Вадим Волков. Государство, или Цена порядка
В издательстве Европейского университета в
Мы публикуем отрывок, в котором описывается один из ключевых для понимания современного миропорядка феноменов — возникновение микрогосударств, которые торгуют собственным суверенитетом, создавая на своих крошечных территориях гигантские офшорные зоны.
Классическое веберовское прочтение государства акцентирует территорию как важнейшую систему координат. Территории контролируют, расширяют, делят, очерчивают границами, отражают на политических картах — это еще и сакральные «земли», образующие идентичность нации. Казалось, современное государство неотделимо от пространственного господства. И тем не менее уже во второй половине XX века начал возникать параллельный мир государств совершенно другого свойства, суть которого состоит в отделении суверенитета от территории для его последующей коммерциализации.
После Первой мировой войны в период экономической депрессии сначала европейские страны, а затем и США пошли по пути повышения налогов на частный капитал и государственного вмешательства в экономику. Европейский фашизм обнажил слабость владельцев капитала перед государством, а советский эксперимент доказывал, что развитие возможно и вовсе без них. Осознание уязвимости личной и корпоративной собственности послужило толчком к поиску механизмов защиты активов.
Пока одни государства ужесточали регулирование, несколько небольших юрисдикций — Швейцария, Люксембург, Лихтенштейн, Монако, Гибралтар и Нормандские острова — отказались идти в ногу со временем, сохраняя законы эры laissez-faire [1]. В отличие от окружающих государств, они снизили или вовсе отменили налоги, ввели гарантии тайны для собственников и начали продавать счета и юридические лица нерезидентам. Изобретенная бизнес-модель состояла в том, чтобы посредством освобождения от налогов и гарантии тайны владения привлечь максимум вкладчиков и учредителей компаний и получать доход от трансакций, обслуживания счетов и юридических лиц. Такая схема была возможна и потому, что в большинстве остальных стран действовали правовые режимы, позволявшие разделять место юридической инкорпорации и физических операций, т. е. вести бизнес компаниям, зарегистрированным за рубежом. По ту сторону Атлантики Багамские острова сохранили английские корпоративные законы 1866 года и стали убежищем для американских капиталистов, которые не хотели принимать «Новый курс» Рузвельта и платить подоходный налог для богатых, достигший 79% в 1936 году [2].
В конце 1960-х годов западное общество совершило еще один левый поворот. В Великобритании к власти пришла партия лейбористов, акции протеста парижских студентов обещали разжечь новую революцию в континентальной Европе, а в США активизировалось движение рабочих и защитников гражданских прав. Все это побудило правительства повысить налоги и расширить систему социального обеспечения. В ответ на эти изменения группа юристов создала особые правовые режимы на островах Карибского бассейна, в частности на Каймановых и Британских Виргинских островах, которые стали называть «офшорами» [3]. Когда в Британии к власти вернулись консерваторы, они заключили с этими юрисдикциями соглашения о свободе трансакций, благодаря чему Лондон стал воротами в офшорный мир. Его примеру последовал Амстердам, связанный с Нидерландскими Антильскими островами. От второй волны роста офшорного сектора выиграл Карибский регион.
К 1999 году карибский сегмент управлял более чем третью мирового офшорного сектора с объемом услуг в 5–6 триллионов долларов.
Третья волна роста офшорного сектора была вызвана спросом на вывод за рубеж финансов бывших социалистических предприятий и защиту приватизированных активов после распада Советского Союза. Финансовое значение Кипра резко выросло благодаря соглашению о льготном налогообложении и свободе трансакций, заключенном с Россией в 2001 году. С тех пор он является поставщиком счетов и юридических оболочек для российских инвесторов. Кипр неизменно занимает первое место в списке источников иностранных инвестиций в российскую экономику. Китайские коммунисты для скрытой приватизации активов стали использовать офшор Макао [4].
Консервативная оценка Международного валютного фонда причисляет к «офшорным финансовым центрам» 23 юрисдикции, по другим оценкам, их не менее 80 [5]. Помимо многочисленных финансовых центров и корпоративных реестров в этом параллельном мире есть и специализирующиеся на дешевой регистрации морского судна «удобные флаги», среди которых лидируют Панама и Либерия, зоны экспортного производства со сниженными таможенными пошлинами (Мексика, Пуэрто-Рико, Тайвань и Гонконг), офшорные страховые центры (Бахрейн, Бермудские острова и остров Мэн), центры электронной торговли, оффшорные казино и даже специализированные центры секса по телефону.
По оценкам ОЭСР, в 2010 году объем находящихся в офшорном секторе финансовых активов составлял от 21 до 31 триллиона долларов. По последним оценкам в 2015 году его объем составляет от 24 до 26 триллионов долларов. К этому надо прибавить до 10 триллионов долларов материальных активов типа недвижимости, яхт, драгоценностей, частных самолетов, нефтяных скважин, объектов искусства и т. п., юридически спрятанных в офшорах своими владельцами от налогообложения, конфискации или раздела имущества в случае развода [6].
До 90% этого богатства принадлежит менее 10 миллионам человек или 0,014 населения Земли.
Какова природа офшорных юрисдикций? География и климат имеют значение. Большинство из них представляют собой наногосударства — крохотные земли или острова, часто расположенные в теплых тропических зонах. В таких местах издержки на инфраструктуру (а это важнейшая часть государственных расходов) минимальны. При этом все подобные юрисдикции обладают полноценным суверенитетом и вытекающими из этого правами, включая создание законов и юридических лиц. Двенадцать из тридцати крупнейших «офшорных гаваней» обладают территорией меньше тысячи квадратных километров, а четырнадцать из них — населением меньше миллиона. Все вместе они занимают 0,23% земной поверхности. Но при этом являются держателями от 10 до 15% мировых финансовых активов; через эти точечки на карте мира проходит до половины всех финансовых трансакций в денежном выражении.
Если отделить суверенитет от территории, им можно торговать в розницу. Кроме банковских счетов, защищенных режимом секретности, офшоры специализируются на производстве и экспорте юридических лиц (т. е. продают их нерезидентам). Эти юридические лица защищены секретностью и законом — как правило, английским правом, чтобы иметь доступ к английским судам. Ничтожные налоги и отсутствие бухгалтерской отчетности минимизируют затраты на обслуживание таких юридических лиц, но дают все права для ведения экономической деятельности в масштабах планеты. Владельцы таких компаний оптимизируют налоги, избегая прозрачности для правительств тех стран, на территории которых они ведут бизнес. Суверенные экспортеры юридических оболочек, в свою очередь, получают достаточную прибыль, чтобы поддерживать максимально либеральный налоговый и отчетный режим [7].
В одном из старейших офшоров, княжестве Лихтенштейн (примерно 24 км в длину и 6 км в ширину), зарегистрировано около 74 тысяч компаний, что вдвое превышает количество его жителей. На Каймановых островах зарегистрировано 279 банков и более 600 тысяч компаний; в расположенном там офисном центре Ugland House, например, значится 18 тысяч компаний, а работает всего 241 человек [8]. По разным оценкам, всего в офшорном секторе зарегистрировано от 1,7 до 3,5 миллионов юридических лиц, что сопоставимо с их числом в ФРГ, Италии или России. Таким образом, глобальная специализация этих наногосударств состоит в массовом производстве юридических лиц на экспорт, что, в силу географических и политических причин, а также эффекта масштаба, получается у них гораздо дешевле, чем у остальных.
Офшорный сектор, однако, порождает все более острые идеологические и политические конфликты. С одной стороны, он олицетворяет либерализм и свободу движения капитала. Его сторонники указывают на то, что конкуренция юрисдикций оздоровляет экономику, поскольку ставит пределы налоговым аппетитам территориальных государств, позволяет более оперативно переносить производство в масштабах мира исходя из соображений эффективности. С другой стороны, критики глобализации справедливо указывают, что офшоры используются для того, чтобы уходить от налогов, выводить прибыль из тех стран, где она производится, делая ее недоступной для учета — скрывать богатства меньшинства от большинства. Это похоже на теневую экономику для богатых.
Но если традиционная теневая экономика ограничена сетями личных связей, то офшорный сектор имеет глобальный масштаб и самые совершенные финансовые инструменты.
При наступлении глобальных финансовых кризисов лидеры ведущих стран начинают оказывать давление на офшорные юрисдикции и, как это было в 2009 году, добиваются смягчения режима секретности, т. е. возможности раскрытия счетов и имен владельцев по требованию финансовых властей стран ОЭСР. Тем не менее после нескольких громких процессов против какого-нибудь крупного банка или фонда все возвращается в исходное состояние, а масштабы офшорного сектора не уменьшаются.
Почему не получается «прикрыть» офшорный сектор? Ведь это можно сделать, просто блокировав трансакции из этих юрисдикций в другие страны. Очевидно, что элиты большинства стран заинтересованы в его сохранении.
Во-первых, офшорные юрисдикции связаны договорами и специальными отношениями с несколькими более крупными странами, такими как Сингапур, Нидерланды, Великобритания, Швейцария и Германия (точнее, с Цюрихом, Лондоном, Нью-Йорком, Франкфуртом, Амстердамом и Гонконгом как глобальными финансовыми центрами). Кроме того, все крупнейшие частные банки имеют дочерние структуры в офшорных зонах. В совокупности это сильная группа интересов, она имеет преимущественный доступ к глобальным финансам, поступающим в офшоры из всех остальных стран мира.
Во-вторых, политические элиты, особенно постсоветских и развивающихся стран, заинтересованы в том, чтобы повысить ренты и снизить уровень ответственности перед своими гражданами путем вывода за рубеж доходов, которые в противном случае поступали бы в бюджет. По последним оценкам, за период с 1990 по 2015 год россияне вывели в офшоры объем богатства, равный примерно 75% национального дохода страны, а стоимость активов и собственности, которой российские граждане владеют за пределами России, примерно равна стоимости того, чем владеют граждане внутри страны [9].
Примечания
[1] Laissez-faire (фр.) («позвольте делать», «не мешайте») — термин, в концентрированной форме означающий доктрину рыночного обмена, свободного от вмешательства государства.
[2] Palan R. The Offshore World: Sovereign Markets, Virtual Places, and Nomad Millionaires. Ithaca: Cornell University Press, 2003. P. 104–106.
[3] От английского offshore — «вне берега» или за территорией. Считается, что современному значению термин обязан появлением в 1960-х годах пиратских коммерческих радиостанций, вещавших на Великобританию без лицензии сначала из Люксембурга (Radio Luxemburg), а потом с барж у побережья Англии (Radio Caroline).
[4] Brittain-Catlin W. Offshore: The Dark Side of the Global Economy. New York: Picador, 2006.
[5] Методика МВФ основана на расчете соотношения объема экспорта финансовых услуг к ВВП.
[6] Henry J. Taxing Tax Heaven: How to Respond to Panama Papers // Foreign Affairs. 2016. April 12. (https://www. foreignaffairs.com/ articles/panama/ 2016-04-12/ taxing-tax-havens)
[7] Минимальные цены офшорной инкорпорации начинаются примерно от 500 долларов, а годовое обслуживание — от 300.
[8] Aldrick Ph. G20 Summit: Sun Setting on Tax Havens // Telegraph. 2009. April 2. (http://www. telegraph.co.uk/ nance/ nancetopics/g20-sum- mit/5090593/G20-sum- mit-Sun-setting-on-tax- havens.html)
[9] Оценка группы экономистов во главе с Томасом Пиккети для Национального бюро экономических исследований США. См.: Novokmet P., Piketty T., Zucman G. From Soviets to Oligarchs: Inequality and Property in Russia, 1905–2016 // NBER Working Paper. 2017. No 23712 (August). (http://www.nber.org/ papers/w23712)