерность в том, как Хозиер пишет свои треки с точки зрения музыки, но Jackie And Wilson от продюсерской руки становится только лучше. Возможно, конечно, это не в последнюю очередь благодаря тому, что песня написана под очень заметным влиянием Джеки Уилсона, абсолютно легендарного на западе человека, чью популярность можно сравнить разве что с Элвисом Пресли, но даже так Jackie And Wilson — очень яркий с музыкальной точки зрения трек, который приятно слушать, благодаря его шероховатостям, в отличие от приглаженной и прилизанной Take Me To Church.

Но вот на что я раньше совсем не обращал внимания, так это на то, как устроено повествование в этой песне. Ещё в самом начале Хозиер закидывает нам удочку клифхэнгера, о котором мы узнаем в конце, описывая усталость и симптомы, которые одновременно могут быть как недосыпом, так и побочками от употребления наркотиков или алкоголя (So tired trying to see from behind the red in my eyes). Дальше, будто бы забывая об этом, он описывает едва ли не идеальные отношения с некой девушкой, которая неожиданно появилась в его жизни как раз в тот момент, когда он уже вот-вот готов был сдаться, девушка, которая принимает его со всеми изъянами, которая готова любить его (She blows out of nowhere, a roman candle of the wild / Laughing her way through my feeble disguise / No other version of me I would rather be tonight / And Lord, she found me just in time). Некая идеальная женщина, которая спасает лирического героя от окончательного падения в экзистенциальный кризис, при этом давая ему не только острое физическое удовольствие, как героиня предыдущей песни, но и помогая ему с точки зрения духовной, показывая герою, что ему больше не нужно притворяться кем-то другим. В какой-то момент идеальность этой женщины доходит до уже знакомого нам по Take Me To Church мотива обожествления, что дарит нам невероятно красивые строчки (Me and my Isis growing black irises in the sunshine / Every version of me dead and buried in the yard outside / We’d sit back and watch the world go by), которые являются как бы кульминационной точкой их отношений. Дальше — полное и абсолютное счастье, герой нашёл свой идеал, можно за него порадоваться и вставить знаменитый евангелионовский «Congratulations!». Но после припева, в финальном куплете, идиллия не просто разрушается, она мгновенно исчезает, давая нам понять, что вся эта прекрасная жизнь с лучшей на свете женщиной — не более чем сон, фантазия, навеянная ночью с некой случайной девушкой и, возможно, веществами. Герою Хозиера вновь приходится доставать все свои похороненные личности, чтобы в следующий раз попытать счастья с новой девушкой в надежде на то, что она хотя бы немного приблизится к идеалу из его сна. Но пока лирический герой приходит к довольно печальному выводу: идеал возможен лишь во сне, и чтобы к нему приблизиться необходимо примерять на себя различные маски, ведь герой уверен, что он настоящий никому не интересен.

Следующая песня — Someone New — бросается в другую крайность с точки зрения повествования: если Jackie And Wilson была про условную любовь до гроба, пусть и воображаемую, недостижимую, то Someone New в припеве буквально даёт нам полную противоположность (And so I fall in love just a little, oh, a little bit / Every day with someone new). Это песня о герое, который уже не верит в то, что может найти идеальную любовь. При этом, как понятно из контекста, у него есть «постоянный» партнёр, хотя здесь его правильнее назвать основным, но герой не может удовлетвориться только ей, поэтому постоянно пробует что-то или кого-то нового, в каждом новом партнёре находя частичку совершенного, но при этом никогда не встречая некий абсолютный идеал. И в конечном итоге приходит к выводу, что идеала не существует, однако и отказаться от бесконечного круговорота удовольствия, отношений со случайными людьми уже тоже не может, потому что его девушка постоянно пытается в нём что-то изменить. И герой от этого бежит в мир, где незнакомцам от него не нужно ничего, кроме удовольствия. Получается замкнутый круг, что, помимо текста, подчёркивается ещё и репититативным припевом, где две строчки повторяются много раз под основной риф, создавая ощущение то ли заклинания, то ли мантры, которые лирический герой читает перед очередным слепым свиданием. Ещё одна грань поисков любви, которую нам демонстрирует Хозиер, во многом разрушительна и оставляет после себя пустоту, однако при этом приносит хоть и временное, но всё же удовольствие, пусть оно тёмное и порочное, а также облегчение. К тому же такой способ позволяет герою понять, что в каждом человеке есть нечто особенное, что делает его совершенным в собственном уникальном смысле, причём чем менее человек соответствует каким-то нормативным догмам, тем более привлекательным он выглядит для лирического героя — своеобразное, но весьма закономерное продолжение темы, начатой на открывающем треке альбома.

С музыкальной точки зрения это тоже гитарный блюз, тоже сочный, ещё более мажорный, чем на предыдущем треке. Возникает ощущение, что чем дальше мы заходим, тем больше у Хозиера становится творческой свободы, потому что ни Someone New, ни следующая за ней To Be Alone не похожи на поп-песни, которым пытается подражать Take Me To Church. Возникает закономерный вопрос: это прорывается настоящая личность Хозиера как музыканта с его любовью к старому блюзу и соулу или же просто продюсеры поняли, что такому музыканту, как он, не подходит слишком простая и формульная музыка, а потому лучше сделать блюзовые акценты более очевидными? Но об этом совершенно не хочется думать, особенно когда слышишь To Be Alone. Это уже почти что классический во всех смыслах гитарный блюз, медленный, намеренно растягивающий все гитарные акценты, смакуя и вокал, и музыку по максимуму, особенно в предприпевах, которые совершенно невероятны с точки зрения того, как в них создаётся саспенс, взрывающийся в припеве, как создаётся глубина и как изредка перегруженная гитара подаёт свой голос, заставляя вздрагивать каждый раз. Пока что это самый напряжённый трек альбома по звучанию, но он же и наиболее богатый с точки зрения маленьких украшений, которые Хозиер щедро развешивает при помощи гитары по всей песне.

И это неспроста, потому что в To Be Alone Хозиер поднимает очень сложную тему отношений с человеком, который, как мы можем понять из различных намёков (музыкант вообще по возможности избегает прямого проговаривания, окутывая всё лирическим маревом, однако именно от этого моменты, когда он упоминает, например, «rape culture», становятся буквальным выстрелом в голову), пережил в прошлом сексуальное насилие. При этом у лирического героя тоже есть собственные проблемы, которые завязаны и на комплексе вины, и на нежелании прямого столкновения с проблемами (All I’ve ever done is hide), и на неспособности принять хоть какую-то ответственность, что в итоге становится и причиной неспособности помочь — вместо того, чтобы помочь своей девушке преодолеть негативные последствия произошедшего, он просто обвиняет место и людей вокруг в том, что ей плохо, а сам обещает не причинять ей вреда. Это, конечно, уже неплохо, но не поможет решить проблему, даже напротив, может усугубить, ведь девушка может только увериться во мнении, что после насилия она теперь «неприкасаемая» настолько, что даже собственный партнёр от неё отказывается. Действительно тяжёлая песня о том, как два человека, даже находясь в отношениях, чувствуют себя одинокими — кто-то из–за травмы из прошлого, а кто-то из–за того, что просто плохо приспособлен к настоящему.

В следующей песне From Eden лирический герой Хозиера снова предстаёт перед нами как не самый положительный персонаж, соблазняющий девушку, несмотря на то, что у неё уже есть любовный интерес и несмотря на то, что прекрасно понимает: их отношения изначально завязаны исключительно на плотском желании, а значит они вряд ли будут длительными. Однако герою From Eden и плотского более чем достаточно. Отсюда и припев, в котором Хозиер констатирует падение любых нравственных идеалов, как бы подталкивая девушку к отказу от морали, ведь какой смысл придерживаться неких норм в мире, где эти нормы уже неактуальны и даже мешают. Тем более сам герой прошёл уже через этап идеализма и готов подождать, пока и она покинет свой райский сад ради своего соблазнителя (Honey, you’re familiar, like my mirror years ago / Idealism sits in prison, chivalry fell on his sword / Innocence died screaming; honey, ask me, I should know / I slithered here from Eden just to sit outside your door). Хозиер всё больше наращивает контраст между мажорной музыкой и теми вещами, о которых он поёт, что частично перекликается с расцветом модернизма, когда даже в самых отвратительных вещах поэты искали некую красоту.

Ещё сильнее это созвучие становится очевидно на In A Week, где Хозиер и Карен Коули говорят со слушателем от лица двух разлагающихся рядом тел — сразу же напрашиваются аналогии с небезызвестным стихотворением французского поэта Артюра Рембо. С ним здесь вообще много схожего — и пасторальный пейзаж, который скачет от вполне идиллического к натуралистичному изображению смерти. Конечно, Хозиер избегает описаний самих тел, однако делает весьма прозрачные намёки на насекомых и то, что тела начинают сильнее пахнуть в жару, поскольку ускоряется процесс разложения (And they’d find us in a week / When the weather gets hot / After the insects have made their claim). И это весьма изящный ход — описать самые что ни на есть натуралистичные последствия смерти не буквальным описанием, а через косвенные признаки в виде насекомых, хищных птиц, беспокоящихся овец, которые почувствовали диких животных, привлечённых запахом мертвечины.

Кажется, что In A Week довольно сильно выбивается как по смыслу, так и по звучанию: музыкально этот трек ближе всего к лёгкому инди-фолку в духе Стью Ларсена или Билли Мартен (очень советую послушать обоих), причём пейзаж окрестностей тихого ирландского городка отлично ложится на эту музыку, но чем больше мы понимаем, что и герой Хозиера, и героиня Карен Коули — мертвецы, тем больше становится контраст между музыкой и текстом, который наталкивает меня на следующую мысль: что если в этой песне смерть является не более чем метафорой любви, ведь влюблённые, особенно в первое время нового чувства, действительно могут умереть для окружающего мира. На это намекает второй куплет Карен (I have never known sleep / Like this slumber that creeps to me / I have never known colour / Like this morning reveals to me). Но даже при такой интерпретации In A Week всё равно выглядит весьма интересным отступлением от основной линии альбома как с точки зрения музыки (по понятным причинам), так и лирики, ведь до этого Хозиер пусть и не скупился на тёмные краски для своих текстовых картин, но всё же никогда не был натуралистом.

В этом плане Sedated, конечно, гораздо более привычная во всех смыслах — Хозиер здесь возвращается к уже знакомой нам смеси соула и блюза, но на этот раз снова с уклоном в блюз в куплетах, а в соул — на припевах (они здесь, кстати, очень крутые благодаря тому, что Хозиер свободно смещает сильные доли внутри строчек). Текст же в характерной иносказательной манере рассказывает нам о герое, который пытается убежать от действительности, утопая в сексе и наркотиках, — мотивы, которые, как уже к этому моменту становится понятно, являются ключевыми для альбома. При этом интересно, что, насколько я знаю, сам Хозиер никогда не был замечен в каких-то скандалах, связанных с наркотиками, группис или прочими прелестями рок-н-рольной жизни. Для него и наркотики, и беспорядочный секс со множеством случайных партнёров — метафоры, которые позволяют глубже понять феномен любви, рассмотреть его с различных сторон, в том числе и самых неприглядных, как в Sedated. Это весьма необычный способ рассказать о любви, не романтизируя наркотики и секс, но и не превращаясь в ханжу и сноба, причём у Хозиера, благодаря действительно сильной лирике (если, конечно, забыть про количество бэйб в его текстах) получается это гораздо лучше, чем у большинства рэперов, например, для которых наркотики и секс в песнях — как бы родной дом, основа основ. Опять же, для Хозиера наркотик — это способ показать зависимость, довольно очевидный и банальный, согласен, но каждый раз, используя разные наркотики, он показывает нам разные виды зависимости: сладкое, но пустое удовольствие в Angel of Small Death & the Codeine Scene, беспощадный героин, уничтожающий любые шансы на возвращение к нормальной жизни в To Be Alone и вот, наконец, седативные, подавляющие любые чувства, но в первую очередь позволяющие не чувствовать сильную боль и оберегающие от того, чтобы слишком сильно поддаться любви. При этом герой как бы стремится к тому, чтобы любить и быть любимым, но при этом всё же боится слишком тесной близости, из–за чего в итоге и развивается нездоровая зависимость как от наркотиков, так и от своего партнёра.

Тема зависимости продолжается и на Work Song, которая музыкально наследует не только многие классические соульные и блюзовые композиции, которые описывали тяжёлую жизнь афроамериканцев из рабочего класса, но и в том числе спиричуэлс, духовные песни афроамериканцев-протестантов, которые также во многом стали символом их борьбы за права. Однако Work Song лишь прикрывается поначалу классической историей рабочего, который трудится на заводе до полного изнеможения, при этом ничего не получая взамен. В действительности же мы снова видим историю не самых счастливых отношений, где главный герой настолько сильно нуждается в любви своего партнёра, что буквально не может есть, из–за чего с каждым днём становится всё слабее и слабее. Для него любовь — самый сладкий плод, однако его сладость вызывает слишком сильное привыкание, из–за чего герой и оказывается в том состоянии, в котором мы его видим в самом начале песни. Это весьма интересный способ показать, что взаимная привязанность — а здесь речи о несчастливой любви не идёт — также может быть чем-то плохим, уничтожающим, поскольку в таком случае человек теряет сам себя, а это, как мы уже поняли по Jackie And Wilson, для героев Хозиера едва ли не самая большая трагедия, поскольку все его поиски направлены, на самом деле, на одну единственную и вполне понятную цель — найти человека, перед которым не нужно будет притворяться, который примет тебя со всеми недостатками и не будет упрекать.

Однако раз за разом герои его песен находят лишь маленькие частички того, что им хотелось бы, а потому никогда не оказываются удовлетворены полностью. На Like Real People Do, которая снова звучит как мягкий инди-фолк, через метафору тела, которое пролежало в болоте много лет, а потому почти идеально сохранилось, Хозиер исследует постепенно появляющийся в отношениях холод, который в итоге приводит к тому, что один из любовников метафорически умирает, чтобы потом его нашёл новый человек. Этой новой девушке придётся его буквально воскресить из мёртвых, однако возникает ощущение, что сам герой этого не хочет, поскольку в таком состоянии ему комфортно и, что немаловажно, абсолютно спокойно. И всё же он жаждет любви, поэтому вновь и вновь будет обрекать себя на эти метафорические смерти.

It Will Come Back, которая звучит, пожалуй, как самая блюзовая песня на альбоме и по вокалу, и по музыкальным приёмам, задаёт нам вопрос: а стоит ли вообще пытаться заводить отношения с человеком, который не готов с тобой остаться навсегда, проводя аналогию с диким животным, которого человек приручает, но при этом в любой момент может бросить, оставив тем самым незаживающую глубокую рану? Но даже если человек действительно любит лирического героя Хозиера, а сам обожает свою девушку, он всё равно не может избавиться от синдрома самозванца, поскольку каждый раз получается так, что его избранницы не очень-то соответствуют культурным нормам. Из–за этого герой чувствует себя чужим, оторванным от той реальности, в которой существует, хотя он и готов поклоняться своей богине, при этом, как и на Take Me To Church, Хозиер смешивает здесь чисто платонические чувства и секс, что, как говорится, не очень-то по-христиански. Кажется, что все герои Хозиера обречены на несчастливую любовь. То, что начиналось с безоговорочной любви, поклонения и насмешки над ханжеским обществом, которое не принимает современную любовь, пытаясь её подогнать под свои устаревшие законы, в итоге не становится чем-то завершённым и оформленным. В своих поисках той самой настоящей любви, в своих исследованиях Хозиер погружается всё глубже и глубже в самые тёмные и нездоровые формы отношений, которые только возможны.

И заканчивается это всё, конечно же, гениальной Cherry Wine, которая под мягкой гитарной музыкой в лучших традициях какого-нибудь раннего Bon Iver или уже упомянутого мной Стью Ларсена, под лирикой, которая кажется искренним признанием в любви, в действительности скрывается очень непростая история абьюзивных отношений. Там есть и физическое, и психологическое насилие, и оправдание этого из–за возникающей привязанности и постепенно разрушающейся личности жертвы (того, что мы называем стокгольмским синдромом), и попытки всё это скрыть за миловидным фасадом благополучия — собственно, на это и направлен контраст между тем, как песня звучит, и тем, что в ней на самом деле описывается. В простых и очевидных метафорах, приправленных фирменными Хозиеровскими образами, музыкант создаёт печальную картину, которая, увы, работает всё лучше по мере углубления в какую-нибудь статистику по домашнему насилию на постсоветском пространстве. При этом здесь есть и осуждение жертвы со стороны общества, и отвержение помощи от беспокоящихся близких, и попытки убедить себя в том, что всё происходящее абсолютно нормально, и, как завершение этой череды действительно пугающих образов — кровь, сладкая, как вишнёвое вино. Причём сладка она и для абьюзера, который, очевидно, наслаждается своей властью, и для жертвы, потому что та считает кровь проявлением искренней любви и преданности (The way she shows me I’m hers and she is mine / Open hand or closed fist would be fine / The blood is rare and sweet as cherry wine).

Это жёсткая песня, несмотря на то, как она звучит, и, конечно, печально, что на оригинальном альбоме (если не брать Special Edition, потому что там дополнительные треки имеют мало общего с основной линией альбома, хотя и на Run также встречаются мотивы насилия в приказе бежать к любви, пока лёгкие не закровоточат, и в строчке «White hands to fondle and beat her») Хозиер в своих поисках любви в итоге приходит к такой мрачной кульминации. Думаю, что мне было бы немного легче на душе, закончись альбом первой из дополнительных песен Special Edition — In The Woods Somewhere. И не только потому, что я считаю её самой глубокой с точки зрения музыки песней Хозиера из этого альбома, но и потому, что там, пусть и тоже присутствует крах, потеря и так далее, тем не менее нет мрака, есть надежда на то, что женщина, которой он молится, всё же ответит ему и выведет из леса. Однако нет. Hozier заканчивается живой версией Cherry Wine, что кажется мне особенно символичным (студийная версия этой песни существует исключительно в формате клипа), ведь, увы, у многих людей жизнь не похожа ни на песни рэперов, ни на песни поп-певцов, хотя такие тоже есть и я искренне рад за них. К сожалению, всё ещё существует слишком много тех, кто живёт в мире Cherry Wine. Их всегда будет слишком много, пока существует хоть один такой человек, поэтому живая версия этой песни является чьей-то жизнью, и это довольно суровый приговор от Хозиера нашему миру и тому, как в нём воспринимают любовь. Но это не апатия, как может показаться, а протест, попытка показать людям, как жить нельзя, чтобы они стремились к чему-то большему. Это очень честный, откровенный разговор о проблемах, с которыми сталкиваются многие люди, при этом единственное лекарство, которое предлагает Хозиер, — немного уважения друг к другу, немного эмпатии и поддержки, чего будет достаточно, чтобы не оказаться героем одной из его песен.

Плоскости. Wasteland, Baby! (2019)

Я уже говорил, что не очень-то мне понравился этот альбом при первом прослушивании, да и при втором тоже, как и при третьем, поскольку показалось, что от душевного Хозиеровского блюза там не осталось вообще ничего, кроме голоса и общих настроений. Но сейчас, обновлённый совершенно неожиданным опытом от его дебютника, я готов преисполниться более поздним творчеством уже непредвзято. Честно скажу, мне даже интересно, что я найду в нём теперь, спустя три года с момента выхода и бездну личного опыта как музыкального, так и жизненного. Тем более между дебютным альбомом и Wasteland, Baby! прошло аж пять лет, что для любого музыканта солидный срок, но, что ещё важнее, за это время человек вполне может изменить свои взгляды на музыку.

И, судя по первому треку, что-то похожее произошло и с Хозиером, но теперь я слышу в Nina Cried Power не столько продюсерское влияние, сколько стремление самого музыканта к более, так скажем, полным аранжировкам, приближающим его творчество к тому, что создавала Нина Симон и многие другие блюзовые и соульные музыканты, а благодаря успеху дебютника, уверен, ему выдали на музыкальные решения едва ли не карт-бланш. Поэтому открывающий трек второго альбома Хозиера встречает нас не минималистично гитарным фолком, а почти что оркестровой аранжировкой. Конечно, это всё ещё далеко не Нина Симон и не B.B. King, но тем не менее сегодня такой музыки не то чтобы много. Всё чаще и чаще поп-музыканты начинают использовать некие похожие на блюз музыкальные ходы, но это скорее ширма, которая прикрывает их творческую импотенцию и невозможность создать хоть сколько-нибудь запоминающуюся мелодию без прибегания к смертельному оружию ностальгии. Хозиер же явно погружён в контекст, это ощущается не только потому, что на прошлом альбоме у него было достаточно отсылок на музыкантов прошлого (как текстовых, так и музыкальных), но и потому, что он смог умело адаптировать формат соула, блюза и спиричуэлса под каноны современной музыки так, чтобы его песни не звучали калькой с хитов прошлого века, а вполне комфортно чувствовали себя среди каких-нибудь Old Town Road и песен BTS, при этом во многом превосходя их по богатству приёмов и интересных ходов. Взять хотя крутую басовую линию в парте Мэвис Стэплс. Сама она, конечно, как и подобает легенде, абсолютно бесподобна. Я вообще скучаю по той эпохе, когда нужно было петь не правильно, а оригинально, когда вокал воспринимался не как отдельная и уникальная часть песни, а как инструмент, на котором играет исполнитель, подчёркивая свою собственную индивидуальность, и Мэвис Стэплс со всеми её маньеризмами, конечно, смотрится гораздо выгоднее в сравнении с правильно попадающим в ноты Хозиером. Я не говорю, что попадать в ноты — это плохо, наоборот, отлично, Мэвис, если что, тоже мимо не поёт, просто ни в его вокале, ни в его манере играть не чувствуется чего-то вот прямо очень личного, того, что настолько выделяет, например, Ховарда среди других авторов-исполнителей. Но это отступление, возможно, на Wasteland, Baby! Хозиер-таки найдёт свой полностью уникальный голос, так что давайте перейдём к тому, что из себя представляет Nina Cried Power по смыслу.

Тут становится очень интересно, потому что первый трек второго альбома Хозиера это ни много ни мало — протестная песня. Причём протестная песня не в духе условной «Это пройдёт». Она хоть и хороша, но всё же как бы призывает подождать, ничего особо не делать, словно зло — это болезнь, и организм человечества рано или поздно переборет (панки, говорящие подождать, — страшный оксюморон, который является одним из элементов ужасающего витража войны в Украине). Nina Cried Power — это гимн борьбы за права, причём права любые, в независимости от того, касаются они расы, пола, гендера, религии, ориентации или ещё чего-нибудь, гимн, который в духе Мартина Лютера Кинга призывает людей перестать бороться между собой по самым сомнительным поводам и переключить своё внимание на куда более значительные проблемы, мешающие жить буквально всем. По смыслу, да и даже по музыке, если немного сгладить слишком уж современно звучащую партию ударных, это почти песня протестных шестидесятых, семидесятых и так далее времён, когда музыканты по всему миру зачастую выполняли не только развлекательную роль, но и были лидерами мнений. Они выражали позицию очень большого количества людей, при этом зачастую не боясь ни критики в свой адрес, ни государства, ни чего бы то ни было (хотя опасность существовала, причём весьма реальная), потому что ощущали, что за ними правда. Конечно, Хозиер в этом плане действует немного менее изящно, чем Дилан или Нина Симон, да и многие другие музыканты, он просто констатирует саму необходимость протеста, обходясь довольно общими словами о том, что людям нужно перестать бороться друг с другом. В сравнении с довольно жёсткой, пусть и во многом иносказательной, критикой ханжества в церкви на Take Me To Church, Nina Cried Power ощущается как-то беззубо в плане деталей, но при этом сам посыл довольно мощный. Хозиер призывает к действию, вспоминая музыкантов, которые становились на этот путь подъёма людей до него, среди них все — талантливые, даже легендарные на западе музыканты, что показывает не только любовь Хозиера к музыке, его погружённость в контекст и желание не слепо копировать, но и создавать своё с опорой на великое прошлое, но и его амбиции стать в один ряд с этими людьми, что, безусловно, очень похвально. Несомненно, это крутое начало для альбома. Да, может, не самая сильная песня Хозиера, но как открывающая композиция, задающая тон всей пластинке или хотя бы показывающая, как изменился музыкант за прошедшее время, она очень хороша.

Но потом я почему-то чувствую себя обманутым. Дебютник четырнадцатого года действительно удивил меня своей неожиданной глубиной. Мне не всегда хватало на нём какого-то музыкального разнообразия, но Хозиер с лихвой компенсировал это действительно интересными текстовыми находками, я правда впечатлён тем, насколько хорошим он оказался рассказчиком мрачных историй. Многим современным музыкантам, особенно авторам-исполнителям, этого таланта не хватает, а потому и увлечь своим творчеством им становится гораздо сложнее. Но вот на Wasteland, Baby! следующие три трека не то чтобы хорошо показывают нам эволюцию музыканта в плане инструменталов или в плане лирики. Это, конечно, неплохие песни, они явно имеют гораздо более хитовый потенциал, чем любая песня с дебютника, за исключением разве что Take Me To Church. Almost (Sweet Music) так и вовсе звучит как песня Эда Ширана, только с характерными блюзовыми нотками, что всегда только в плюс — музыка Ширана не просто так нравится огромному количеству людей, это качественный поп, комфортный, приглаженный, с хорошими аранжировками и интересными находками. Вот только музыкантов, которые пытаются подражать милому рыжему парню, очень много, а тех, кто гнёт блюзовую линию — единицы, и они делают это качественно, особенно примешивая классический соул. И Хозиер с точки зрения музыки на Almost, Movement и No Plan заметно уступает себе же времён дебютника, что странно после очень классной во всех музыкальных отношениях Nina Cried Power.

О чём же три эти песни с точки зрения смысла? Можно ли их также разобрать на мельчайшие детали, проинтерпретировать образы? В конце концов просто поговорить о них обсудить, потому что каждая песня с дебютного альбома была написана так, что о ней хотелось говорить, иначе первая часть этого текста не вышла бы настолько объёмной и подробной — мне правда было интересно погрузиться в каждую из них, выпасть из нашего мира в другую реальность, пусть она у Хозиера тоже достаточно мрачная. Про Almost (Sweet Music) мне сказать вообще нечего — это упражнение в стиле «а сколько отсылок к старым песням я могу поместить в свой текст таким образом, чтобы он не получился бессмысленным перечислением?» И это не преувеличение, сам Хозиер говорил об этом треке именно так, при этом на дебютнике такие композиции были перемещены в специальное издание, чтобы не разрушать целостность повествовательного полотна пластинки. Movement, на которую есть красивейший клип, это тоже своего рода упражнение — попытка написать танцевальную песню о танце, при этом я бы не сказал, что в тексте есть какие-то интересные находки, за исключением довольно очевидных параллелей между танцем и сексом по принципу движения. No Plan — красивая песня о том, что всё рано или поздно заканчивается, а потому нужно постоянно двигаться вперёд и наслаждаться жизнью, ведь единственная неотвратимость в нашем мире — тепловая смерть вселенной, но на нашем веку она явно не случится, а потому какой смысл по поводу неё переживать? Я бы не сказал, что это пустые песни, нет, но в них не хватает той глубины, которая была в каждой без исключения песне дебютного альбома, даже кавер My Love Will Never Die там подвязан к альбому и в контексте приобретает несколько иной смысл, нежели тот, что можно там найти, если слушать оригинальную песню. И это отсутствие глубины прослеживается даже по излюбленным Хозиером baby, babe, honey и прочих обращениях к своим возлюбленным. Если на дебютнике каждая из этих бэйб обладала своим характером, местом в истории и определённым образом влияла на героя даже если сама не появлялась в условном «сюжете» песни (Work Song так и вовсе построена именно на констатации отсутствия), то здесь же все эти baby не более чем заполнение пустого пространства, потому что лирическому герою надо к кому-то обращаться, но мы не видим образа, который стоит за этими словами, и это грустно, ведь возникает ощущение, что Хозиер несколько растерял свой талант рассказчика.

Но, к счастью, это не совсем так, что доказывает следующая песня под названием Nobody. Это снова старый добрый Хозиер, берущий за основу тему, которую он так хорошо исследовал на предыдущем альбоме, и выдаёт нам полную мелких бытовых подробностей (You know when it’s twelve o’clock in Soho, baby; I’ve been fed gold by sweet fools in Abu Dhabi / And I’ve danced real slow with Rockettes on dodgy molly; Honey, when you warm the bed on Wednesday / It’s suicide Tuesday back in LA) историю отношений обычных людей, которые не очень-то соответствуют общественным нормам по тем или иным причинам. Но это не превращается в трагичную историю того, как они ломаются под грузом осознания своей неправильности, синдрома самозванца и прочего — как можно понять из No Plan, Хозиер смирился с безысходностью нашего бытия, а потому просто старается быть счастливым, но при этом тяга к несовершенным и странным людям, которая отлично раскрывается на Take Me To Church и Someone New, никуда не делась. В совокупности же новый и старый Хозиер, если так можно сказать, и дают тот эффект, который описан в Nobody — лирический герой любит не вопреки несовершенствам своего партнёра, как бы принося себя в символическую жертву ради него, себя и общества, а благодаря им. По музыке это гитарная полупоп-полублюз песня с красивыми гитарными проигрышами и сочными вокальными растяжками некоторых партий, но при этом без каких-то сильно выделяющихся моментов. Вообще пока что я замечаю определенную проблему с этим альбомом (не знаю, моя она или всё же пластинки), которая заключается в том, что сразу же после прослушивания песни как будто бы испаряются из головы, и я не могу вспомнить ни одну из них, кроме Nina Cried Power, хотя слушал каждую уже по несколько раз, хотя Someone New или Angel Of Small Death And The Codeine Scene я помню прекрасно, пусть они и были в самом начале предыдущего альбома. При этом все песни красивые, но в них как будто становится всё меньше и меньше чего-то характерного, что позволило бы мне определить: вот это Хозиер, и не только по голосу, но и по инструменталу.

Следующая песня в какой-то степени продолжает линию Nina Cried Power, если вспомнить строчки последней о том, что «это не песня, это пение» и мысль, что сам процесс пения как протестная акция не просто имел место в истории, но является сильной акцией, поскольку это практически прямая противоположность насилию, которым государство обычно отвечает на протесты. Однако To Noise Making (Sing) уже не протестная песня. Это очень важный разговор о том, что любое творчество и любое, в принципе, действие должно иметь ценность в первую очередь для тебя, а не для условного общества, окружения и так далее. Неправильно поёшь, но любишь петь — пожалуйста, пока это приносит тебе удовольствие, наслаждайся и ни о чём не думай. Хочешь просто выговориться через стихи, а не создать шедевр — ты имеешь полное на это право, потому что это твои стихи, твоя жизнь и только ты можешь решать, что называть стихами, а что — нет. Ну и так далее. В наше время, когда любой рандомный чел из интернета мгновенно превращается в эксперта по всему в мире, это действительно довольно важный посыл, потому что человек, однажды послушавший такого вот чела из интернета, может перестать петь вообще, а мир при этом в перспективе потеряет артиста уровня Нины Симон. Тем более этот посыл важен сейчас, когда нас окружает тотальнейший мрак авторитарных государств, развязавших войну против страны, у которой начало получаться из этого мрака выбираться, потому что искусство, прямо как маг воздуха по имени Аанг, если и не спасёт наш мир полностью, то точно замедлит процесс его распада. Но главное, чтобы искусство приносило кому-то удовольствие, в том числе и своему создателю. И пока человек развивается, пока стремится к тому, чтобы стать лучше в пении, литературе, спорте — да чём угодно — никто не имеет права ему это запрещать.

Приятно удивляет с точки зрения музыки As It Was — блюзовая гитарная баллада, которая звучит так, будто бы её демо потерялось во время записи дебютника, а потом Хозиер его нашёл и в итоге решил: «Не пропадать же хорошей песне». В итоге мы получили As It Was, которая не только приятно звучит, но ещё и как бы продолжает линию песни It Will Come Back, но с другой перспективы. Если It Will Come Back — это довольно мрачная песня о том, как лирический герой, условно говоря, переходит из рук в руки, пытаясь найти постоянную любовь, но каждый раз находит лишь временное пристанище, то As It Was — песня о счастливом возвращении. О том, как человек, возвращаясь домой после разлуки, делится со своей девушкой переживаниями, приятными моментами из своего путешествия, но при этом сама песня всё же более тревожная как по тексту, так и по звучанию, поскольку описывает не непосредственно момент возвращения, а, скорее, возвращение как длительный процесс, как дорогу к конечной цели, далеко не простую даже несмотря на то, что в конце ждёт любимый человек. Сама песня наполнена образами пламени, света, она вообще очень визуальная благодаря тому, насколько удачно Хозиер совместил текстовые и музыкальные акценты.

В целом заметно, насколько мироощущение Хозиера стало менее трагичным, мрачным и тёмным. Заметно это не только в музыке — она и раньше весьма умело балансировала между минорным и мажорным, создавая ощущение неопределённости, в котором лирические герои Хозиера пребывали на протяжении всего дебютника. Тексты тоже стали более светлыми даже если рассказывают нам о разрыве отношений, как Shrike. Лирический герой не убивается из–за потери, не ударяется в наркотические или алкогольные трипы, не пытается найти утешение в объятьях бесчисленных любовников или любовниц. Он грустит, это очевидно, в какой-то момент его даже парализует, потому что он понимает, какое количество ошибок допустил (в первую очередь — не делился своими чувствами) и что если бы не он, эти отношения, такие важные и особенные для него, можно было бы сохранить, но при этом не убивается. Признаёт, что вряд ли когда-то сможет забыть о них — да, именно поэтому здесь и есть образ сорокопута, который будет постоянно возвращаться к своему шипу, чему-то острому, болезненному, но при этом необходимому для выживания. Это прекрасная песня, которая ничем не уступает Nina Cried Power, даже превосходит её с точки зрения лирики, поскольку метафора сорокопута и шипа — очень интересная находка, которую можно интерпретировать и обсуждать, но вместе с тем это просто красивый природный образ, который показывает нам одновременно и красоту отношений, и боль от расставания, и желание возвращаться к счастливым дням даже если вернуть их уже невозможно.

Talk в плане музыки чуть менее заметная, но здесь Хозиер показывает, насколько хорошо умеет пользоваться приёмом ненадёжного рассказчика — он это продемонстрировал на прошлом альбоме в Jackie And Wilson и Cherry Wine. Здесь он рассказывает чуть более банальную, но всё ещё интересную историю о том, как человек, буквально сыплющий типичными романтическими фразами, делает это не потому, что он весь из себя такой трепетный юноша со взором горящим, а потому, что горит у него одно единственное желание — соблазнить очередную девушку. Интересно, что под типичной слащавой песней про любовь Хозиер прячет довольно мрачную историю, хотя, конечно, эта песня далека по силе от Cherry Wine, буквально проворачивающей тот же трюк, но при этом по всем фронтам делающей это более изящно, интересно и пугающе.

Следующая песня с лаконичным названием Be снова отсылает нас к началу альбома, на этот раз призывая к протесту через любовь. Хозиер описывает многие страшные вещи в нашей действительности, начиная от изменений климата, заканчивая Трампом, который на западе стал олицетворением возвращения к национальному изоляционизму, что, как понятно по Nina Cried Power, Хозиеру совершенно не близко, но утверждает, что несмотря на это людям необходимо продолжать любить друг друга, ведь иначе это зло победит, и тогда никакая любовь уже не будет иметь смысла. Это классический посыл, циркулирующий на западе уже давно, начиная с протестов против войны во Вьетнаме: «Занимайтесь любовью, а не войной», и Хозиер, как продолжатель традиций того времени, наследует его, несколько перерабатывает на современный лад и вновь выставляет как щит перед всей несправедливостью современного глобалистского мира, где правят корпорации, которым плевать на человеческие чувства. Это отличная песня, но в ней, как и в большинстве композиций этого альбома, не хватает каких-то деталей, с которыми музыкант прекрасно работал на дебютнике. Свой посыл он оформляет не туманными образами, в которых так и хочется покопаться, а лозунгами, которые люди, периодически обращающие внимание на то, что же там на западе происходит, слышали уже не раз. При этом в самом посыле «любовь спасёт мир и потому является нашим единственным оружием» нет ничего такого, да, он банальный, но банальность не всегда плоха, поскольку в данном случае это фундаментальная ценность европейской культуры, начиная ещё с эпохи расцвета гуманизма. Но всё же немного грустно, что такое многогранное понятие, чьи тёмные стороны Хозиер так детально и талантливо исследовал на своём дебютнике, в итоге становится просто частью лозунга, который мы все уже слышали. Я редко хвалю песни про любовь, потому что их слишком много и большинство из них невероятно пошлые во всех смыслах, в том числе и набоковском, но у Хозиера они получались едва ли не идеально благодаря особенному взгляду на то, какими могут быть отношениями между двумя людьми, если они любят друг друга, но у них не всё в порядке. И этой глубины не хватает, а музыка всё же не настолько яркая и уникальная, чтобы затмить эти смысловые плоскости.

Причём это ощущение какой-то недожатости не покидает меня до самого конца альбома. Dinner & Diatribes — неплохой блюзовый рок, но при этом там ничего заметного с точки зрения инструментала, а с точки зрения лирики — это просто песня-шутка о том, как хорошо уйти с какого-то светского мероприятия, когда тебя там задушили. Would That I снова дарит нам красивую метафору о том, что каждый новый любовный интерес лирического героя как дерево, которое он трепетно выращивает, но потом жестоко сжигает как только появляются чувства к другому человеку. И дело не в том, что мне не хватает какого-то ангста, напряжения, страданий, стекла и прочего — я был бы только рад, если бы Хозиер показал мне другую сторону своего взгляда на мир, более позитивную, но всё ещё глубокую, но вместо страданий Хозиер не даёт мне какие-то сильные эмоции взамен, а как будто пытается отделаться общими словами, что сильно разочаровывает, особенно учитывая то, что на этом альбоме есть Shrike. Про Sunlight тоже сказать нечего — это своеобразная оппозиция No Plan, которая констатировала неизбежность смерти и всё такое. Sunlight же, как модно догадаться по названию, наоборот, про надежду, про то, что в любой ситуации, если у тебя есть любовь, нужно идти вперёд и забыть про все невзгоды. В общем, настолько сладкая песня, что от неё становится немного не по себе, особенно на припеве, где просто повторяется одно слово, но это не служит подчёркиванием ощущения замкнутого круга, как на Someone New или для чего-то ещё, просто музыкальный приём, да и в целом, как мне кажется, все припевы здесь сильно уступают первому альбому.

И вот мы дошли по последней песни альбома. Wasteland, Baby!, которая подводит своеобразную черту под очередным периодом в творчестве Хозиера, поскольку его новый альбом, который анонсирован на конец 2021-го, выйдет всё равно спустя три года, что снова же является солидным сроком, за который многое может измениться. Wasteland, Baby! — это приятная песня, даже странный дрожащий эффект, который Хозиер решил наложить на вокал, не очень-то мешает и даже придаёт песне некую иноземность, что, учитывая текст, играет лишь в плюс в плане дополнения картины пост-апокалипсиса. Это песня о том, как любовь и юмор могут помочь человеку найти в себе силы пережить даже такое ужасное событие, как конец человеческой цивилизации в привычном для нас виде или же смерть Солнца. Это трогательная композиция, украшенная мелким текстовыми деталями, позволяющими себя почувствовать рядом с парой, которую описывает Хозиер (And that day that we’ll watch the death of the sun / That the cloud and the cold and those jeans you have on / And you’ll gaze unafraid as they sob from the city roofs). Она, безусловно, красивая и жизнеутверждающая, ведь даже если любовь, как та самая смерть солнца, что-нибудь уничтожает, она всегда является вместе с тем и новым началом, чем-то хорошим, что в итоге обязательно прорастёт и даст человеку возможность идти дальше. Конец чего-то одного — начало для чего-то другого, такая простая, но вместе с тем такая сложная для всестороннего осознания мысль, ведь человек гораздо более склонен концентрироваться на потерях и прочих негативных вещах, нежели искать что-то хорошее и, например, видеть в увольнении с работы не трагедию, а шанс попробовать себя в чём-то новом. Возможно, это даже лучшая песня альбома, потому что здесь, похоже, Хозиер нашёл идеальный баланс между своим стремлением к современной поп-музыке, блюзовыми и соульными корнями, от которых он также не хочет отказываться, и интересным текстом, который предлагает слушателю не просто впечатления, но и повод поразмышлять.

Прослушав этот альбом от начала и до конца как в первый раз (большинство песен я действительно не помнил вообще, в этом плане эксперимент здесь даже чище, чем с дебютником), я, кажется, понял, в чём состоит моя основная проблема с этой пластинкой: почти все здесь — это песни одной идеи, как In A Week, но при этом идеи эти как будто самим музыкантом не прорабатываются настолько же глубоко, как это было в дебютном альбоме. Это чувствуется в небольшом количестве конкретных образов, ощущается в более простой рифмовке (раньше Хозиер шикарно пользовался внутренними рифмами, подчёркивал противоречия, рифмуя антонимы и так далее, использовал рифму не просто как обязательный элемент песни, а как инструмент, который многократно усиливал её воздействие на слушателя), в отсутствии каких-то запоминающихся ритмических или любых других музыкальных ходов, которые бы делали его песни более заедающими. Лично у меня не возникает желания возвращаться к альбому, за исключением разве что Shrike, Nina Cried Power и финальной композиции, в то время как дебютный альбом четырнадцатого года я, наверное, переслушаю ещё не раз, особенно после того, как в абсолютном большинстве песен для меня открылось второе дно.

Но знаете, что интереснее всего? При этом мне не хочется обвинить Хозиера в том, что он продался «Юнивёрсалу», сделал более универсальную поп-пластинку, поддался влиянию продюсеров и всё такое. Вовсе нет, просто это лично мне альбом понравился меньше предыдущего, хотя в целом приняли его весьма хорошо. Я чувствую, что все эти изменения продиктованы не какими-то коммерческими соображениями или внешними условиями, нет, я почти уверен в том, что сам Хозиер видел свою вторую пластинку такой — более простой, более светлой и лёгкой, чем дебютник. Я чувствую, что в его песнях нет никакого притворства, даже в песнях-упражнениях — для него это искренние шутки, и он предлагает своим слушателям посмеяться вместе с ним. Это честный альбом честного музыканта, просто не мой, но честность сейчас необходимо ценить, и вряд ли среди авторов-исполнителей, добившихся такой же известности, как Хозиер, есть музыканты более честные со своими слушателями и самими собой, чем этот скромный ирландский блюзмен.