Азизе Аслан — исследовательница родом из Курдистана. Она получила докторскую степень по социологии в Институте социальных и гуманитарных наук Benemérita Universidad Autónoma de Puebla (Мексика) и степень магистра по экономике развития в Стамбуле. Она работает над вопросами экономики и кооперативизма в Курдистане, поддерживает организацию женских кооперативов.

Её книга "Антикапиталистическая экономика Рожавы" (2023) посвящена экономическому устройству и организации социальных отношений в Рожаве. В переведенном отрывке Аслан очерчивает положение курдской автономии в контексте классических левых и горизонтальных "новых социальных движений" XXI века, подчеркивая расхождения между ними и Рожавой по целому ряду мировоззренческих и теоретических вопросов — что, пожалуй, особенно важно сегодня, когда фундаментальные для Рожавы идеи радикальной демократии и муниципализма по Букчину переживают ренессанс среди антиавторитарных коллектиов, отличных по своему устройству от курдской автономии.

Как сделать революцию?

Размышления о революции по лекалам традиционной левой мысли приводят нас к ряду базовых споров: вопросу о захвате государственной власти, представительной роли партии, роли революционного авангарда, центральному положению пролетариата и так далее. В XX веке, благодаря научному социализму Энгельса, идея революции была рационализирована как практический проект, проистекающий из материальных условий. Общество, из-за происходящей в нем классовой борьбы, нуждается в переходе государства от капитализма к социализму — эта необходимость в дальнейшем угасает по мере того, как рабочий класс получает все большие возможности к самоуправлению (Engels, 1978).

Похожим образом Ленин в "Государстве и революции" предполагает, что захват государственной власти необходим, чтобы создать "условия для замены государства". По словам Холлоуэй, в этой идее, ключевой для теории революции, побеждает концепция "власти над", которая на целое столетие сводит суть революции к захвату государственной власти (Holloway, 2011, с. 164). Эта идея возникла неслучайно. К ее появлению привело подавление Парижской Коммуны при помощи насильственных методов и убийств (Ross, 2015). Главной задачей партии и революционеров стало "сформировать сознание", "принести правду в массы" и "привести их к триумфу" (Gutierrez Anguilar, 2014, с. 13). "Профессиональный революционер" мог прибегнуть к "революционному насилию" по мере необходимости. Революционеры, сражавшиеся за власть, считали, что смогут преодолеть её структуру её же собственными репрессивными методами. Таким образом, революционные движения создавались как зеркальное отражение власти, "армия против армии, партия против партии" (Holloway, 2011, с. 59). Ни одно из них не привело в итоге к настоящему освобождению, поскольку все они возводили абсолютистские структуры власти аналогичные тем, что сами и свергли. Более того, эксплуатация рабочего класса не закончилась и конец ему так и не пришёл. Напротив, его существование только укоренилось и даже приветствуется, как необходимое для экономического развития в рамках государственного социализма. Рабочий класс продолжил существовать в условиях эксплуатации, лишь сменив её форму на государственный социализм.

Распад Советского Союза показал, что освобождение и коммунизм не могут осуществиться посредством государственной власти, даже если эта власть принадлежит пролетариату. По этой причине сегодня не утверждается, что идея или надежда революции полностью сломлена, а лишь что "она предполагает раскрепощение революционной мысли, отмену связки понятий "революции" и "борьбы за власть"" (Holloway, 2011, с. 37).

Сегодняшний разговор о революции не обходится без критики вертикального порядка, и касается гетерогенных и неиерархичных практик новых социальных движений, возникших в начале XXI века. Их форма мышления нацелена на спонтанную революцию, без организации (партии) и без политического лидерства (авангарда). В среде народных протестов и восстаний последних десятилетий революционные моменты и практики прямого действия стали цениться больше, нежели тотальная революция двадцатого века (Graeber, 2012, с. 9). Кроме того, в современной дискуссии социальные проблемы не определяются исключительно через призму классового конфликта и эксплуатации, присущих марксистской теории. Традиционно левые общественные вопросы сегодня получают прочтение в контексте широкого разнообразия властных отношений. Вместо единственного общественного вопроса (эксплуатации труда капиталом), поднимается множество проблем (патриархат, расизм, контроль государственных границ, разрушение экологии и так далее). Вместо лишь одного революционного субъекта (рабочего класса), на сцену выходят несколько субъектов (женщины, защитники природы, черные, коренные народы, курды). В этом контексте часто упоминаются про-демократические движения, необходимость в разнообразии внутри движений и политика множества.

Те, кто отвергают иерархическую ленинскую революционную организацию и революционное насилие, определяют себя в качестве активистов и считают, что самые важные политические действия происходят в открытых коллективах, где люди находятся в горизонтальных отношениях, а не получают и исполняют инструкции от руководящей партии. В открытых коллективах вопрос о входе и выходе из сообщества не поднимается. Активист принимает участие в акции по собственному желанию; отсутствие желания еще не означает выход из коллектива. И это не стоит воспринимать как проявление произвола. Предположение, что участие в группе сопряжено с необходимым минимальным вовлечением во благо коллектива на постоянной основе — временем, затраченным на развешивание постеров, написание слоганов, участие в собраниях, маршах и так далее — изжило себя и уступило место участию в деятельности по собственному выбору и желанию. Вопрос разделения обязанностей кажется важнее и насущнее революционного значения работы как таковой. Организационные собрания теперь проводятся в рамках спонтанных маршей, на собраниях в общественных местах, оккупированных площадях и парках.

Данные горизонтальные практики способствуют демократизации общественных отношений и предлагают новые возможности научиться слышать друг друга. Все, вне зависимости от происхождения, цвета кожи, возраста и жизненного опыта, вправе выразить несогласие. И не только выражение собственного мнения, но и восприятие позиции другого стало важной этической практикой. Демократизация пространства и отношений в нем обязательно предполагает, что люди прислушиваются к друг другу. Участники таких пространств стараются задействовать не только принципы представительной демократии, но подходы, свойственные прямой и радикальной демократии, в разных аспектах своей жизни.

Естественно, новые революционные практики не лишены и проблем. Коллективное принятие и исполнение решений требует времени, потому многие участники и участницы коллективов и локальных собраний утрачивают интерес и покидают их. Вследствие того же недостатка, после миллионных протестов остаются лишь крупицы перманентных сил, способных изменить социальные отношения в долгосрочной перспективе. Хотя спонтанность и внесла значительный вклад в революционную мысль и помогла нам выбраться из XX века, ей свойственно исчезать столь же легко, как и появляться. На исходе крупных социальных мобилизаций остаются малочисленные коллективы; присвоенные пространства — часто закрываются или превращаются в беззубые социальные центры; оккупированные заводы оказываются неспособны порвать с логикой капиталистического накопления ресурсов, и так далее. Совсем как движения XX века, которые стремились захватить государственную власть и установить диктатуру пролетариата, движения XXI века — продвигающие горизонтальные отношения без регламентации, четкой организации, и лидерства — оказались не в состоянии достичь реальных перемен, а именно разрушить капитализм и привести к социальному освобождению в радикальном смысле слова.

Итак, сопротивление снова ставит перед нами вечный вопрос: как изменить капиталистический порядок вещей в его повседневных проявлениях? Как нам действительно добиться революции? Борьба сапатистов в Мексике и курдов на Среднем Востоке, шедшая последние десятилетия, стала источником важного опыта, который может помочь ответить на эти вопросы.

Думать и пере-думывать: самокритическая организация народной революции

Движения сапатистов и курдов, хотя и разделяют множество тенденций, свойственных упомянутым выше социальным движениям XXI века, отличаются от них в подходе к спонтанности, волюнтаризму и прямой демократии в качестве революционных стратегий. Их отказ от практик, общих для иных радикальных движений, показал себя плодотворным и заслуживающим внимания. Зачастую эти отличия проистекают из разных определений революции. Вот в чем, на мой взгляд, заключаются главные отличия движения сапатистов и курдов:

• Всеобщий характер их революций.
• Организационные и практические вопросы — центральные для обоих движений.
• Будучи революционными организациями, они способны адаптироваться под нужды сопротивления и воплощать изменения в виде практической политики (politics).
• Иными словами, они способны постоянно трансформировать собственную структуру, гарантируя устойчивость во времени. Они достигают этого за счет постоянных внутренних изменений (у курдов этот процесс называется "критика-самокритика", tekmil и платформа; у сапатистов — interpellar, vigilar и др.). Практика самокритики также предупреждает формирование микро-центров власти внутри движения. Вдобавок к этим механизмам, целью постоянных встреч, политических объединений и публикаций является совместное формирование индивидов внутри коллективного субъекта. Формирование здесь означает трансформацию субъекта в созидателя и защитника морально-политического проекта.
• Практическая ценность предметов (вместо обменной стоимости) — ключевой элемент общественных отношений в автономии.
• Антагонистическая роль женщин — определяющая сила в революционных процессах и автономии.
• Курдам и сапатистам удалось установить и сохранить международные сети солидарности. Они смогли выделить время и силы на интернационализацию своих движений.
• Революционная борьба и обычная жизнь внутри этих движений неотделимы.

Я называю “всеобщей революцией” такую революцию, в которой субъектом становятся не партия или организация, а народы, населяющие регион, иными словами, когда в революционный процесс обширно включена общественная база движения — как в случае с сапатистами в Чьяпас и курдами в Рожаве. Вместо того чтобы считать, что народ становится субъектом революции через меры по повышению осведомленности, указы и политику революционных организаций, всеобщая революция основана на понимании, что революция — это самоопределение народа. Усилия по созданию материальной базы для существования направляют революционную борьбу, а народ является ее главным актором. Признание политической организацией народа (курдов и сапатистов) в качестве субъектов революции определило дальнейшее развитие этих движений. […]

Выше я упоминала склонность радикальных движений XXI века к отказу от идеи организации, или, если они не готовы полностью порвать с ней, то к дистанцированию от неё как на практике, так и в теории. Для сапатистов и курдов организация остается центральным элементом сопротивления, необходимым для сохранения достигнутого и движения к новым целям. “В том, что мы наблюдаем и заключается сопротивление: это понимание и того, как организовать борьбу, и того, что организации отведена решающая роль. Без организации сопротивление и борьба невозможны. Структуризация этих двух инструментов отпора очень нам помогла. Можно сказать, что она расширила наши представления, снабдила нас новой точкой зрения.” (Moises, 2015, с. 139)

Но это не организация прежнего типа: она децентрализована, в ней отсутствует иерархия. Вовлеченные в движение люди назначаются своими сообществами и готовы выполнять возложенные на них обязательства в течение отведенного времени. Другими словами, организация не зависит от чистого волюнтаризма самоназначенных активистов. Приверженность революции выражается в выполнении обязательных задач, поставленных собранием, таких, как, например, организация праздников и занятие должностей в Советах Хорошего Правления (Good Government Juntas) или автономных муниципалитетах. Это иной подход к политике: в определении того, кто такой сапатист, заложена коллективная политическая практика. Вот, как это описывает субкоманданте Мойсес: “Мало говорить о сапатизме, чтобы быть сапатистом. Необходима коллективная работа организованных людей” (2015). В отведенный срок общественной работы сапатисты не получают зарплату (только ежедневные порции еды) и не покидают свои дома и сообщества. Отказ принять общественный мандат означает выход из сопротивления и из сообщества. Иными словами, отказ от работы, предписанной коллективом, равноценен отказу от борьбы. Участие в движении — дело добровольное, но вступая в него человек принимает обязанности. Повседневная жизнь в сопротивлении должна быть четко организована, чтобы представлять собою альтернативу капитализму. Существование постоянных ролей позволяет людям воспроизводить новый формат жизни и организованного сопротивления системе, которая отказала им во всем. Следовательно, они должны принимать бремя, необходимое для сопротивления.

Хотя оба рассматриваемых движения основаны на отрицании — поскольку они само-утверждают свои идентичности, но не являются идентитарными — ни Чьяпас, ни Рожава не могут быть осмыслены вне своих корней в классическом левом движении. Эти глубокие, фундаментальные корни и сегодня определяют внутренние процессы обеих революций. Однако при этом оба движения смогли перестроить свою структуру и подход к сопротивлению через радикальную критику классических левых. Политическая структура и организационный процесс, важнейшие для обеих революций, все-таки сохранили следы традиционных левых иерархичных структур, но при этом имеют и новые организационные черты, свойственные народным формам сопротивления. К тому же в своем проекте автономии они преодолели иерархичность и пассивное сопротивление. Основа этой организационной формы в том, как она лавирует между противоречиями вертикализма и горизонтализма, боевой структуры и структуры гражданской, восстания и автономии. По утверждению Тишлер, одним из главных отличий сапатизма от других революционных движений является то, что они научились балансировать между спонтанным неповиновением и конкретными организационными формами. Сапатисты способны действовать вопреки противоречиям между вертикализмом, который выражается в их политико-военной структуре, и автономией коренных сообществ — формой сопротивления капиталу, а также сохранять уважение к различным формам сопротивления, присущим разным географическим и социальным зонам (Tischler, 2011, с. 135).

Естественно, этот процесс не предопределен и не завершен; он не лишен и своих противоречий. Так, оба движения в течение своей долгой истории уже подвергали сомнению некоторые взгляды и принципы своего устройства. Со временем от чего-то отказывались, а что-то решали сохранить. Поэтому их действия по деконструкции следует рассматривать вкупе с действиями по реконструкции. Они постоянно критикуют, развинчивают и перестраивают собственные методы, институты и практики.

Стоит помнить, что многомиллионные спонтанные движения не смогли преобразовать протесты в устойчивую общественную поддержку. Легионы людей заполняют улицы, но в отсутствие площадок для перманентного участия, и их активность тает, словно пена. На исходе больших протестов активными остаются лишь немногие, а еще меньше тех, кто признает необходимость создания силы, которая работала бы против и вне гегемонной системы. Сапастистам и курдам не только удалось сохранить массовость, но и создать необходимые площадки и механизмы политического участия, в которых сам народ становится протагонистом революции. Они создали общественные революции. На мой взгляд, важнейшим подспорьем в этом были традиции взаимного контроля и критики между политико-военной и гражданской структурами их революционных движений.

В своей фундаментальной работе начала 2000-х, Оджалан описывает трансформацию РПК [Рабочая партия Курдистана] в соответствии с новой парадигмой борьбы, возникшей в начале века. Он определяет взаимный обмен критикой между организацией и народом как отношения диалектической трансформации:

Если некоторые преобразования оказались трудными для РПК, то это в основном связано с социальным ландшафтом, из которого исходило стремление к преобразованиям. Если у организационной структуры есть демократические характеристики, то вполне ожидаемо, что множество настроений, происходящих из социального ландшафта, проникнут в организацию и повлияют на недавно сформированного индивида внутри неё, таким образом превращая этого индивида в свое продолжение. В ситуации, когда эти новые социальные тенденции не оказывают влияния на организацию и она остаётся нечувствительной к широким социальным изменениям, неизбежным результатом становится изоляция организации от общества. Но, с другой стороны, организационная структура может превратиться лишь в отражение социальных настроений, проникающих в неё — и в этом случае организация сломается или, во всяком случае, не будет отличаться от общества, которое она стремится изменить. Таким образом, сбалансированное и желаемое изменение неизбежно включает в себя синтез влияний революционных изменений как на социальный ландшафт, так и на саму организацию, что ведет к более развитому и насыщенному политическому образованию. Диалектический процесс, посредством которого революционная организация и общество, которое она стремится изменить, взаимно трансформируются, должен происходить именно таким образом. (Öcalan, 2004, с. 345)

У механизмов, с помощью которых курдскому движению удалось наладить диалог, взаимное признание и обоюдные изменения внутри революционной организации и между ней и обществом, есть разные названия: критика-само-критика, платформа, tekmil. После структурной и идейной реформы РПК, эти методы стали неотъемлемой частью революционного процесса. Они позволяют установить горизонтальный диалог между боевыми ячейками организации и народом, избавиться от разделения организации и общества на субъект и объект. Более того, аналогичные подходы используются и сапатистами — они называют их interpelar (оспаривать) и vigilar (поддерживать бдительность) — и позволяют им жить и работать сообща, вопреки структурным противоречиям.

Результатом такого подхода стала определенная психология и гармония между политико-военной силой и гражданскими организациями, при которой ни одна из сторон не является доминирующей, за исключением моментов, когда это необходимо. Так, одна из сторон может временно занять доминирующую позицию, но институты достаточно прочны, чтобы это не представляло угрозу балансу между двумя полюсами движения. Эта стабильность вновь указывает на то, что революция была построена этими двумя субъектами синхронно, а не навязана обществу организацией сверху. Нужно помнить, что эти механизмы существуют не только для того, чтобы вести диалог, но и чтобы признавать субъектность другой стороны и вырабатывать общую стратегию — и посредством этого обоюдного действия поддерживать существование революции в будущем. Движения курдов и сапатистов научились этому методом проб и ошибок. […]

Изменение повседневной жизни общества возможно только при замене капиталистических социальных отношений на отношения, основанные на общности, солидарности и взаимовыручке — а те должны постоянно воспроизводиться благодаря сетям солидарности, созданными в сложных условиях. В свете этого особенно важно понять, как создается автономия. Недостаточно просто создать замену государству через коллективное самоуправление. Нужно также коллективизировать важнейшие социальные связи.

Словами Этьена Балибара:

Когда революция разоблачает и разрушает определённую форму господства (монархическую, аристократическую), она также обнажает другую, которая в некотором смысле является более фундаментальной: господство частной собственности и капиталистического накопления. В результате революционное требование, о котором я упомянул ранее, требование продолжать революционный процесс, чтобы предотвратить его откат и восстановление "старого" порядка, становится требованием вывести революцию за "буржуазные пределы" или начать вторую революцию из чрева первой.” (Balibar, 2018)

В этом контексте важно, что в экономике оба движения стремятся использовать практическую ценность предметов, в противовес обменной ценности, которая доминирует при капитализме. Они максимально убрали из внутреннего использования деньги, оставив их лишь по необходимости. Вместо частной собственности они создают все больше пространств для коллективного производства. Благодаря кооперативам, коллективной работе и общественным пространствам они усиливают связи внутри сообщества. Данные институты радикально отличают автономию от окружающих ее капиталистических отношений. Также они создают общественные услуги, такие как образование, здравоохранение и охрана, опираясь на практическую ценность — это позволяет множеству автономных структур сойтись воедино и создать революционную гармонию.

Главная особенность, определяющая развитие обоих движений, это центральная роль женщин в сопротивлении и автономии. И не только за счёт простого присутствия — женщины среди курдов и сапатистов вплели в саму ткань этих движений собственный взгляд и принципы женского самоопределения.

Женщины всегда были сильными фигурами в среде сапатистов, хотя и не сформировали собственной организации. Но они стремятся к этому. Тот факт, что самоорганизация часто возникает в обсуждениях mujeres que luchan (женщины, которые борются), говорит о том, что решения женщин станут определяющим фактором в автономии сапатистов в будущем. В случае курдок так происходит уже давно. Сегодня в Рожаве идет женская революция, выводящая концепцию автономии за рамки географии и территории; автономия женщин придает конкретики автономии народной (Dirik, 2022).

Когда женщины самоорганизуются, новая могущественная сила провоцирует кризис патриархального договора [sic] — не только в обществе в целом, но также и особенно внутри смешанных организаций (состоящих из мужчин и женщин). Присутствие женщин в революционной борьбе постоянно подталкивает движение к изменению повседневных патриархальных отношений. Смешанные организации, как следствие, переосмысливаются и перерождаются, становятся менее патриархальными. Женская самоорганизация подавляет и разбавляет мужскую борьбу за власть в организационной структуре.

Можно сказать, что женские организации — независимые пространства внутри смешанных организаций — самый важный фактор в сохранении антагонистической динамики внутри движения. Однако женщины не организуются против внутреннего и внешнего патриархата, чтобы стать привилегированной группой. Они разрушают патриархальный договор, лежащий в основе властной асимметрии мачистского левого движения и отчасти — корня повторяемых снова и снова ошибок, приводящих к провалу революций. Женщины в сопротивлении разрушают механизмы исторического повторения и выводят эту проблему на свет, не чтобы разрешить, но чтобы сместить и переформулировать ее женским взглядом. Таким образом, их сопротивление патриархату приносит пользу не только женщинам. Оно освобождает гендер и тем самым все общество.

Рассматриваемые анти-капиталистические движения не считают систему, с которой противоборствуют, только лишь локальной. Напротив, они верят, что борьба с капитализмом должна быть международной, как и борьба с патриархатом. Они устанавливают отношения с небольшими политическими группами по всему миру, укрепляя друг друга взаимовыручкой. Например, сегодня сети поддержки и солидарности с сапатистами существуют во многих странах мира.

Эти сети мобилизуются с разными целями. Когда мексиканское государство проводит нападения и провокации в регионах Сапатистской армии национального освобождения (EZLN), сети поддержки организуют протесты и марши, отправляют наблюдателей в Чьяпас. Они не ограничены чисто политическим вопросами: через них, с помощью кооперативов и солидарного обмена, распространяется произведенный сапатистами кофе. Экспортируя кофе, сапатистские кооперативы поддерживают иностранные коллективы частью своей выручки и способствуют их экономическому успеху. В свою очередь коллективы поддерживают сапатистов тем, что находят справедливую цену на их кофе в своих странах. Иными словами, они выстроили международную систему взаимовыручки. Секрет появления сапатистского кофе на всех континентах кроется в этой международной сети взаимной поддержки, созданной наперекор гегемонии монополистской, капиталистической торговли.

Схожим образом курдское движение подчеркивает, что революция не может существовать в одной Рожаве, или даже только на землях, которые у нас курдов зовутся Курдистаном. Если революция ограничена лишь одной географической местностью, она не может расти и в конце концов погибает. Часто звучит утверждение, что только та революция, которая приводит к изменениям за своими границами — интернационализующая, объединяющаяся с другими революциями — может преуспеть. Холловей (Holloway, 2010) называет это “схождением разломов”. Так, курдское движение, с 1990-х годов мобилизующее курдскую диаспору участвовать и в других революционных движениях, имеет связи по всему миру и превратило свои территории в место встречи революционных интернационалистов, особенно после битве у Кобани против ИГИЛа.

Переводчица выражает благодарность Фонду Розы Люксембург в Нью-Йорке за их работу над темой Курдистана, организацию открытых встреч и лекций, в том числе за презентацию данной книги в декабре 2023 года.

Пруфридинг: Марина Власова

Литература

Balibar, E. (2018). The Idea of Revolution: Yesterday, Today and Tomorrow. Columbia University: http://blogs.law.columbia.edu/uprising1313/etienne-balibar-the-idea-of-revolution-yesterday-today-and-tomorrow

Engels, F. (1978). Utopik Sosyalizm ve Bilimsel Sosyalizm. Ankara: Sol Yayinlar.

Graeber, D. (2012). Anarsist Bir Antropolojiden Parçalar. Istanbul: Bogaziçi Universitesi Yayinlart.

Gutiérrez Aguilar, R. (2014). A Desordenar! Por una historia abierta de la lucha social. México: Paz En El Árbol.

Holloway, J. (2010). Kapitalizmde Catlaklar Yaratmak. Istanbul: Otonom.

Holloway, J. (2011). Iktidar Olmadan Dünyay Degistirmek. Istanbul: Iletisim.

Moisés, Subcomandante. (2015). Resistencia y Rebeldía Zapatistas I. El Pensamiento Crítico Frente a la Hidra Capitalista I (pp. 137-150). Chiapas: Cideci-UniTierra.

Öcalan, A. (2004). Bir Halkz Savunmak. Wesanên Serxwebân 135.

Ross, K. (2015). Lugo Comunal El Imaginario politico de la Comuna de Paris. Madrid: Ediciones Akal.

Tischler, S. (2011). Adorno: Oznenin Kavramsal Hapisanesi, Politik Fetigimzm ve Sinif Mücadelesi. In S. Tischler, J. Holloway, & F. Matamoros, Olumsuzluk ve Devrim: Adorno ve Politik Eylemcilik (K. Tunca, Trans., pp. 117-137). Istanbul: Otonom.