Будущее распределено не равномерно, в мире существуют 3 эпохи одновременно: модерн, постмодерн и уже метамодерн (где-то до сих пор каменный век). Человек, меняя тип деятельности, взгляды, попадая в разные слои общества, может менять свое сознание, оказываясь в разных эпохах. Я покажу вам это опытным путем.

В раннем детстве, когда еще ходил в детский сад, я много рисовал, но совершенно не понимал зачем мне это, просто нравилось, не было понятным куда это применить. По телевизору часто показывали спортивные соревнования, меня интересовали зимние виды спорта. В момент когда я видел горные лыжи, в особенности супергигант, у меня прямо таки захватывало дух (высокая скорость, космические костюмы, трассы, белый блестящий снег), тогда это казалось мне искусством, на фоне провинциальных образов, «серой архитектуры», типичности досуга, музыки которую слушал мой старший брат (Кино, Гражданская Оборона, Prodigy, E-Type, Dr Alban и т.д.). Мне искренне захотелось ездить также быстро и красиво, как они, эти спортсмены в телевизоре, тем более когда ты живешь на горнолыжном курорте.

Я заявляю своей семье, что хочу на гору. В 7 лет я иду в первый класс и учиться мастерству горных лыж. В самом начале все было очень здорово, исключая только несовершенность реальности (не самый лучший инвентарь и то, что начинать учиться чему-то не просто, поскольку на первых тренировках ты учишься не кататься, а падать, для того, чтобы потом твое катание было относительно безопасным). Это было увлекательно, переходить барьер падений и неудобств к следующему этапу, когда то, что ты делаешь приносит удовольствие (+ небольшой бонус — освобождение от школы во время соревнований).

Так и шли годы в начальной школе. На протяжении всего этого времени, находясь на школьных занятиях, во основном я проводил время на задней парте постоянно рисуя, либо шкодничал, как все остальные дети. Иногда удивлял остальных изощренностью своих трюков: петарды Поп поп (вроде бы так они назывались) которые взрываются от давления, в основе была бертолетовая соль, их нужно было бросить или наступить, чтобы они взорвались… так вот, зная, что наш физрук — говнюк и алкаш с плохим зрением и ни черта не понимающий в физкультуре, я перед уроком разбросал эти петарды вокруг зала — когда мы начали бегать, они начали взрываться. Физрук нервничает, останавливает всех и проверяет карманы, соответственно ничего не находит, начинаем бегать дальше, взрывы повторяются, нервность в его похмельном сознании достигает апогея, урок сорван — дело не раскрыто.

Но не в этом суть, суть в том, что 5-6 м классе я начал испытывать диссонанс между скоростью, красотой движений, ощущениями и социумом спортивной культуры, к последнему мой интерес значительно снижался, было всё труднее находить общие темы для разговоров со сверстниками, и я все больше времени рисовал, уже не только на задней парте, но и дома, начал читать книги и больше слушать музыку.

Тогда, еще не окрепшим сознанием или подсознанием я начал понимать, что меня привлек не спорт, ни его основная цель — победа, а красота и чувства, которые связаны с ним. Казалось, что спорт стал неким симулякром нужного, но еще не осознанного. К седьмому классу я тренировался все реже, ходить в спортивную школу уже не доставляло никого удовольствия, погрузиться в изобразительное искусство казалось чем-то важным и глубоким, в конце сезона я прекращаю спорт.

В художественной школе.

Здесь другие люди и все немного по другому, особенно девушки, они как будто бы находятся в параллельной реальности по отношению к спортсменкам, их сознание попросту иначе сформировано, мне интересно общаться не только со сверстниками, но и с некоторыми преподавателями. В особенности запомнился Алексей Эдмундович, он невероятно молодо выглядел, у него не было семьи, был странным и привлекательным своей странностью, и он говорил новые для меня вещи «Вы живёте без идеи, просто существуете», «Чтобы начать писать абстракцию имеющую смысл, научитесь передавать реальность, а потом откажитесь от этого», прямо таки классический модернист, не принимающий цинизм и спекулятивность в искусстве как таковые, живущий идеалами. Так я начал учится графике и живописи, изучать историю искусств, через несколько месяцев меня перевели на проф. обучение, рисование на задней парте оказалось не напрасным. Я стал погружаться в процесс и плавно приобретать историческую память. С большим любопытством вникал в сакральность древнего искусства, анализировал символизм средневековья, восхищался духовностью работ мастеров ренессанса, пышностью барокко и монументальностью классицизма, а также качественностью ныне не терпимого академизма, переосмыслению старых идей, введению новых смыслов и надежд на будущее модерна.

Я увидел так много нового для себя в нашем общем историческом прошлом, меня до сих пор трогают скульптуры Бернини и Родена, не перестаю удивляться жизни Леонардо, как художника и ученого, мне кажется крайне смелой этическая система Ван Гога, и т.д.

Но продолжая изучать и учиться писать, меня начали беспокоить 2 вещи:

1 — когда я заканчивал ту или иную работу, рисунок, картину, мне казалось они перестают жить, как будто нет чего-то в 90х годах, какого то эфира, который существовал несколько тысячелетий, и частично сохранялся в начале 20 го века, как будто компьютерные игры более живые, чем мои работы, они звучат и движутся одновременно. Ощущение того, что статическая картина уже не может быть медиумом на закате 20 го века.

2 — Я видел художников и слышал музыку. То, что трогало мое сердце или ум находилось в прошлом, я заметил такую тенденцию, что мне нравилось особенно сильно — это было максимально современным для своей эпохи, эти творцы зачастую оказывались гениями своего времени, часто олицетворявшими начало новой эпохи, новой мысли. Какой смысл делать то, что находиться в абсолюте своей формы и идеи? Какой смысл в том, чтобы развивать или рушить традицию? Так поступали многие и не однократно — пожалуй, лучше учиться на их ошибках.

Очень многое стало казаться статуарным, вычурным и чем-то не применимым, далеким, как только стоило дотронуться рукой своего времени на практике. (Вообще практика удивительная вещь, анализируя свой субъективный опыт по отношению к вещам, явлениям и мыслям, я понял, что существует некая граница понимания, когда ты встаешь на место того, на кого ты смотришь в практическом смысле, ты понимаешь это глубже и ближе к реальности того, чье место ты занял на время. Я думаю что крайне редко можно понять творческое начало с точки зрения наблюдателя, в особенности если творческое начало наблюдателя глубоко спрятано.) В общем, оказавшись на месте художников ушедших столетий, я увидел отсутствующее место. В следствии вышеперечисленного, я ухожу из художественной школы. Мне до сих пор непонятно зачем учить старым смыслам, пожалуй хорошо их изучать. Работать с кистью и красками в академической манере, в наше время, все равно, что заправлять айфон бензином. Это не для меня, мой ум просто не принял это, как метод который я смогу использовать. Но проблема была не в технике, проблема была глубже, в метанарративах, которые показались мне просто не актуальными, не функциональными, но все же иногда, абстрагируясь и представляя то, что я как бы модерновое сознание или сознание той или иной эпохи, могу получить чувственный и интеллектуальный опыт, побеждая завесу времени, но уже никогда не смогу перерисовывать работы старых мастеров.

Предшествие постмодерна в личном опыте.

Перестав заниматься спортом, ходить в художественную школу и по привычке ходить в школу лишь для того, чтобы получить оценки для своих родителей, я оказался свободным, но в какой то степени растерявшимся. Нет идеалов, нет опоры, нет намеченного пути, но у меня есть желание, то , которое я еще не могу сформулировать, не могу обозначить как действие и направление. Я начинаю искать. В ход идет все, что доступно, пробую заниматься разным: театр, резьба по дереву, агрессивные ролики, djing, breakdance, rap/grindcore группы, foot bag, неофициальная мини арт группа СЮД (содружество юных даунят, которая занимается отрицанием обыденной жизни, на собраниях много треша, алкоголя, фристайла и экстрима). Пробуется все, ничто не продолжается долго, одно увлечение сменяет другое.

Так продолжается порядка пяти лет, как будто авангард, прорывающий смыслы жизни, которой тебе предложили, берет все средства в свои руки, чтобы найти новый смысл. Как следствие, с пробованием всего, знакомлюсь с электронной музыкой, (это было неизбежным) делаю первые шаги и мне кажется, что это реальная магия, ты вводишь значение, а осцилятор генерирует звук, число преобразуется в звук, несколько чисел это уже музыка, (никаких вонючих красок, никаких гитар которые надо настраивать, или микрофонов которые постоянно заводятся, никаких ушибов и разбитых коленок), просто числа и они становятся музыкой, это же магия!

У меня появляется надежда, я нахожу медиума, который мне сможет помочь поделиться тем, что я знаю и чувствую, это тот медиум, который даст возможность сделать то, что я хочу, у меня теперь есть возможность создать новое, я могу изменить мир! (Возможно авангардисты испытывали похожие иллюзии. И как медаль имеет как минимум 2 стороны, так и любая причина имеет следствие.)

Я очень увлекаюсь элеткронной музыкой, удаляю все компьютерные игры, начинаю заниматься только этим, но как говорят «чем глубже в лес, тем больше дров». Происходит знакомство с аналоговой электронной музыкой Клаус Шульц, Kraftwerk, предшественники Пьер Шеффер, Владимир Усачевский и многое другое. Оказывается, что электронной музыке, в современном понимании, пол века, но по сравнению с другими видами искусства, цифровая музыка только началась. Я слушаю все, что только можно послушать и пробую писать все новое, ранее не услышанное. Все уходит на задний план — есть только электронная музыка.

Но то, что происходит у одного, происходит у многих.

Школьные годы позади, музыки больше и больше — пишу, выступаю, экспериментирую и наблюдаю. Везде интернет и технологии, мейджор лейблы теряют прибыль в геометрической прогрессии, шквал независимых лэйблов и социальных сетей для музыкантов, терабайты музыкальных программ и сэмпл-паков, музыкальная культура становиться невероятно многослойной. Интернет делает написание и возможность делиться доступными для всех. С каждой неделей я узнаю новую форму, новый способ синтеза и звукоизвлечения, понимаю что поток информации становится безграничным, все уже почти написано или уже это пишут. Так много музыки, все чаще и чаще я вижу не новую музыку, а старую музыку написанную в наше время, все чаще вижу реплики и копии, все больше фоновой музыки, которую не нужно слушать, она просто играет в плеере, кода ты куда-то идешь, когда работаешь, просто фон. Появляется туча музыкальных стилей dubstep, grime, hypnagogic pop, vaporwave, witch house, trap, modular, rhythmic noise, low-fi, и т.д. и т.п. Загляните глубже в структуру и суть — все это уже было, допустим drone (или почти все «новые стили») — направление, существующее с 60х годов в академическом минимализме, неожиданно становиться новой музыкой. Слишком большое количество, что парадоксально, в этой массе достаточно много качества, но так мало искусства, так мало сообщения и идеи. Приходит разочарование: все бессмысленно, всего так много, что уже просто не хочется создавать что-то еще, для чего? (чтобы глоток жажды превратился в тщетную каплю в море).

Кризис, прекращаю творческую деятельность на год. Думаю, что-то здесь не то. — ищу проблемы в себе, изучаю психоанализ.

В какой то момент, разговоры о новой музыке, идее, духовности и оригинальности кажутся смешными, пробую найти идеи в «концептуальном искусстве», где экспликация больше чем само произведение.

Как-то мне предложили сделать звуковое оформление для выставки современного искусства (банальная — объекты и полотна из пластиковых отходов), но я подумал, что это, что-то новое для меня, и сделал звук также из ненужных городских звуков (кондиционеры, автомобили, бытовые приборы).

Потом поступило еще одно предложение — сделать саунд дизайн к выставке. Для меня, такой труд, года через полтора превратился в несложный способ заработка и удовольствие. Какое-то время я общался в тусовке постмодернистского современного искусства, но, чем дальше я знакомился с «деятелями искусства», тем больше я задумывался о том, зачем они это делают. У них нет идеалов, они не профессионалы, им не нужно будущее.

Где творчество, все сводится к 3 м факторам: деньги, популярность, статус (порядок может меняться в зависимости от личности). Как думаю я, ни одна из категорий не относится к функциям искусства напрямую. Ведь для чего вообще нам нужно искусство? Пожалуй, чтобы лучше узнавать реальность, чтобы тоньше чувствовать мир, чтобы жить счастливее, чтобы лучше понимать себя. Я стал задаваться вопросом — что вообще происходит?. откуда такой цинизм в культуре и искусстве, ведь то, чем жила большая «цивилизованная» часть планеты после второй мировой, возможно следствие денивиляций модерна, в его негативных проявлениях: фашизм, красный коммунизм, и прочие несбалансированные идеологии. Я изучал теории и концепции, пытался понять, какое же место занимает творческая личность в постмодерне, нужна ли она вообще, или теперь картины просто печатаются или обрисовываются по проекционному изображению. Что осталось «художнику», за исключением критики существующих явлений и левого ресентимента. Где вообще понятие интеллигентность не как класс, а как психическая способность понимать и принимать других, почему мы это меняем на примитивное терпение вместо того, чтобы искать диалог к взаимопроникновению. Постмодерн, как образ мышления, вызывал у меня глубокое чувство недоверия: дробность, надменность, критика, цинизм и его парадоксы, в «Авангард и Китч» Клемента Гринберга (в последствии почти что отказался от своей статьи), «Каждый человек-художник» Йозефа Бойса (это слишком удобно, чтобы быть правдой), но мне уже было плевать, мне хотелось выбраться оттуда, мне хотелось жить, а не существовать, поигрывая по чужим правилам.

Я стал двигаться дальше, сам по себе работать с многоканальными звуковыми системами, искать новые формы, работать со звуком подобно звуковой скульптуре, изучать алгоритмическую композицию, щупать новые медиа, взаимодействовать с технологиями, интуиция подсказывала мне, что там еще есть непротоптанные тропинки и свежая земля.

Какая разница?, между кодом который придуман человеком, генерирующий изображение, и кистью, который пишет человек, придумывая изображение.

Разница все–таки существует, теперь мы можем создавать произведения, имеющие собственный путь развития, которые могут воспроизводить себя сами, они могут изменяться, обрабатывая различные данные, могут использовать искусственный интеллект и нейронные сети. Мы можем создавать живое — физически объединять звук и изображение, создавать новые ощущения с помощью алгоритмов, новая надежда. Вот они, возможности соединения духовности и ума.

«Но, не тут то было». Сотрудничая c медиахудожниками и саунд-артистами, также, по совместительству являясь куратором проектов в сфере медиаискусства, заметил два опасных подхода, способных ввести нас в постцифровое средневековье.

1 уход в технологию. Некоторые художники/программисты настолько увлекаются технологией, что сам код для них является произведением искусства, или заигрывание с эстетикой и качеством (разрешение, вариативность графических структур, интерактивность, плотность и сложность звука, масштаб,) ведет к тому, что смысл уходит на задний план, искренность становиться не важна, важен только эффект или более того, важна только технология.

2 постмодернисткий, спекулятивный подход. Некоторые художники (художники капиталисты из прошлого 20 го века) не умеющие строить нодовые системы, просто не способные к освоению простейших программ или языков программирования, наблюдающие тенденцию и интерес к медиатехнологиям, накручивают под заказ у мастеров, современные эффекты, но как говорил Андрей Тарковский «мало мальский художник стремиться к простоте». Идеи иногда достаточно просто намека, к чему прикрывать бездарность золотым унитазом.

Да, да, и еще раз, да. Здесь мы уже наблюдаем как сознания модернистов и постмодернистов начинают буквально сражаться в этой безудержной гонке за свое место в 21 веке. Надвигающаяся технологическая сингулярность как будто бы грозит им выбросить их за борт культурного человеческого корабля, пролетающего над всеми эпохами, существовавшими до него, одновременно впитывая из них все соки, являющиеся топливом его двигателя.

Ковчег плывет, неся с собой обилие появляющихся новых форм искусств и технологий. В этом обилии я начал замечать тонкую тенденцию к зарождению подхода, где все становиться единым, звук/изображение/смысл/эмоции/технология, где все становиться важным одновременно — ничто не является главным элементом. Где важна искренность, чувственность, технологичность — возможно это аудиовизуальное искусство, но я стал это замечать и в других формах, в музыке, театре, кинематографе — во многом. Я задумался, возможно у людей меняется сознание, импульсами в разных частях мира и слоях общества. О чем говорит нам перемена в сознании людей? — о смене эпохи.

Я стал смотреть как можно шире, искать. Кто-то же это увидел, кто-то понял этот сдвиг, может быть, это метамодерн? — но, нет. Посмотрев со стороны, я увидел всего лишь искорки, крупицы, нужные для большой новой метамодернисткой игры.

Сложно писать — трудно абстрагироваться от системы, находясь в ней, но я все же попробую. Что такое метамодерн? По большому счету, игра между модерном и постмодерном, сочетание в себе противоположных принципов, прагматический романтизм допустим. Что происходит в этой игре? Это новое, или это просто один и тот же ребенок, который по четвергам ходил в художественную школу, а по вторникам на горные лыжи, решил приехать на горных лыжах в художественную школу? Или он пишет картины на снегу лыжами? Метамодерн это все одновременно, это и полифония и какофония. Но является ли это новым по настоящему, или эта эпоха — логическое заключение предыдущих эпох, переработка противоположных взглядов, своего рода пубертатный период перед новым ренессансом. Может это всего лишь игра, в которой есть место для каждого? Эпоха ли это вообще, мне сложно ответить на это, но я могу выразить следующее — в эту игру играть интересно. Правила этой игры крайне гибки, все их используют очень по-разному, поэтому последствия непредсказуемы.

Будущее метамодерна.

Будущее не предопределено, возможно эта игра разовьется в новую, еще более интересную игру, но, возможно, человечеству вообще надоест играть, и будет что-то кардинально другое — это зависит от каждого из нас.