Было бы несправедливо, да и попросту глупо отрицать наличие в нашу эпоху выдающихся художников и глубоких, неповторимых по форме и содержанию произведений искусства. Но несомненно и то, что неврастенический век бешеных скоростей породил чудовищный по культурологическому размаху механизм размножения мнимых ценностей, жалких, убогих потуг на нечто сверхоригинальное, чистое, вечное и, если хотите, святое.

Идея возвышенной глубины с поразительной легкостью принесена в жертву прожорливой и алчной хищнице неудержимого количественного роста. Сияющее черной, ужасающей пустотой пространство несовершенной хоть и истерически кричащей художественной жизни, засоряется грубой имитацией утонченно-хрупких плодов, непрерывной и кипучей деятельности «абсолютного эстетического духа»; ростков далеко не всегда пробивающих себе дорогу в девственном виде к индифферентному и расплющенному массовому сознанию. Проявление же этих виртуальных подделок, посредством чрезмерно расплодившихся лжемедиумов от искусства, как правило, неизбежно приводит: к полному запущению и помутнению целомудренной чистоты и лучезарной ясности первоистока, к незаметному алхимическому превращению художественного открытия («истины» по Хайдеггеру) в свою противоположность, к самоуверенной и грязной спекуляции о, якобы, адекватности внешнего фасада полученных результатов хрупким, ментальным формам собственно откровений и, все это, при скрытой от невооруженного глаза пустотности внутреннего содержания. Проникнуть же в сердцевину, в имманентно-змеиную сущность этих квази-произведений с тем, чтобы, узрев их вопиющую убогость и ничтожество, спокойно отвернуться от них, мешает раздирающая, насилующая сознание бурная динамика пустопорожних свершений, рожденных маниакальной активностью беспредельного технократического разгула и аннигилированных в унылой сиюминутности преходящего момента.

О каком утонченном эстетическом вкусе можно говорить или мечтать сейчас, сидя в идиотском кресле сумасшедшей современности, среди безвкуснейшей аудио-видео-информации, превращающей человека против его воли в заурядного и жалкого потребителя?! И возможно ли вообще наличие столь хрупкого и ранимого достоинства, судорожно бьющегося в конвульсиях вечного сегодня, когда каждую секунду что-то меняется, ломается, строится и снова рушится, когда каждое мгновение несет в своем чреве заранее состарившийся зародыш «переоценки всех ценностей» и любая романтически окрашенная претензия на освещение незыблемых, предвечных принципов духовной жизни, оказывается заведомо скомпрометированной и оплеванной лихорадочным техногенно-урбанистическим антуражем утомляющей всех нас монотонной действительности.

Зловещий гул смутно надвигающегося апокалипсиса вот уже на протяжении нескольких десятилетий (особенно, в последнее время) цинично щекочет тонкие, рафинированные нервы наивного человеческого оптимизма, заявляя о себе все чаще и чаще, без устали провоцируя социально-этнический, а то и прямо физико-тектонический ландшафт планеты. Невероятные скорости, выхваченные из гущи биокинетических превращений и обусловленные хладнокровной наглостью грохочущих стальных машин и им подобных отпугивающих конструкций-милых детищ цивилизации, уже успели выполнить в высшей степени сатанинскую миссию по внедрению весьма своеобразных клинических условий, перекроивших психофизический облик человека, до неузнаваемости извращая его сущность. Он уже далеко не похож на безмятежного созерцателя, на невинное дитя природы, боящегося нечаянно причинить вред какому-нибудь живому существу, будь то насекомое или прелестный цветок. А естественно заложенная в человеческой душе тяга к столь мудрому состоянию самоуглубленности, благодаря чему ему, как духовной личности, открылось бы нечто более важное и ценное, чем жизнь в ее биологическом аспекте, рушится об тупое равнодушие выхолощенно-респектабельного быта.

Действительно, ослепительное сияние всеядного шик-комфорта, скрупулезно обрабатывая смертельными дозами душевную организацию так называемой презренной молекулы общества (индивидуума), расщепляет ее на элементарные «психо-частички», чтобы затем, вновь скрепив их в слизкодиффузной суете, явить миру мрачное подобие еле дышащего жалкого продукта, называемого современным человеком.

Перечисляя все эти жуткие, фантасмагорические проявления было бы, скажем так, нетактичным обойти вниманием их главную причину. Ну конечно же, материалистическое мировоззрение, эта прогнившая сумма всевозможных удобоваримых фикций, так рьяно и патетично воспетая в начале столетия, и долгое время являющаяся знамением прогрессивного мышления, оказалась несостоятельной, а проще сказать, с треском обанкротившейся хозяйкой искренних стремлений к «предромантическому идеалу». Ни одна самая жестокая война, ни одно самое крупное стихийное бедствие не производили столь опустошительных разрушений, какое произвело это мировоззрение в умах и душах миллионов людей, отравив целомудренную энергию их духа токсичным практицизмом и превратив и без того стерильный интеллект в слепое орудие добывания нескончаемых материальных благ. Мракобесная суть материализма, пройдясь огнем и мечом по метафизическим корням бытия и прочно утверждаясь в естественнонаучных дисциплинах, с садистским упоением выжгла на истощенном теле культуры варварскую по своей сущности формулу бешенного скачка количества (НТР) и с иезуитским хладнокровием оскопила саму жизнь как сверхприродного явления, лишив ее еле видимых следов нежной «очеловеченной» мистической наполненности. Ловко приметив в характере заносчивой и недалекой эмпирической науки черты нездоровой предрасположенности к меркантильным атрибутам дибильного утилитаризма, материализм тотчас же вычленил и раздул эти «достоинства», искусно поощряя их лицемерную услужливость близорукой спутнице избалованного интеллекта, имя которой-полезность. Последняя же, страдая хронической капризностью, внешне оставаясь как-будто бы мягкого, покладистого нрава, не только не помогало и не помогает выудить нечто действительно ценное человечеству из результатов научных открытий, но и санкционирует жажду все новых и все более ужасающих изобретений средств массовой психологической кастрации… Заземленно-педантичной узколобости материализма более всего ненавистен возвышенный дух этики единства, разлитой во всем многообразии психических форм живого космоса. К сожалению, эта высшая над человеческая этика, являясь крайне уязвимой и вечно гонимой, как и все лишенное дара приспособляемости, служит великолепно удобной мишенью для загнанного в тупик и поэтому обезумевшего прагматического мироощущения, густо затертого к тому же на едких, зловонных выделениях разлагающегося атеизма…

Отрывок из книги «Обретение Пути», опубликованной в 1996 году в издательстве «Тэбиб» (Баку).