24 января на шестьдесят первом году жизни умер Марк Э. Смит — основатель, лидер и вокалист культовой пост-панк группы The Fall. За сорок лет количество их релизов перевалило за сотню, они оказали огромное влияние на инди-музыку в диапазоне от Pavement до Sonic Youth и чаще любой другой группы появлялись в студии Джона Пила на BBC Radio. И тем не менее The Fall так и остались в андеграунде, от которого имя Марка Смита неотделимо так же, как от его музыки — репутация диктатора и буйный характер, ставший притчей во языцех.

Последнего антигероя рок-н-ролла вспоминает Максим Семеляк.

Умер музыкант и поэт Марк Э. Смит (Mark E. Smith). Имя непростое, а фамилия дворовая — на этой разнице и работала придуманная им в 1976 году группа The Fall. Они всю дорогу играли взрывной и азбучный рок с пространными текстами академической въедливости — и ничего больше. Записали неслыханное (в буквальном смысле) количество альбомов — и кажется, везде вроде бы одно и то же. Но это кажется — потому что помимо Марка и помимо Смита была еще эта буква E — как будто все объясняющий инициал другого величественного измерения. E в данном случае могло символизировать много чего — и экстази (хотя Смит его, по собственному признанию, не жаловал), и энергию, и разные усилители музыкального вкуса, и трансцендентное число — главное, что эта таинственная формула работала сорок лет, а теперь спрятана в могилу, и счастливо оставаться.

Смит никогда не был записной рок-звездой, и о его смерти не станут судачить по всем углам, как в случае с Боуи или даже Лу Ридом — но о нем заплачут товарищи иного рода и племени. Он скорее был фигурой под стать Капитану Бифхарту, старообразный новатор в поисках прото-правды, ангел истории, вечно оглядывающийся назад и куда-то вниз, рыцарь-исповедник, твердо убежденный в том, что в прошлое возьмут не всех.

Он слегка смахивал на политкаторжанина, в музыке его всегда было что-то от общественных работ, а тексты напоминали монологи задержанного.

Последние четверть века у The Fall был странный потусторонний статус. Формально классики пост-панка, всем известные (их вещь, например, звучала даже в «Молчании ягнят», но кто ее вспомнит?), но никем не расхватанные, они держались особняком, этаким домом с привидениями. Как писал сам Смит в автобиографии «Ренегат» — все любят The Beatles, а я предпочитаю The Searchers. Даже когда к середине нулевых разыгралась мода на искомый пост-панк и Franz Ferdinand выбились на этой волне в короли и робко попытались записаться в наследники The Fall, отцы-основатели не то чтоб упрочили позиции. Смит же пригрозил уголовным преследованием за упоминание его имени всуе. Он, собственно, был грубиян и охальник — каких-нибудь Элвиса Костелло со Spandau Ballet величал ублюдками, а собственную группу (тут следует напомнить, что музыкантов он в принципе не считал за людей) он всю жизнь именно что строил — в результате чего она и стала натуральной боевой единицей. Он мог нести на концертах любую околесицу мимо нот — но сами ноты были строжайшим образом выверены, и никакой смури и слякоти там и в помине не было. Словесная отсебятина поверх рок-н-ролльной сухомятки — вот метод The Fall. Часть его песен и вовсе напоминала некие безоговорочные декреты — Hit the North! или Reformation!

Вообще, если говорить о звукоизвлечении, то два основных козыря The Fall — это вышеупомянутый вымуштрованный драйв (на грани почти гипноза), а кроме того неотступный голос самого Смита: скрипучий, вздорный, злоключительный, высокопарный, пренебрежительный, а в целом идеально фиксирующий то, что Эзра Паунд называл «прямым выстрелом ума». В аскетичных конструкциях The Fall именно его кряканье выполняло функцию заливистого соло на каком-нибудь инструменте.

Английский философ и фантаст Колин Уилсон, упомянутый в одной из их ранних песен The Fall, занимался в частности точками пересечения феноменологии и экзистенциализма. С последним у Смита всегда было все в норме — о чем говорить, если даже название группы взято у Камю, однако феноменология с ее нацеленностью на объект и приматом чистого сознания играет в его построениях не меньшую роль. Альбомы The Fall — это краткий назидательный курс всего на свете, где попытку объяснить заменило чистое переживание.

Марк Смит был конченым буквоедом — хвастался, что в одном из его ранних альбомов чуть меньше слов, чем в Библии (не зря он обожал использовать на записях альбомов именно диктофон). Ему до всего было дело — в песнях всплывали тыквенные супы и вина за 500 долларов, викторианская Англия, колдовство, Ксанаду, доктор Фаустус, Дамо Сузуки, Набоков, классическая шведская киноэротика, Терри Уэйт, разнообразная пытливая география — Борнмут, Бремен, Бирмингем, наконец, Бротон — город, в котором родился сам Смит (в тех же краях росли фолк-гений Юэн Макколл, панк-поэт Джон Купер Кларк [однажды обошедший Лимонова на каком-то американском конкурсе] ну и, наконец, великий песенник Грэм Гоулдмен). Много лет назад на сайте радиостанции WMFU даже был раздел — «песни, которым нас научили The Fall» — и там действительно было чему поучиться, поскольку Смит переиграл за свою жизнь массу вещей, в диапазоне от Kinks и The Other Half до Sister Sledge и Рода Маккьюэна, от Ванды Джексон до Мерла Хаггарда. Русским аналогом The Fall по здравому размышлению следует, конечно, признать группу «Соломенные еноты» — та же смесь умничания и буйства, высокой поэзии и низового панка, ну и так далее вплоть до прямых перекличек (ср. смитовское Who makes the Nazis? и усовское «Сколько сантимов стоит нацистский лозунг»?)

Об уходе поэта-диктатора вернее всего сказать словами Мандельштама — «последний чудный черт в цвету». Это был человек безупречного психопатического свечения, денди-хмырь из манчестерского паба, похожий на саламандру, очень земной, земноводный и опасно языкастый. Он пел в два микрофона, пил с двух рук, пафосу предпочитал гонор и всегда был женат на красотках — будь то Уна Бейнс, Брикс Смит, или последняя пассия Лена Пулу.

В начале нулевых годов The Fall выступали в Москве в «16 тоннах». Это вне сомнений был лучший рок-концерт, который я видел в жизни — говорю так не потому, что Смит теперь умер, а потому, что тогда он был жив. Он протрезвел и вышел на сцену часа в два или три ночи (против заявленных девяти, что ли, вечера) — но собственно петь принялся еще из гримерки, и только после пары куплетов выпрыгнул на сцену и первым делом погладил охранника по лысине рукой в несусветной меховой перчатке. Отныне, думая о Смите и его удивительной группе, я намерен вспоминать только эту картину. Первая песня уже в разгаре, музыканты играют, как заведенные, а певца на сцене так и нет, зато голос его звучит, как сварливый кашель родного человека — откуда-то из подземелья, из пустоты, из вечности. И он будет звучать всегда, куда бы Марк Смит теперь не отправился.

Начать (или продолжить) знакомство с обширной дискографией The Fall можно с небольшого русскоязычного гида, публиковавшегося на сайте OpenSpace, или вот с этой двухчасовой подборки Lukid.