27 мая в московском клубе Model T питерская экспериментальная группа Wozzeck презентует виниловое издание своего нового альбома-реюниона «Факт Первый», изданный лейблами ТОПОТ и Intonema. Мы поговорили с участниками коллектива — композитором, мультиинструменталистом Ильёй Белоруковым, басистом Михаилом Ершовым и барабанщиком Константином Самолововым об особенностях этой «исчезающей» пьесы, кабинетных композиторах и певице Гречке.

Расскажите про историю становления Wozzeck. Вы образовались 11 сентября 2007-го сразу в студии. То есть до этого даже не пробовали придумывать музыку вместе?

Илья Белоруков: Случайно получилось, что моя знакомая, учившаяся на звукорежиссёра, «пробила» неплохую студию для любых моих целей. Я решил пригласить туда Мишу Ершова на бас и Павла Михеева на ударные, с которыми играл в то время в коллективе Dadazu несколько месяцев. Мы встретились у порога студии и сходу сделали первый альбом; название пришло чуть позже. Надо сказать, что первый альбом — единственный, который не отрепетирован заранее и звук которого мы не обсуждали ни минуты. У нас есть ещё несколько мини-альбомов или сплитов с таким подходом, но это параллельная история.

За последние 10 лет вы переиграли много разной музыки. Но начинали всё-таки с маткора и пост-метала, закапывались в звучание зорновского даунтауна, затем уходили в концептуальные сочинения, коллажистику и конкретную музыку. Не казалось ли вам, что вы как-то обгоняете время?

ИБ: Кажется, мы просто идём другой дорогой, в какой-то момент оказываясь впереди, а в какой-то позади. Но впереди или позади кого или чего? В этом должны разобраться люди со стороны.

К какому звучанию вы никогда больше не вернётесь?

ИБ: Загадывать не хотелось бы, но едва ли возможен будет совсем свободный фри-импров.

Wozzeck — сейчас это окончательно сформированная группа? Или она готова к коллаборациям? С кем вы делили сцену за время своего существования? И с кем было бы интересно сделать это сейчас?

ИБ: Костяк коллектива сейчас стабилен, это определенно радует. Учитывая, что на мне лежит сочинение материала, то я бы сделал пьесу со струнным квартетом, оркестром или хором. Хочется чего-то такого массивного, но при том деликатного, клубно-метального, но по-академически хрупкого. Вероятно, у нас больше общего с кабинетными композиторами, чем с людьми из клубов, но играем мы в последних, а природа материала во многом импровизационная или шумовая, то есть в этом плане мы отдаляемся от рока и академа. Находясь постоянно где-то между, можно как раз идти той странной дорогой, о которой я упоминал выше. Продираться сложнее, но других вариантов не видно.

Константин Самоловов:…со сводным хором посетителей Ионотеки во главе с Гречкой. Почему бы и нет? Мы же петербургская группа.

Как вы разрабатываете звучании группы? Если Илья в группе — автор идеи композиции, могут ли другие участники вносить ощутимые изменения в её партитуру?

КС: Я могу судить только по записям с моим участием, но партитуры Ильи, как правило, касаются структуры, то есть частей, размера, темпа, акцентов, пауз и т.д., поэтому, конечно, внутри партитуры на репетициях придумываются и обсуждаются партии и звучание инструментов, но изменений в самих партитурах не происходит. Скорее возможен вариант более гибкой или более концептуальной партитуры, как было с «6», например, когда изначально была идея изменяющегося сквозного темпа и последовательного развития частотного диапазона, а партии барабанов и баса мы все вместе придумывали на репетициях. Если я правильно помню, потому что вдруг подумал, что там все как будто в процессе формировалось, не уверен, была ли изначально идея подобной структуры.

ИБ: Вместе с ребятами мы занимаемся тем, что зовётся аранжировкой в мире массовой музыки. Я могу принести ноты для ритм-секции, могу закинуть идею, что «хочу здесь блюз» или «пошумим тихонько», и дальше мы начинаем работать с материалом. Как правило, первые репетиции я ничего не играю и только слушаю ребят, направляя звук в то или иное направление по интуиции. Могу настроить примочки для баса или приглушить тарелки и рабочий. Заложив фундамент ритм-секции, в голове начинают выстраиваться собственные партии, позже воплощающиеся и видоизменяющиеся в звуковой форме. Со своими звуками работаю больше дома в одиночестве, на репетициях необходимо отрабатывать общее.

В прошлом году вы возобновили концертную деятельность и записали альбом «Факт Первый». До этого ваши альбомы назывались «Актами» – всего вышло 5 «Актов», последний студийный альбом назывался просто «6». «Факт Первый» является утверждающей пластинкой? Символ свершённости и состоятельности?

КC: «6» тоже считается “актом”, просто на кассетной обложке (ведь он выходил только на кассете) не нашлось места для слова «акт», зато там очень красивые буква «W» и цифра 6.

«Факт Первый» — это начало новой и, скорее всего, параллельной серии, так что о состоятельности пока говорить рано.

Михаил Ершов: Тоже вступлюсь за предыдущий альбом — это именно «Act 6», нормальный полноценный акт. А про обложку, на которой написано W6, решение было принято еще во время работы над «Act 5», когда я сказал Илье в минуту его умиротворения: «Давай на следующей обложке будет написано W6?», а он просто отмахнулся, мол, давай-давай, иди партию учить. Это послужит ему уроком.

ИБ: «Факт» получился случайно, когда я думал над названием. Понравилось, что это всего лишь одна буква дополнительная к слову «акт». Но есть в этом и значение: полевые записи работают ведь как факты? Это документалистика, по сути неокрашенная никаким значением, что дает каждому человеку возможность интерпретировать звук, как он захочет. Символично, что новую серию мы открываем на втором десятке существования. Значит, что-то да состоялось и это факт.

Расскажите, как он рождался: когда был придуман, как записан и чем напитан?

ИБ: Репетиции начали в марте 2017-го, решив вспомнить неопубликованное родом из 2011-го. В какой-то момент добавился кусочек из материала времён дуэта 2013-2014-го годов. Ещё через месяц всё обросло полевыми записями и импровизационным наполнением из разного рода шумовых звуков. Записывали всё классическим для нас способом: все играют сразу живьём в одной комнате.

Сколько тейков случилось в студии? Какой тейк и как был признан каноническим?

И: За два дня было записано 4 тейка пьесы от начала до конца. Потом мы выбирали лучшие первые 10 минут и лучшее всё остальное. Точно не вспомню, но кажется, что первые 10 минут взяты из тейка 4, что говорит о том, что ребята технически подошли к максимуму под конец, а остальное из тейка 1, что свидетельствует, что импровно наполненные партии звучат свежее в начале работы.

37-минутный трек начинается с оглушительного невероятно грувового мат-метала. Ближе к середине он начинает расщепляться и распадается на еле слышную ритмическую-структуру, которая живёт в таком зыбком мире полевых записей, что звучат вокруг. Затем тишина поглощает всё. Расскажите про структуру композиции «Факта Первого»? Куда вы исчезли?

ИБ: Cтруктурно первая часть состоит из десяти блоков, в каждом прибавляется одна доля и длится около минуты. В то же время шумовой синтезатор выделяет акценты, как и ритм-секция, а восходящий и видоизменяющийся дроновый синтезатор на протяжении десяти минут идёт по нарастающей. Вторая часть начинается с обрыва всей этой части. Бас разделяется на два сигнала, вторым Миша управляет ногой и впоследствии руками, в то время как собственно бас остаётся чистым. Ритм-секция играет удары-точки, сначала довольно быстро, позже замедляясь в два и четыре раза.

Моя роль — укрощать вырвавшуюся-таки на передний план электронику. Все трое снижают громкость постепенно, к минуте 18-ой оставляя место для новых звуков и направления композиции.

На протяжении всего «Факта Первого» мы играем тише и тише. В какой-то момент в зале становится больше окружающего звука, чем произведенного музыкантами (а на пластинке больше естественного звука винила, чем музыки). И вот этот новый контекст для всех ранее сочинённых и ныне переработанных частей и стал основным моментом, с которым мы работали. В итоге я определил в какой-то момент тэги, потому что надо было что-то писать в анонсах. Так появились мат-рок, шумовая электроника и мюзик конкрит. Всё это очень условно, но фундаменты именно такие можно назвать.

Альбом «Факт Первый» выпущен в двух изданиях — московским лейблом ТОПОТ и питерским Intonema. Символично, что их каталоговые номера очень похожи — Т802Т и int028. У каждого издания своё оформление. Про московское я могу сказать, что конверт будет чёрным, внутри — листок с liner notes. Как вы оформляли свой «Fact I»? Говорят, что каждый конверт винила будет уникальным.

ИБ: Да, и это издание двумя лейблами тоже неспроста появилось. Ты, Женя, придал импульс для Wozzeck чуть больше года назад, спросив не хотим ли разогреть Бром. Так что очень классно, что эту пластинку мы и выпускаем совместными усилиями.

Оформление на Intonema очень аскетичное, простое, но очень функциональное и да, уникальное: мы отпечатали скотч с текстом, и сами обматываем каждую копию, ни одной похожей не будет. Никаких текстов нигде не печатали, даже яблоки на сторонах мы решили не обозначать, давая слушателю задания: с какой стороны слушать, как поменяется восприятие, если слушать не в том порядке, как пьеса написана. Именно постановка вопросов для слушателя для осмысления — одно их тех качеств, которые наиболее ценны для меня в работах Wozzeck.

Илья, какие полевые записи ты использовал для записи альбома? Какова их механическая сочетаемость?

ИБ: Полевые записи записаны или на телефон, или на рекордер. Там есть звуки цитры: это моя игра, треки, которые я записал для чего-то, без особой ценности самого материала как он есть. Или же случайные звуки улицы. Или звук музея Киасма в Хельсинки, когда я прогуливался по экспозиции. Что-то записано в магазине игрушек в Безансоне, что-то в Тулузе на улице (те самые хлопающие вокалисты), что-то дома у французского организатора.

Самое интересное случается в момент, когда эти записи и вообще все производимые нами звуки начинают взаимодействовать со звуками клуба или звуками окружающего слушателя пространства. Когда становится непонятно, где что-то записанное, а где звук с твоей улицы. Тут нет единственно верного способа прослушивания пьесы. Может случиться всё, и это будет включено в общий контекст. Или не будет, если мозг слушателя не захочет связать все звуки вокруг себя.

Миша, в Wozzeck вы с Ильёй всегда были костяком группы — оставались в дуэте или расширяли состав до квартета. Где у вас точка сборки? Бывало ли так в разные периоды, что вы не приходили к общему мнению в сочинении и аранжировки композиции и яростно бросали их?

МЕ: Честно сказать, не знаю, где эта точка. Возможно, я единственный в городе басист, готовый играть музыку Ильи и терпеть его же, ну и периодические перерывы помогают уживаться вместе так долго. Вообще, мы оба в немалой степени истерички, так что ругаться доводилось, конечно же, и по рабочим вопросам, и в целом. В музыкальных делах мы недалеки от диктатуры, так что Илья почти всегда побеждает, но выходило и по-другому. Пару раз.

Костя, помимо Wozzeck ты некогда играл в ансамбле Padla Bear Outfit вместе с Арсением Морозовым, что сейчас промышляет в Sonic Death. Расскажи, как повлиял этот опыт на то, чем ты занимаешься сейчас? Ты известен своим чутким подходом игры на ударных инструментах-объектах –как давалась тебе математическая безошибочная первая часть альбома?

КС: Попробую расставить все точки над «i». Я играл в разных группах, например, в 1995-1997 годах в Пскове в панк-группе под названием «Посторонним В», а в середине нулевых в пост-арт-рок группе «Вместо рыбалки» и в пародийной группе «Глом», и это далеко не полный список. Все они остались известны довольно небольшому кругу людей, но каждая из них, безусловно, дала мне что-то. В PBO я играл сравнительно короткий промежуток времени (меньше года). Этот период ценен для меня, во-первых, появлением в моей жизни музыки, о которой я прежде не слышал, во-вторых, практикой игры жестко, просто и с минимальным сетапом, например, без хай-хэта или с одной тарелкой, в-третьих, этот музыкальный период пришелся на изменения в различных других сферах моей деятельности и в совокупности все это открыло мне понимание, что дальше я могу/должен играть (и вообще делать) то, что действительно интересно для меня. Вполне логичным и своевременным продолжением всей этой истории стала группа Марс-96, в которой я, собственно, начал впервые играть импровизационную музыку.

Wozzeck для меня начался в 2015 году с альбома «6», и примерно в то же время начались мои первые опыты импровизационных коллабораций, я начал осваивать перкуссию и объекты. И хотя потом у Wozzeck был некоторый перерыв, можно сказать, что эти две истории: свободная импровизация и жесткая партитурная музыка — несколько лет идут для меня практически параллельно. А математическая точность достигается только одним способом — репетициями. Во время подготовки к записи «Факта Первого» я впервые в жизни репетировал один, отрабатывая под метроном свою партию.

Презентация альбома «Факт Первый» группы состоится 27 мая в клубе Model T (м. Марьина Роща, ул. 1-ая Ямская, д. 9).

Ивент в FB: https://www.facebook.com/events/435302083576271/
Ивент в ВК: https://vk.com/wozzeck.moscow

Интервью подготовил Евгений Галочкин.