Словарь путинской эпохи осенью 2023 года запустили в Независимом институте философии (IPHI) — организации основанной в Париже учеными-философами, покинувшими Россию в последние годы. А идея такой свободной от цензуры академической организации возникла у Юлии Синеокой в декабре 2021 года, когда она работала заместителем директора Института Философии РАН (ИФ РАН), который в тот момент отбивался от попытки рейдерского захвата.

Власть в России боится философов. Боится настолько, что объявляет их иностранными агентами, блокирует распространение их научных статей, ищет среди них шпионов и вынуждает покинуть Россию. Как и чем занимаются эти ученые в изгнании? Как строятся отношения с коллегами, оставшимися в России? И почему философия может развиваться «только во множественном числе», рассказала T-invariant президент Независимого института философии (IPHI) Юлия Синеокая.

Читайте текст в оригинале

С началом войны проект приобрел новое содержание: государство приступило к уничтожению гуманитарного знания в России. В условиях несвободы ученые все чаще переходили на конформистскую позицию, а те, кто раньше придерживался военно-консервативных взглядов, но не осмеливался высказаться вслух, подняли головы. Имена немногих оставшихся независимыми исследователей все чаще стали появляться в провластных СМИ. Сведения из документов, доступ к которым был получен при рейдерском захвате ИФ РАН, появились в газете «Завтра», которая сообщила о стажировке Юлии Синеокой в Бирмингемском университете в 1999 году, где она якобы была завербована британской разведкой. Информация о поездке хранилась в личном деле в ИФ РАН, правда, речь шла о работе приглашенным исследователем.

С учреждением Независимого института философии (IPHI) в Париже, ИФ РАН обвинили еще и в том, что у руля этой ассоциации стоят его сотрудники. Хотя за прогулы Юлию Синеокую уволили из ИФ РАН во время отпуска (а также со-основателя IPHI Алексея Жаворонкова во время командировки еще летом 2023 именно в связи с их зарубежной деятельностью): руководство решило, что совмещать работу в российской и международной организациях сегодняшняя политическая ситуация не позволяет. Да и некоторые ученые, сохранившие места в ИФ РАН, сами упрекают бывших коллег, собравшихся в IPHI, в том, что их деятельность ставит ИФ РАН под удар. Сами учредители ассоциации, напротив, считают, что их действия никак не отразились на характере нападений, а для обоих институтов было бы выгоднее сохранять научные связи.

О том, как возникла идея объединить русскоговорящих гуманитариев, почему российские коллеги не спешат присоединяться к ассоциации и чем опасна новая независимая институция для провоенных структур, T-invariant поговорил с президентом IPHI, доктором философских наук, членом-корреспондентом РАН Юлией Синеокой.

T-invariant: Как руководство ИФ РАН отреагировало на Ваше начинание?

Юлия Синеокая: Еще весной 2022 я говорила с директором и первым зам. директора ИФ РАН о том, что хотела бы собрать рассеянных войной по миру коллег, чтобы вместе вести научную работу, продолжать наши проекты, поддерживать друг друга и не терять связи. И академик Гусейнов, и академик Смирнов отнеслись к моему плану скептически, сразу мне ответили, что ничего хорошего из этого не выйдет, эта затея из области невозможного, она обречена на провал и опасна.

У меня было другое мнение… Через год, к весне 2023, наша ассоциация сформировалась, расширилась и обрела имя. 9 мая 2023 Независимый институт философии получил регистрацию в Префектуре Парижа, тогда нас было чуть больше 30 (сегодня около 100). За год мы стали четче видеть свои цели, была намечена программа исследований. Мы собирались еженедельно онлайн, запустили регулярные общие и специализированные авторские семинары, а в перспективе наметили издание журнала и запуск подкастов. Помимо философов, наше сообщество объединяет социологов, антропологов, психологов, биоэтиков, историков, филологов, открыто заявляющих о своей антивоенной позиции.

Когда наш сайт был уже практически готов, информация об ассоциации просочилась в российские ультраправые СМИ: «Царьград» и «Завтра» активизировались. Эта информация дошла и до руководства Института философии РАН. Меня попросили уволиться из Института, объяснив это тем, что моя активность, дескать, ставит под удар коллег по Институту философии, работающих в Москве. Собственно, меня поставили перед выбором: либо я работаю в Независимом институте философии, либо в Институте философии РАН. Я попыталась объяснить, что членство в институте РАН не противоречит членству в ассоциации. Независимый институт философии — не государственный и не частный институт. Мы не политическая и не правозащитная организация. IPHI — профессиональная ассоциация. Кстати, я пригласила врио директора Института вступить в наш Консультационный совет. Он не ответил на мое письмо.

Через неделю я получила уведомление, что уволена за прогулы, хотя с февраля 2022 находилась в неоплачиваемом отпуске и жила во Франции. В один день со мной был уволен так же за прогулы и Алексей Жаворонков, со-основатель IPHI, находившийся уже долгое время в командировке во Франкфурте.

T-i: Вы хотели остаться. Почему?

ЮС: Все тридцать лет своей работы в стенах Института философии РАН я высоко ценила присущий ему в то время дух свободы и солидарности, открытость миру, творческую атмосферу. Институт философии РАН был уникальным содружеством людей с разными политическими взглядами, людей с разными библиографиями, но все вместе мои коллеги по Институту образовывали многоголосое интеллектуальное единство, незаменимое в профессиональном и человеческом смыслах. То, что мое становление, моя жизнь, моя работа были связаны с Институтом философии РАН, останется для меня счастьем и удачей. Перед самой войной Институт сплотили два события: 100-летний юбилей и успешное отражение попытки захвата со стороны группировки Дугина-Малофеева.

Кроме того, я не могла представить себя вне сектора истории западной философии, в который пришла после МГУ еще аспиранткой и которым руководила последние 10 лет, о котором болит моя душа. Я понимала, что и моим коллегам будет непросто, если я уйду. Я не могла их бросить. Институт был жизнью каждого из нас независимо от того, к какому поколению принадлежал человек, каких взглядов придерживался.

Кроме того, я понимала, что мой уход приведет к закрытию важного для меня проекта — «Философская мастерская». Это было востребованное в российском философском сообществе начинание, помогающее молодым ученым укрепиться в профессии, успешно работать над кандидатскими и докторскими диссертациями, устанавливать академические связи внутри страны и за ее рубежами.

Для меня было важно продолжать работу над изданием Историко-философского ежегодника, главным редактором которого я была, заменив ушедшую из жизни его основательницу Нелли Васильевну Мотрошилову. Нелли Васильевна сделала Ежегодник авторитетным международным изданием, публиковаться в котором было честью и для российских, и для зарубежных коллег. Свой долг я видела в том, чтобы сохранить уникальный коллектив этого издания, его академическую традицию. Я считаю важным событием выход Ежегодника 2022 года, ставшего зеркалом военного времени. Чтобы не быть многословной, просто приведу Вам названия нескольких статей из этого выпуска: «Вопрос о виновности» К. Ясперса в контексте немецкой национальной самокритики» (Игорь Эбаноидзе), «Слово утешительное инока в темнице» Максима Грека: Первое свидетельство «тюремной литературы» в России» (Марчелло Гардзанити), «Pavel Novgorodtsev and the Concept of Legal Consciousness in Russian Philosophy of Law» (Рандалл Пул).

Ну, и главное, пожалуй, что с начала войны Институт не предпринял никаких шагов, за которые мне было бы стыдно. Руководство Института держалось достойно, исследователи продолжали заниматься наукой. Нашего коллегу Рубена Апресяна, получившего статус иноагента, не уволили. Все это вызывало уважение, а не желание «уходить по собственному желанию».

Я и сейчас считаю, что увольнение Алексея Жаворонкова и мое не принесло никакой пользы ни Институту в целом, ни кому-то из коллег в частности… В ответ на известие об увольнении я ответила, что, если этот шаг во благо Института, я буду искренне рада.

Я считаю, что настоящую пользу для Института принесла открытая антивоенная позиция его бывших сотрудников, в частности, Марины Быковой, издавшей специальный выпуск своего журнала Russian Studies in Philosophy. Special Issue: Russia’s War in Ukraine: When Barbarism Takes Over Civilization. Issue editor Marina F. Bykova. 2022. Vol. 74(4), участие коллег в сборнике статей под редакцией и с предисловием Николая Плотникова «Перед лицом катастрофы» (Münster, 2023) и создание нашей ассоциации «Независимый институт философии». (Интервью Николая Плотникова читайте в T-invariant)

Думаю, сегодня коллегам по обе стороны российской границы важно помнить, что философия учит мыслить критически, аргументированно спорить, слушать и слышать друг друга. Важно не утратить понимание того, что философия существует только во множественном числе, не забывать, против чего боролся и почему победил Институт философии РАН в декабре 2021 и почему тогда на сторону восставшего Института встало все академическое сообщество России.

T-i: Как отнеслись в институте к Вашему увольнению?

ЮС: Получив уведомление об увольнении, я написала открытое письмо Ученому совету, чтобы поблагодарить коллег за совместную работу, попрощаться и объяснить, что причиной моего увольнения стало создание IPHI. Написала, что сайт ассоциации скоро заработает, его легко будет найти в сети. Но ссылку на сайт давать не стала, чтобы не оказывать давление на коллег, хоть и подчеркнула, что считаю создание ассоциации важным шагом для будущего российского философского сообщества. Потом, как мне рассказывали, состоялось внеочередное заседание Ученого совета, на котором обсуждалось мое «поведение».

Среди членов Ученого совета, написавших мне после этого собрания, были те, кто выразил солидарность, были и те, кто повторил обвинения в том, что, создавая Независимый институт философии в Париже, я ставлю под удар Институт философии в Москве.

С момента открытия сайта IPHI прошло полгода. Это событие ничего не изменило в характере нападок со стороны сторонников Дугина-Малофеева и членов Зиновьевского клуба на Институт философии РАН, который держит удар с декабря 2021 года. Никаких принципиально новых аргументов у них не появилось. Все абсурдные ложные обвинения повторяются по кругу из публикации в публикацию.

Я согласна с тем, что нужно сделать все возможное, чтобы в нынешних условиях уберечь Институт философии РАН, сохранить философию как дисциплину в России. Нужно продолжать писать, переводить, издавать, важно, чтобы мысль не угасла. Но философия не может существовать вне жизненного мира, не может не реагировать на катастрофу, в которой все мы деятельные участники, а не сторонние наблюдатели. Идет жестокая несправедливая бойня, развязанная российской властью, уничтожается Украина, Россия идет по пути саморазрушения, погибают люди, уродуются и ломаются судьбы… Знать об этом и жить дальше как ни в чем не бывало нельзя.

Независимый институт философии открыто выступает против войны в Украине, но не против коллег, находящихся в России: большинство здравомыслящих людей в академическом мире осуждает войну, не поддерживает нынешний режим, его решения, его действия, его идеологию.

T-i: Вы продолжаете общаться с бывшими коллегами из ИФ РАН?

ЮС: Да, старые связи, конечно, остались, но в целом общение замирает. Коллеги, остающиеся в России, считают, что общение на регулярной основе небезопасно. Но мы обмениваемся словами солидарности, знаками дружбы и поддержки.

T-i: Много людей уехало из Института за рубеж?

ЮС: Немного. Может быть, процентов десять или пятнадцать, но потом некоторые сотрудники вернулись назад. Это не значит, что на тех, кто вернулся, подействовала путинская пропаганда. Люди не остались за рубежом по разным причинам: из–за того, что не смогли легализовать свое пребывание; испугались, что выпадут из социальной иерархии, и/или не смогут реализовать себя профессионально; не смогли найти работу, обеспечивающую их семьи, или оставить своих близких без ежедневной заботы. Простого решения нет, это личный выбор.

T-i: Какие цели и задачи у ассоциации?

ЮС: Одна из первоочередных задач IPHI — найти финансирование своих проектов, чтобы помочь ученым, уехавшим из–за несогласия с войной, остаться в профессии. Многие из членов ассоциации сейчас получили стипендии или краткосрочные позиции в университетах, но это временное решение. У коллег огромное количество энергии и сил уходит на оформление документов, нахождение жилья, обустройство семьи. Нужно осмыслить свою новую идентичность, свое место в мире, наладить жизнь в стране с незнакомой бюрократической системой, обжиться в новом языковом пространстве, с нуля начать путь в профессии — все это непросто. Мне бы очень хотелось, чтобы наш IPHI стал полноценным местом работы для коллег.

Наша задача сейчас — анализировать действительность, писать и говорить прежде всего о том, о чем не могут открыто писать те, кто в России настроен оппозиционно и антивоенно и вынужден уйти во внутреннюю эмиграцию. Однако со временем, я надеюсь, в IPHI будут представлены все сферы гуманитаристики, тематика социальной и политической философии не будет лидировать с таким отрывом.

T-i: Русский как основной язык не мешает Ассоциации?

ЮС: Основных языков у нас четыре. Пока мы проводим внутренние собрания на русском (это родной язык большинства), и наши украинские, белорусские и многие западные коллеги тоже знают русский, но часть семинаров и круглых столов уже проходят на английском и французском, мы планируем мероприятия на немецком. Наши проекты тоже разноязычны. Семинар Независимого института философии в Сорбонне идет на английском и французском языках. Биоэтическая обсерватория представляет исследования на английском. У нас есть иностранные коллеги, которые не владеют русским, но мы находим возможности удобной для всех коммуникации на английском. Я не считаю, что между нашей задачей вхождения в международное академическое сообщество и нашей задачей продолжать интеллектуальную работу на русском языке есть противоречие.

T-i: Философская работа сейчас невозможна в России?

ЮС: Я уже больше года не была в России, не могу быть свидетелем происходящего там… Думаю, ситуация разная в разных институциях, разные ученые ведут себя по-разному. Вижу, что конформизм в научных кругах растет, растет и депрессивность… Но в то же время знаю, что многие мои коллеги много работают и совершают блестящие смелые поступки как практические, так и интеллектуальные. Это достойно и уважения, и восхищения.

Об общих тенденциях могу судить только на основании приватных бесед с коллегами, остающимися в России, ну, и, конечно, читаю новые выпуски журналов, просматриваю конференции и семинары, выложенные в сеть. Знаю, что московские коллеги не согласились со мной, когда в одном из интервью я сказала, что в России сейчас нет свободы философского исследования. Мне стали возражать, что можно заниматься восточными философиями, историей русской философии, античностью и средневековьем, этическими проблемами искусственного интеллекта, сознанием животных… Вполне допускаю, что так и есть, но уверена в невозможности критических философских исследований в России сегодня.

T-i: Как Вы думаете, возможно ли теоретически будет вернуться и работать вместе с бывшими коллегами после войны?

ЮС: Я не думаю, что тех, кто уехал, будут ждать с распростертыми объятиями и мы станем сразу снова своими для всех, кто пережил нынешний режим в России. Оставленные нами места уже заняты другими людьми, оставленные нами институции функционируют не так, как функционировали бы с нашим участием. Общение затруднено. Нынешняя реальность не похожа на довоенную. С другой стороны, я не думаю, что после смены режима в России все, кто уехал, захотят вернуться… Чем больше времени будет тянуться война, тем сложнее будет встреча, тем дальше мы уйдем друг от друга. Была довоенная жизнь, была точка, до которой мы дошли вместе, а дальше мы пошли в разные стороны. И даже те, кто оппозиционно мыслит, находясь в России, все равно будут отличаться от тех, кто оппозиционно мыслит, находясь за границей. Но уверена, что сотрудничество, общие проекты будут возможны. Мы будем нужны друг другу, но в иных качествах, чем прежде.

T-i: Почему, на Ваш взгляд, происходит разрыв между теми, кто уехал, и теми, кто остался?

ЮС: Это — большая проблема, описанная уже не раз учеными-эмигрантами, теми, кто пережил сто лет назад исход из России после революции, уехал из национал-социалистической Германии, эмигрировал из Чили при Пиночете… Причина в разном опыте, преодолении разных сложностей, в разных способах адаптации к ситуации. Накапливаются претензии друг к другу и взаимонепонимание. Война возводит между нами стену… Очень сложно будет потом встретиться как ни в чем не бывало. Это нормально: ведь даже когда человек выходит на работу после нескольких месяцев болезни, ему приходится заново привыкать к коллективу, входить в ритм работы. Но наша нынешняя болезнь затрагивает эмоциональную, экзистенциальную, психологическую сферы. Я не сомневаюсь, что мы сможем работать вместе вновь, но это не будут прежние отношения. В лучшем случае мы просто будем сотрудничать, как до войны Институт философии РАН сотрудничал с зарубежными институциями, IPHI будет готов к такому сотрудничеству.

T-i: Давайте поговорим о будущем. Что будет делать институт?

ЮС: Сначала была цель сохранить сообщество тех, кто работал вместе в России, возродить связи с коллегами по всему миру. С этой задачей мы справляемся. Теперь на первый план выходит вхождение в международное академическое сообщество. Нам предстоит найти в нем свое место, свою нишу, свою роль. Первые члены ассоциации были давно знакомы и работали вместе годами, теперь к нам приходят новые люди. Мы выстраиваем новую коммуникацию, пытаемся определиться со своей идентичностью. Для того, чтобы идти вперед, очень важны, с одной стороны, международные проекты, с другой — совместные усилия по развенчанию пропаганды, которая формирует российское общество сегодня.

T-i: Не будет ли более полезно для уехавших российских ученых включиться в локальные научные европейские сообщества, чем создавать свое?

ЮС: Одно другому не противоречит. Каждый из нас безусловно делает все возможное, чтобы стать полноценным, востребованным членом научного сообщества той страны, в которой оказался. Но это долгий трудный процесс адаптации. Невозможно приехать в другую страну и сразу, без подготовки стать частью ее академического сообщества. Я надеюсь, IPHI будет способствовать вхождению коллег в мировую «république des lettres». Коллеги из тех стран, в которых живут теперь члены нашей ассоциации, очень нам в этом помогают, мы бесконечно благодарны им за открытость, поддержку, готовность включать нас в свою работу и участвовать в наших проектах.

Помимо профессиональной, эмоциональной, психологической и логистической поддержки наша ассоциация дает коллегам аффилиации, что тоже немаловажно.

T-i: У вас уже есть конкретные планы по круглым столам, проектам?

ЮС: Да, члены IPHI встречаются практически каждую субботу в Zoom. Есть у нас закрытые доклады и дискуссии, но большинство открыто для всех. Часть докладов в открытом доступе на нашем сайте.

T-i: Какие проекты уже запустила Ассоциация?

ЮС: У нас уже работают два коллективных проекта: «Словарь политического языка путинской России» и «Обсерватория компаративной биоэтики». Готовы четыре авторских семинара: «Радиообращения Томаса Манна “Немецкие слушатели!» и дискуссия 1945 г. между «внешними» и «внутренними» эмигрантами в свете сегодняшнего опыта», «Литература и власть. История советской литературы сталинского периода (1922 – 1953) на основании документальных и архивных материалов», «Чтение и комментирование неопубликованных протоколов заседаний в Государственной академии художественных наук (Москва, 1922 – 1930)”, «Нормативная этика: моральный закон, цели и долженствование», много индивидуальных проектов, они размещены на сайте IPHI.

С 25 сентября в университете Париж-1 Сорбонна-Пантеон идет ежемесячный семинар Независимого института философии «Философский инструментарий для анализа современных проблем». Мы готовим подкасты IPHI, планируем издавать свой электронный журнал, откроем аккаунты в социальных сетях. У нас есть идеи большой конференции-презентации IPHI, выездных школ, центра психологической поддержки, другие замыслы.

T-i: Как можно поучаствовать в работе Ассоциации?

ЮС: Наша ассоциация открыта к сотрудничеству. Мы не замыкаемся в себе, не отгораживаемся от мира. Часть наших мероприятий онлайн имеет открытый доступ. Можно подключаться через зум. Многие выступления записываются, и видео выкладываются на нашем сайте.

Членом IPHI может стать любой ученый независимо от страны, в которой он живет, и гражданства. Для этого нужно нажать кнопку «присоединиться» на нашем сайте, потом прислать заявление, CV, список публикаций и назвать имена двух членов IPHI, готовых дать рекомендации. Каждый член ассоциации решает сам, открывать ли ему информацию о себе. Однако для тех, кто планирует публиковать на нашем сайте информацию о своих проектах, указание своего имени является необходимым, поскольку наши проекты не анонимны.

T-i: Как Вы думаете, возможно ли будет делать совместные проекты с российскими институтами или коллегами в ближайшем будущем?

ЮС: Пока таких работающих проектов у нас нет. Это задача непростая. Но у нас есть ряд замыслов по профессиональному сотрудничеству и психологической поддержке коллег-единомышленников в России. Верю, что те варианты, которые мы начинаем выстраивать, могут сработать.

Наши проекты нужны сегодня, но они пригодятся и завтра, когда придет время отстраивать новую жизнь и науку в России. Не реставрировать, не начинать с белого листа, а продолжать ту работу, которая ведется сегодня.

Что касается меня, я чувствую личную ответственность за судьбы тех коллег и друзей, которые остались в России, за тех, с кем я вместе работала, запускала новые проекты, с кем вместе мы боролись и отстояли накануне войны Институт философии РАН… Однако ставить их под удар, приглашая к сотрудничеству с IPHI, я не могу, не подвергая их опасности… Главное, чтобы у российских коллег была адекватная информация о реально происходящем внутри страны и вовне. Существовать в отрыве от мира губительно для ориентирования в настоящем и для выстраивания планов. Работа IPHI ориентирована в будущее.

Беседовала Марина Штейнберг