Алла Митрофанова — независимый художественный критик и философ, участница Киберфеминистского интернационала, куратор философского кафе в Санкт-Петербурге (открытого семинара по современной философии, проводящегося с 2002 года в Музее Звука). Публикуется в местных и международных теоретических изданиях.

В рамках проекта «Политические измерения культурной практики и производства знаний» мы публикуем текст Аллы о проблематике и потенциале самоорганизации в современных условиях труда в пост-советском пространстве.

Подробнее о проекте — https://syg.ma/@sygma/politichieskiie-izmierieniia-kulturnoi-praktiki-i-proizvodstva-znanii

Text in English can be read here — https://syg.ma/@sygma/between-shit-jobs-and-care-work

Самоорганизацию, активизм и культурный труд невозможно разделить в периоды перехода от одной социокультурной модели к другой. Этот переход многоуровневый, он требует обновления этики, новых культурных кодов, переизобретения социальных институтов. Устаревшая модель работает на вытеснение внешних ей агентов и охраняет неприступность своих институтов. Дэвид Гребер в книге «Бредовая работа» делит весь наемный труд на две основные категории. Первая категория включает бредовую работу, подразумевающую менеджериальный феодализм, когда небольшая группа, сконцентрировавшая все финансовые ресурсы, нанимает обслуживающих сотрудников с высокой оплатой для придания своей власти статусности и убедительности, а также для контроля, унижения и блокирования инициатив исключенных людей. В другую категорию попадает дерьмовая работа, которая необходима для поддержания жизни, качества существования, — то есть работа врачей, учителей, официантов, дворников, художников. Последние перегружены обязанностями, самоэксплуатацией, и, главное, их работа оплачивается недостаточно для поддержания качества жизни. В результате в социокультурной системе создаются разрывы, выморочные зоны, травмированные группы людей. Гражданским ответом на социальную катастрофу становится рост волонтерской помогающей деятельности, самоорганизованные инициативы с альтернативными школами, группами самоподдержки. Эти виды деятельности полностью исключаются из понятия работы и финансовой доли. Но именно эта сфера развивается и пытается выстраивать солидарность на основе новых смыслов. В качестве исторической аналогии можно привести рост количества образованных мужчин и женщин в конце XIX века, которые были не нужны и опасны для прежней системы. Тогда трудно было представить, что эти отщепенцы, еще увеличившись в числе, станут основой всеобщего образования, здравоохранения, науки ХХ века и обеспечат индустриализацию.

Люди, производящие альтернативные смыслы, контролировались не только в современных государствах. Известны исторические примеры сожжений, обличений ересей, изгнания инакомыслящих. Это показывает, что смыслы, концепты, коды никогда не работали как отдельная область идеального. Искусство не было наслаждением прекрасным, оно формировало смыслы и концепты, а значит и реальность. Культура и этика всегда состояли в прямых отношениях с материальностью мира: задавали параметры социальных институтов, правила деятельности, границы саморефлексии и формы жизни. Исключенные из культурного канона, не имеющие значения и голоса люди боролись за право представлять себя в практиках культуры, добивались доступа к политическому и культурному высказыванию.

Искусство становится политическим не в смысле агитации, оно формирует пределы допустимого смысла, ценности, связность, восприятия и эмоции

В период смены парадигм расширяется понятие политического: оно включает социальные отношения, понятие труда, искусство, технику, тела, повседневные практики. Марксисты продолжают говорить о проблеме отчужденного наемного труда, феминистки о бесплатном труде матерей, работе заботы, о признании сферы помогающих профессий, на которых держится любое существование. Понятие работы все меньше связано с производством товара и капитала. По концепции операистов, труд становится непроизводительным, он эксплуатирует творческие и психические потенциалы людей. Согласно Дэвиду Греберу, экономика не абстрактная модель, а продолжение антропологических процессов, и труд должен пониматься не как обеспечение выживания и потребления, а как осмысленная деятельность по формированию ожидаемой реальности. Искусство становится политическим не в смысле агитации, оно формирует пределы допустимого смысла, ценности, связность, восприятия и эмоции.

Понимание труда не как наемного в уже заданных рамках капитала, а как деятельности, определяющей форму реальности, позволяет говорить об изменении реальности, то есть смысловых связей и структур современного общества. Это воплощается в альтернативных местах и непривычных правилах их работы. И хотя разные группы исследователей и активистов пишут об этом, в медиаполе властным идеологиям удается маргинализировать проблему и ее политические следствия. Сейчас нет костров против инакомыслящих, но есть множество новых политэкономических фильтров и фильтров доступа к публичности, а также социальных инструментов, блокирующих создание исследовательских групп и распространение идей.

Я попытаюсь рассмотреть некоторые самоорганизации, существующие в основном в Петербурге уже около пяти лет и расширяющие свое влияние. Это волонтерские образовательные проекты, арт-феминистские группы, в которых пересекаются все эти, казалось бы, разные сферы: искусство, труд, политика.

Несколько примеров самоорганизации

В 2016 году в Петербурге студентки Школы вовлеченного искусства, основанной арт-группой «Что делать?», — Катя Иванова, Надя Ишкиняева, Сюзанна Ориордан, Алена Петит и Анна Аверьянова — объявили о создании НИИЧЕГОДЕЛАТЬ как медиапроекта нового общественного движения. Через несколько месяцев они объединились с группой киберфеминисток и прошли колонной на первомае 2017 года. Участницы выступили против бессмысленности наемного труда и стали радикально экспериментировать и практиковать труд без обязательства трудиться, организовывать выставки без «произведений искусства», проводить обучение в формате вечеринок. Они критически пересмотрели понятия работы и объявили концепт «неработы». «Неработа» радикально не признает наемный труд в пользу «дяди», настаивает на радости и добровольной вовлеченности, экспериментирует с альтернативным пониманием трудового процесса. Как ни странно, они сделали не меньше текстов, перформансов, выставок и конференций, чем те, кто относился к своей деятельности с предельной серьезностью. И более того, у них появились единомышленницы в Москве, которые стали анализировать условия творческого и волонтерского труда и эксплуатацию волонтерского энтузиазма большими ресурсными институтами.

Арт-группа из Минска, включающая Алексея Борисёнка (Минск-Вена), Дзину Жук (Минск-Москва), Ольгу Сосновскую (Минск-Вена) и Николая Спесивцева (Минск-Москва), в том же 2016 году провела первый фестиваль, иронично названный РАБОТАЙ БОЛЬШЕ! ОТДЫХАЙ БОЛЬШЕ! и впоследствие проводимый ежегодно. Его участники исследовали размывание границ между трудом и отдыхом, личным и политическим, индивидуальным и коллективным, практиками отчуждения и эмоциональным трудом ради поиска новой коллективности, преодолевающей провластные политики контроля и управления. Минский фестиваль имел разнообразную медийную и художественную составляющую, но еще и странным образом выполнял роль ежегодного съезда единомышленников из разных городов и стран.

Аналогичным волонтерским способом в октябре 2016 года был основан Открытый философский факультет (ОФФ), где философы, вынужденно ушедшие из университета, занимались «неработой» и только читали в свободное время спецкурсы людям, которые нигде не учились и приходили три раза в неделю их послушать. Инициатором ОФФ стал философ Илья Мавринский, уволенный за активную политическую позицию из Петербургского государственного университета. Вокруг него сложилась группа поддержки, выполняющая техническую, административную и кураторскую работу. Так организаторы факультета писали о проекте спустя три года: «ОФФ становится сообществом профессионалов, реализующих авторские проекты и идеи в пространстве публичной и свободной мысли. Подавляющее большинство наших лекционных курсов читаются впервые и не имеют аналогов в академических пространствах. Здесь собраны философы, психоаналитики, политологи, историки науки, социологи — все те, для кого диалог друг с другом и с аудиторией — необходимость». Значимой особенностью ОФФ было создание пространства междисциплинарных пересечений и дискуссий: психоаналитики разных направлений, ранее не общавшиеся, впервые получили возможность слушать друг друга. Это касалось и философов, прежде замкнутых в школьных дискурсах и институциях. Поскольку видео лекций регулярно публиковались онлайн и их неформальное обсуждение продолжалось, то задолго до пандемии начало формироваться сетевое сообщество, участницы и участники которого жили в разных городах.

Все это говорит о формировании принципиально другой социокультурной модели, которая уходит от наемного труда и культуры потребления

Нужно ли говорить, что на такой «неработе» никто не получал денег и никто их не платил, за исключением донатов в некоторых случаях. Однако всем этим «неработам» уже больше 5 лет. Они становятся интересны все большему количеству людей, порождают «дочерние» ответвления и усиливают связанность сообществ. Участники и участницы этих групп не всегда понимают, откуда приходят идеи и мотивации, поскольку образование нового смыслового поля происходит не вполне осознанно. Но работа по переопределению поля допустимого смысла — это творческий поиск и стратегическая работа. Определенную роль в консолидации идей первой половины 2010-х играли философские блоги, направленные на поиск, понимание актуальности, репост и перевод текстов. В качестве примера можно назвать блог s357 Сергея Адащика, переводчика и участника петербургского философского кафе. В блоге в 2015 году был выложен перевод фрагмента книги Ника Срничека и Алекса Вильямся «Изобретая будущее». Можно предположить, что этот пост и серия последовавших обсуждений теоретически поддержала возникавшие в то время самоорганизованные проекты. Также интересно, что в то же время американский антрополог Дэвид Грэбер собирал материал и писал книгу о работе заботы, анализируя антропологию и политику труда в сегодняшнем мире.

Среди других системообразующих и поддерживающих инициатив можно назвать Дом культуры им. Розы (Люксембург), основанный в 2013 году арт-группой «Что делать?» для помощи самоорганизованным культурным проектам в Санкт-Петербурге. Или платформу сигма — самоорганизованный проект без централизованного кураторства, основанный в 2014 году. Решения авторов — а опубликовать текст на сигме может любой — определяются принятием смыслового поля и характером исследуемых тем, выращенных порталом, что поддерживается выведением концептуально значимых для проекта текстов на первые страницы. Например, после нескольких лет теоретических и практических семинаров феминистский проект Ф-письмо создал крупный ресурс экспериментальной поэзии на cигме.

Нужно также отметить, что проблемы самоорганизации в культуре аналогичны проблемам общества в целом. Любая работа жизнеобеспечения, поддержание жизненного уровня, социальной заботы и реабилитации уязвимых групп — это сложносоставная мотивированная работа, при этом лишенная доступа к финансам. Хотя выкачивание ресурсов из общества делает затруднительным поддерживающий краудфандинг гражданских инициатив, они продолжают прорастать во все области — от поддержки избирательных компаний до общественных образовательных программ. Периодически возникают сообщества по типу «банков времени», обеспечивающие возможность прямого обмена услугами: я погуляю с твоими детьми, а ты поучишь меня программированию. Все это говорит о формировании принципиально другой социокультурной модели, которая уходит от наемного труда и культуры потребления. Предлагаемые теоретические модели будущего все чаще основываются на всеобщем базовом доходе, самоорганизации, удовлетворении от осмысленного труда на принципах заботы, разнообразии и множестве культурных пространств и вариативных типах образования. Эти теории все меньше кажутся утопическими, они строятся на все более тщательном анализе проблем труда и современной культуры, начинают замещать прежние институты и становятся в условиях пандемии конкретными политическими требованиями экономического обеспечения работы заботы.

Критическое дополнение

Текст Насти Дмитриевской «Художественные самоорганизации: критика аполитичности и невнимательности, апология обратного» и в особенности критика самоорганизаций Борисом Клюшниковым как неоанархизма и демонстративной снобистской независимости мне кажется наследием предыдущей ситуации нулевых годов, когда конкуренция за институциональность казалась единственно возможным решением для жизни в искусстве. Но после активации гражданской жизни 2012 года, вылившейся в крупнейшие протесты против власти, и особенно после сворачивания в 2014 году — из–за аннексии Крыма — институциональных динамик и деятельности иностранных фондов, поддерживающих культурное разнообразие, мы оказались в более радикальной политической ситуации отделения социальных процессов новой институциализации от стандартных институтов государства. Создание творческих профсоюзов, за которое выступают многие работники культуры, безусловно необходимо, но политически они решают проблему только очень небольшой группы московских художников и кураторов. Глобальная проблема в том, что современному состоянию общества не хватает смысла, кодов и институтов для культурного и социального воспроизводства. Установившаяся иерархия является не только экономической, но и культурной. Неолиберальные культуры ограниченного доступа не способны к социальному воспроизводству. У них нет ни интеллектуальных, ни социальных ресурсов: один процент не способен думать за 99%. Коммерческое отношение к искусству создает неадекватно завышенные стоимости на произведение одновременно с обесцениванием жизни граждан и лишением их доступа к культурному воспроизводству. Говоря терминами Гребера, искусство становится бредовой деятельностью, и чем выше стоимость бреда, тем дерьмовее существование. Причина фрустрации художественного сообщества не в том, что условия работы не предполагают оплаты, а в выборе между бессмысленной оплачиваемой работой и неоплачиваемой необходимой работой, в том числе работой художников, заключающейся в формировании смысла. Такая ситуация заставляет самоорганизовываться, но не ради мечты об успехе, а из–за необходимости генерировать осмысленную деятельность.

Политический аспект искусства и самоорганизации в том, чтобы найти культурные коды и способы освоения нового культурного и антропологического диспозитива

Я допускаю, что сама модель привилегированного конкурентного доступа не соответствует современным процессам. Но что может блокировать экспансию самоэксплуатации? Вполне возможно, что единственным решением будет универсальный базовых доход, который удешевляет и тем высвобождает все виды труда, позволяя переопределить смысл труда и его области приложения. Если в оплату труда не входит поддержание выживания, то у людей появляется возможность искать сферу приложения, экспериментировать с культурной самоорганизацией, развивать помогающие профессии. Это допущение можно проиллюстрировать растущим спросом на сетевое образование и полемикой в соцсетях: люди испытывают потребность быть подключенными к местам генерации смысла. Стоимость образования и всех иных практик заботы в случае базового дохода будет минимальной, поскольку оплата, обеспечивающая выживание, будет исключена из оплаты деятельности преподавателей, социальных активистов, и других.

История феминизма показывает, что формирование наемного труда сопровождалось юридической инфантилизацией женщин и многих социальных групп и превращением их в молчаливую бесправную «природу», что ставило их в рабскую зависимость от работодателя или господина. Всеобщее избирательное право, полученное женщинами, пролетариями, этническими и конфессиональными группами, грамотными и нет, только по факту рождения, частично возвращало им утраченную агентность. Всеобщее избирательное право — это не столько про выборы, сколько про возвращение права иметь мышление, речь. Это требование казалось абсурдным и нереальным до революции 1917 года, но в течение нескольких десятилетий стало практически повсеместным. Экономическая защищенность столь же необходимое условие, возвращающее право на безопасность существования. И тогда политический аспект искусства и самоорганизации в том, чтобы такое будущее сделать понятным и не пугающим, найти культурные коды и способы освоения нового культурного и антропологического диспозитива. Гражданская самоорганизация в Беларуси с августа 2020 года, открытие доступа к коммерчески и политически закрытым научным ресурсам обеспеченная хакерской программой Sci-Hub Александры Элбакян и другие примеры могут стать иллюстрациями и моделями происходящих процессов.