Текст Александра Святогора 1922 года: об индивидуальности как великом динамизме и биокосмизме как единственно возможной социальности. С предисловием Евгения Кучинова.

В некотором смысле предисловием к этому короткому тексту служит вся (текстовая и событийная) предыстория движения анархизма-биокосмизма — этим же текстом анархизм-биокосмизм и заканчивается, во всяком случае в том виде, в котором он развивался в Москве под идейным предводительством Александра Святогора, автора «Биокосмического интериндивидуализма». (Петроградская/Ленинградская группа биокосмистов-имморталистов, отколовшаяся от московского Креатория и возглавленная Александром Ярославским, просуществовала чуть дольше: журнал «Бессмертие» был закрыт по делу о порнографии в ноябре 1922 года, с этого момента группа начала распадаться, однако Ярославский продолжил издавать сборники своих биокосмических стихов вплоть до 1926 года — года своего выезда из Страны Советов. Тогда как биокосмизм Святогора и его сторонников заканчивается как раз «Биокосмическим интериндивидуализмом».)

Александр Святогор (Александр Фёдорович Агиенко, 1889–1937/8) — был поэтом, анархистом и активным участником революционных событий 1917 года, лидером и главным идеологом движения анархизма-биокосмизма (1920–1922), одним из организаторов и теологом обновленческой Свободной Трудовой Церкви (1922–1925), сотрудником Союза Воинствующих Безбожников, автором антирелигиозных статей в журналах «Безбожник» и «Антирелигиозник» и брошюр в серии «Библиотека безбожника», библиографом Центрального антирелигиозного музея (1929–1936). В самом начале Большого террора он был арестован по обвинению в антиреволюционной деятельности, 4 ноября 1937 года осужден, и вскоре, вероятно, расстрелян (в свидетельстве о смерти за номером 041343, однако, указана дата смерти (4 июня 1938 года) и причина: энтероколит).

Движение анархизма-биокосмизма возникло 16 декабря 1920 года, когда «состоялось выступление А. Святогора с идеями биокосмизма пред большой аудиторией бывш[его] ресторана “Яр”; оно послужило началом длинного ряда публичных выступлений в Москве. Сразу же образовались две группы биокосмистов: поэтов и художников» [1]. 17 апреля 1921 года чуть больше двух десятков новоиспеченных певцов бессмертия и космоплавания и борцов с локализмом в пространстве и во времени объединяются в «Креаторий биокосмистов» — небольшой клуб в рамках Московской секции анархистов-универсалистов. Позже (в январе 1922 года) движение оформилось в качестве полностью самостоятельного «Креатория Российских и Московских анархистов-биокосмистов». Ко времени возникновения биокосмизма Святогор уже два сборника стихов выпустил («Стихеты о Вертикали» (1914) и «Петух Революции» (1917)) и один, по его собственным словам, — уничтожил («Жеребец» (1919)). В этих сборниках он развивает темы оборотничества и телесных превращений, вулканизма, в котором сама земля приходит в революционное брожение, и бестиализма, в котором предлагается учиться делать революцию у животных, вероятно бывшего основной темой «Жеребца». Все эти темы получают продолжение и развитие в анархо-биокосмизме — вплоть до последнего его текста — дополняясь идеями борьбы за бессмертие личности и свободу ее перемещений в космосе. Ключевые тексты анархо-биокосмистского периода печатались в журнале «Биокосмист» (в 1922 году вышло 4 номера) и сборнике «Биокосмизм (Материалы)» (в 1921–1922 гг. вышло три номера). С одной стороны, биокосмизм стремится сохранить все «самое положительное» в анархизме, а с другой — развить его, придав ему фантастический космический размах. Ближайшим оппонентом биокосмизма был анархизм-универсализм (и — после раскола самого биокосмизма — биокосмизм-иммортализм).

Аба Гордин, упоминаемый в самом начале «Биокосмического интериндивидуализма», был известным участником анархистского движения в России 1910-х–1920-х годов. В 1917–1918 годах он находился в числе организаторов Московской анархистской федерации, а также числился редактором и постоянным автором газеты «Анархия», в которой регулярно публиковался Александр Святогор. В это время совместно со своим старшим братом Вольфом он разрабатывает теорию пананархизма, включающую себя пять идеалов и соответствующие им пять освобождений: анархия — освобождение личности, коммунизм — освобождение рабочего, космизм — освобождение угнетенных наций, гениантропизм [2] — освобождение женщины, и педизм — освобождение ребенка. После разгрома Московской анархистской федерации и распада союза Братьев Гординых (1920) Аба переключается на разработку учения анархизма-универсализма и входит в секретариат Московской секции анархистов-универсалистов (МСАУ); в эту же организацию входит Святогор, который активно публикуется в печатном органе секции — журнале «Универсал». В 1921 году Аба Гордин выходит из секретариата МСАУ (в этом же году в секретариат входит Святогор) и на страницах журнала «Через социализм к анархо-универсализму» ведет полемику с МСАУ, стоя на позициях универсализма-интеиндивидуализма. В его учении предполагается разрушение кумира общества, упразднение социальности (организации) и ее замена самоорганизацией без общества, интериндивидуализмом [3].

Не вдаваясь в детали, «Биокосмический интериндивидуализм» дает бой обобщенным «гординым», предлагая сырой аффективный набросок индивидуализма и интериндивидуализма. С одной стороны, здесь проводятся различительные линии между биокосмизмом и анархизмом-универсализмом, главным теоретиком которого был Аба Гордин, движением, в рамках которого сложился «Креаторий», с другой стороны, этот текст подводит черту под самим анархизмом-биокосмизмом, являясь точкой в конце биокосмического периода творчества Александра Святогора. После написания «Биокосмического интериндивидуализма» он больше не возвращается к темам, получившим здесь разрядку.

Евгений Кучинов
Философ, историк, исследователь странных анархизмов,
языков космического общения и неопознанных технических объектов,
публикатор текстов биокосмистов и пананархистов
(Святогор, Братья Гордины)

Гордин, говоря об интериндивидуализме, уверен, что эта новая идея преодолевает противоречия между индивидуализмом и коллективизмом, так как в интериндивидуализме совпадут воли отдельной личности и коллектива. Не тут-то было. Ведь «гордины» не знают, что такое индивидуальность — и что такое великая и единственно возможная социальность — биокосмизм.

Что такое индивидуальность? То, что предлагает под этим именем Гордин — всего лишь жалкая мещанская индивидуальность, которую можно определить лишь через собственность. У меня в собственности, в моем распоряжении находятся те или другие черты, те или другие мысли и переживания. Они мои, они — моя индивидуальность. Это моя собственность! — говорит интериндивидуалист, — и пусть все человечество будет ее отражением! Но что такое человечество, коллектив? Это та же индивидуальность, описываемая через собственность и принадлежность: человечеству принадлежат те или другие черты, позволяющие ему, кстати говоря, считать себя царем природы, считать себя образом и подобием бога, считать себя центром мирового здания. Поэтому, когда Гордин проповедует упразднение всей и всякой (а не только частной) собственности [4], нам слышится уклончивое лукавство. Собственность сохраняется как принцип присваивания, как принцип тождества индивидуальности и социальности.

Мы всегда говорили об индивидуальности как о великом динамизме. Мы говорили не о тождестве, но об оборотстве и бестиализме. Мы кричали. Долой собственность! «Собственность есть кража» — но и не только, этого мало! — собственность есть прежде всего остановка, отмена динамизма. Вы несетесь во весь опор, жизнь в своем инстинкте бессмертия несется во весь опор — и врезывается в неожиданную стену — собственность! Лоб расшиблен, грудь смята, ребра сломаны — собственность! Жизнь скована низкой температурой, скована льдом — собственность! В биокосмизме же даже земля не равна себе, она приходит в движение и взвулканивается.

Поэтому оборотство и бестиализм. Мы говорим, что человечество — это не собственник, но способность оборачиваться — вставать на четвереньки, лаять и кукарекать. И тем поднимать к восстанию саму материю, само вещество. Ведь и материя устает — так и появляются гординские мещанские индивидуальности — но она и взрывается бодрым смехом — и на стороне этого животного смеха биокосмизм. Эти содрогания отменяют собственность, даже внутренние органы выпрыгивают из биокосмических тел и обретают свободу индивидуализации! Органов всегда больше чем тел, и тело не единственновозможная организация органов.

Уже Броун-Секар [5], Штейнах [6] и наш Воронов [7] переносили органы и жидкости животных (морских свинок, собак, шимпанзе) в человеческое тело. Но пока все это еще вопрос собственности, торговли, мелочной наживы (Воронов обслуживает миллионеров). Потому что речь все еще идет о присваивании, а не о свободе. Но даже в этих экспериментах заявляет о себе научная правота оборотства и бестиализма. Звериная молодость и собственность несовместимы. Свобода и собственность несовместимы. Бессмертие и собственность несовместимы. Поэтому биокосмист отказывается от собственности на животность, поэтому мы и обращаемся к человеку как к животному («мой друг, каурый конь Зикеев» [8]), а к животному как человеку и даже как к богу — вот смысл нашей вертикали — она вертится. Поэтому для нас так важны египетские боги: ведь у них звериные головы.

Но сейчас, скажут, животное в производстве заменено технически. И многие также думают, что техника у нас в собственности, что мы ею владеем. Но когда биокосмист говорит о телескопах в пятках, он говорит о том, что нужно и технику освободить, что техника — это тоже жизнь. «Мы растем из железа!» [9] — но и железо растет из нас!

То, что на наших выступлениях слушатели часто смеются, считая нас сумасшедшими, — это не новость. Но это не смех, а злобные смешки мертвецов, которыми слушатели наши часто хотят удержать себя в руках, не растеряться. Это не смех кобылы. Это не ржание коня. Это не тот смех, который мы хотим услышать. Вот если бы на фабрике мы произносили свои стихеты машинам и станкам, и те засмеялись — вот это была бы новость. Мы поем смеющиеся машины! Биокосмист прыгает и крутится со смеющимися машинами! Биокосмист и есть смеющаяся машина! Машины кое-что понимают в социальности, в связи — они учреждают свободу соединения и разъединения. И мы учимся этой социальности у машин.

Биокосмический интериндивидуализм делает упор не только на индивидуальности (которая есть динамизм и взрыв), но и на «интер», на промежности и промежуточности. Наш интериндивидуализм должен бы называться интеринтернизмом, в котором есть различие между двумя «между», различие в повторении между. Здесь, в этой промежности бьется биокосмическое сердце! Здесь, в этой промежности, наши слова черпают краски и разрумяниваются!

У нас все румяное. Даже техника у нас румяная. Только румяная техника соединяет жизнь с космосом, планету — с планетой. Поэтому мы и редко говорим об интериндивидуализме, но говорим: интерпланетаризм.

Планеты правильно были названы странниками.

Интерпланетаризм возвращает планетам их странничество. Взвулканивает их, срывает с их унылых однообразных маршрутов и делает целующимися и плодящимися солнцами. Теперь странники странствуют не в пространстве стабильных законов, а промеж стабилизаций, взвулканивая их.

Итак, не интериндивидуализм, но:
свобода организации прыгающих органов;
румяная техника и свобода соединений и разъединений;
интерпланетаризм целующихся планет.

июль 1922 г.

Печатается по книге:

Александр Святогор, Поэтика. Биокосмизм. (А)теология, ред. Евгений Кучинов (Москва: Common place, 2017).

Для данной публикации Евгением Кучиновым специально подготовлены предисловие и новые сноски.

Сноски:

[1] Александр Агиенко, «Из нашей летописи» в Святогор. Поэтика. Биокосмизм. (А)теология, ред. Евгений Кучинов (Москва: Common place, 2017), 100.

[2] Такое написание мы находим в текстах самих Братьев Гординых (см.: Братья Гордины, Манифест пананархистов (Москва: Издание Малого Секретариата Северного Областного Союза Анархистов, 1918), 26). Сегодня более приемлемым было бы написание «гинеантропизм» (от др.-греч. γυνή «женщина», как в словах типа «гинофобия»).

[3] Аба Гордин, Интериндивидуализм (Москва: А.У.И., 1922), 1–56.

[4] Об этом см.: Аба Гордин, Анархо-универсализм: к обоснованию программы (Москва, 1920).

[5] Шарль Броун-Секар — французский медик, прославившийся исследованиями состава крови, животной теплоты, устройства и функций спинного мозга, а также ставивший опыты по омоложению (первые сообщения о них появились уже в 1889 году) на самом себе, впрыскивая под кожу экстракт, извлеченный из яичек морской свинки и собаки.

[6] Эйген Штейнах — австрийский физиолог, который, руководя с 1912 года физиологическим отделением Биологического института Австрийской академии наук, прославился опытами по омоложению. Омоложение связывалось им с клетками Лейдига в половых железах и с операцией вазектомии (перевязка или удаление части семявыносящих протоков). Кроме этого, Штейнах практиковал пересадку половых желез животных людям.

[7] Серж Воронов (1866 — 1951) — французский медик русского происхождения, ученик Броун-Секара, продолживший его исследования и до сих пор имеющий в научных кругах весьма двусмысленную репутацию. Воронов был прототипом профессора Преображенского в повести Михаила Булгакова «Собачье сердце» (1925).

[8] Это стока из посвящения поэту и художнику (автору обложек журнала Универсал) В. Зикееву, стихотворения, открывавшего сборник Святогора «Жеребец» (1919):

В знак нашего совместного ржанья,
Под смех тупых и гаденьких пигмеев,
Стихеты эти в ясли сыплю я
Тебе, мой друг, каурый конь Зикеев.

Позже Святогор приводит эти строки в пример «бестиализма» в своем сочинении «Биокосмическая поэтика (Пролог и градус первый)» (1921).

[9] Название стихотворения пролетарского поэта и организатора производства, создателя «Центрального института труда» Алексея Гастева, вошедшего в состав поэтического сборника «Поэзия рабочего удара» (Пг., 1918). Текст «Мы растем из железа» был опубликован также в № 84 газеты «Анархия» — издания, в котором регулярно публиковались публицистические заметки и стихи Александра Святогора (в № 91 Анархии стихотворение Святогора «Плакаты революции» непосредственно соседствует с рассказом Гастева «Мы вместе»).