25 октября были объявлены лауреаты Премии Андрея Белого за 2014 год. В этом сезоне премиальная интрига была особенно сильна: отцы-основатели премии, Борис Иванов и Борис Останин, полностью обновили состав жюри, пригласив в него преимущественно молодых деятелей литературы, многие из которых сами совсем недавно были лауреатами либо шорт-листерами премии. Такое «омоложение» премии действительно сыграло заметную роль, впрочем, об этом чуть ниже, а пока — поговорим о лауреатах.

Лауреаты в номинации «Поэзия», Кирилл Медведев и Ирина Шостаковская появились на литературной сцене почти одновременно, около 15 лет назад. Формально они оба принадлежали к «младшему поколению» сообщества литераторов «Вавилон», однако представляли разные, непохожие друг на друга типы и стратегии письма. Поэзию Кирилла Медведева тогда связывали с «постконцептуализмом» и «новой искренностью»: в его стихах времен книги «Всё плохо» мы сталкиваемся с «непреображенной» прямой речью, как бы «антипоэтической» по своей сути (если принимать в качестве «поэтической речи» исключительно речь стилистически маркированную, принципиально инаковую по отношению к бытовой). О поэзии Ирины Шостаковской в те годы говорили в контексте «некроинфантильной» поэтики — письма, предполагавшего «детский взгляд как позицию для метафорического выражения радикального трагизма “взрослой” жизни».

За прошедшие годы поэтика Шостаковской не претерпела радикальных изменений, за исключением, возможно, иной расстановки акцентов: инфантильного стало чуть меньше, некротического — чуть больше. Мир, описываемый в стихах Шостаковской, чем-то напоминает мир фильмов Алексея Германа (в особенности — «Трудно быть богом»), с той разницей, что в нем нет места благородному дону Румате, да и сам «лирический герой» этих стихотворений — лишь один из множества обитателей этого мира, существо часто неприятное и отталкивающее. Мир показан здесь как место совсем не приятное и не гостеприимное, и тому виной вовсе не социальная или политическая ситуация, скорее таково онтологическое устройство мира, с которым ничего нельзя поделать, и которое можно лишь зафиксировать с равнодушием дающего показания свидетеля:

Не помню ни одного слова,
Что закономерно:
Маруся отравилась, в больницу повезли.
Гигантский голубь на козырьке подъезда
Кинул в неё железной перчаткой, но не попал.
На этом месте вырос памятник
Одному из опальных генералов,
Лики, как розы, цвели вокруг,
Я особенно замечал треугольные подбородки.
Гигантский голубь на козырьке подъезда
Запустил в меня старым кроссовком, похоже, своим,
В ответ пацаны на полную врубили магнитолу
Со Шнуровым и выставили на подоконник.
Прямо у ног Маруси памятник опальному генералу,
Над ее головой на козырьке подъезда возвышается конная статуя,
Которая кидает в нее булыжник и попадает,
В отместку пацаны резко выключают магнитолу,
И внезапно наступившая тишина сражает Марусю замертво.
Приезжает скорая и сразу же забирает всех,
Потому что в городе свирепствует эпидемия малярии.

На примере этого стихотворения можно проиллюстрировать и еще одну важную особенность поэтики Шостаковской: ее пересмешническое, часто циничное обращение с чужими текстами, филигранно, однако, при этом выстроенное. Несложно разглядеть в стихотворении цитату из городского романса начала прошлого века «Маруся отравилась», имевшего огромное количество вариаций, и литературно обыгранного многими поэтами (самый известный пример — одноименное стихотворение Владимира Маяковского 1927 года). Романс становится основой для абсурдного повествования, которое сложно интерпретировать с точки зрения привычной для читателя логики. Возможным ключом к этому стихотворению может послужить как раз Маяковский: сюжет романса и стихотворения Маяковского — сюжет о самоубийстве девушки из–за несчастной любви (в стихотворении Маяковского осложненный критикой НЭПа и классовых различий). «Эпидемия малярии», возможно, в городе, свирепствует не просто так: Маяковский начинает другой свой текст, поэму 1915 года «Облако в штанах» строчкой «Вы думаете, это бредит малярия?», сравнивая, тем самым, речь влюбленного с бредом малярийного больного. Прочитывая стихотворение таким образом, мы можем предположить, что алогичные действия его героев заданы именно «малярийным бредом», и что его внутренний, скрытый от глаз сюжет этого стихотворения — это сюжет о любви.

Другой лауреат, Кирилл Медведев, за последние 15 лет проделал большой путь, в котором было место уходу из литературного процесса и длительному молчанию, затем — основанию «Свободного Марксистского издательства» и игре в группе «Аркадий Коц», политактивизму, написанию статей и т.д. За это время, с одной стороны, окрепли и окончательно утвердились его политические взгляды, с другой — претерпела сильные изменения его поэтика. Кирилл Медведев образца книг «Всё плохо» и «Вторжение» — почти безучастный субъект в огромном информационном поле, с навязчивой и настойчивой речью которого ему справиться не под силу. В новой книге «Поход на мэрию» (несколько стихотворений оттуда можно прочитать тут) он уже выступает как актор, от действий которого зависят политические процессы и руками которого буквально вершится история. Отчасти эти тексты очерчивают горизонт политической утопии: так, омоновцы в них приходят на помощь защитникам Химкинского леса, а во всей Европе давно воцарился социализм. Однако пространство, в котором развивается действие этих текстов, лишь внешне напоминает нашу политическую действительность: оно населено персонажами, не дающим усомниться в искусственности, даже фантасмагоричности изображаемых событий (человек-зебра, леший Михаил, слоны, раздающие на митинге ананасы). Помышляя иное реальное, он одновременно встает в метапозицию по отношению к самому себе, не давая возможности воспринять происходящее слишком всерьез. Это политичная, диалектическая позиция, которая позволяет обнаружить зазор между критикой и идеологией, политикой и утопией:

В тот день мы вывели двух слонов на демонстрацию
а рядом пустили пару грузовиков,
заполненных фруктами;
слоны брали хоботами фрукты и давали их всем: ананасы, дыни…
мы шли и вспоминали как однажды заплатив работникам зоопарка
увели ночью из стойла небольшого слона и так у нас получился своеобразный агитслон на 1 мая,
которого мы потом привезли обратно на грузовике, как и обещали
так чтоб никто ничего не заметил.
однако теперь не надо было ничего покупать,
идея со слонами была принята
на всеобщей ассамблее,
в качестве рекламы открытого недавно за городом летнего слонопарка и проведения
туда бесплатной линии лёгкого метро,
но вдруг одному мальчику не хватило ананаса, его успокаивали, но он так и не унимался,
все это стало возможно потому что весь цивилизованный мир отказался от интервенции в революционную республику,
буржуазные специалисты не стали разрабатывать новое секретное оружие,
министры-капиталисты и нефтепромышленники подумали и сказали хватит.

В номинации «Проза» лауреатом стал Алексей Цветков-младший с книгой «Король утопленников». Цветков известен не только как прозаик, но и как политактивист и один из организаторов книжных магазинов «Фаланстер» и «Циолковский». Кажется, знание этих его ипостасей оказывается важным и для понимания Цветкова-прозаика. Его тексты, поначалу читающиеся как лево-субкультурные, обращены к публичному дискурсу и медиасфере, важную роль в них играют реалии новейшей истории и городской среды. Притом, эти рассказы предельно демократичны: для их правильного восприятия необязательно быть знакомым с текстами Маркса, Лукача и Фуко, скорее наоборот, они переводят идеологическую составляющую в измерение художественного. При этом, они написаны очень простым языком, это одновременно умная и захватывающая литература. Помимо прочих достоинств Цветкова, стоит отметить присущую ему мощную сюжеторождающую силу: занимательных сюжетов и историй в этой книге намного больше, чем, собственно, рассказов; кажется, композиция иных рассказов намеренно выстроена так, чтобы поведать нам как можно больше историй (например, «Четырнадцать романов Алексея Цветкова» и «Пятно»).

В области «Гуманитарные исследования» премию получил Игорь Чубаров за вышедшую в этом году в издательском доме Высшей Школы Экономики монографию «Коллективная чувственность: теории и практики левого авангарда» (краткую аннотацию книги можно увидеть здесь). В этом исследовании Игорь Чубаров реактуализирует стратегии русского авангарда, рассматривая его как явление вне устоявшихся конвенциональных рамок. Обращаясь к практикам писателей и художников раннего советского периода (в широком диапазоне — от очевидных Казимира Малевича, Владимира Татлина, Дзиги Вертова и др. до Андрея Белого и Андрея Платонова), он обнаруживает в них ту самую «коллективную чувственность», противопоставляя ее «буржуазно-индивидуалистической структуре бессознательного». По Чубарову, в проекте русского авангарда имманентно присутствовала стратегия освобождения от насилия, заключающаяся в отказе от индивидуалистического субъекта и обращения к коллективной памяти, и, тем самым, перенастройке социального. Одновременно он выступает как концептуальный оппонент «Gesamtkunstwerk Сталин» Бориса Гройса, настоятельно и последовательно оспаривающий теорию последнего, согласно которой сталинский соцреализм был естественным продолжением и развитием русского авангарда. Для Чубарова линии русского авангарда остались оборванными, а заключавшийся в нем эмансипаторный потенциал до конца не раскрытым и по-прежнему актуальным сегодня, здесь и сейчас.

Премию в номинации «Перевод» получила Наталия Азарова за перевод с португальского «Морской Оды» Фернандо Пессоа. Пессоа — один из важнейших европейских поэтов прошлого века, до сих пор лишь частично переведенный на русский язык (среди его переводчиков стоит назвать Бориса Дубина и Евгения Витковского). «Морская Ода» написана от имени одного из гетеронимов Пессоа, Алваро де Кампуша. В одной из ключевых для современной критической теории работе «Манифест Философии» Ален Бадью называет Пессоа среди других поэтов, сформировавших «век поэтов», когда поэзия взяла на себя функции философии, оказавшейся не в силах заниматься основополагающими метафизическими проблемами (непосредственно к тексту «Морской Оды» Бадью обращается в книге «Век»). На русском языке этот текст, один из ключевых в европейской поэзии, появился только сейчас (предисловие Наталии Азаровой к переводу см. здесь).

Премию «За заслуги перед русской литературой» получил Паоло Гальвани, много лет переводящий на итальянский язык современную русскую поэзию (здесь можно найти рецензию на выпушенную им уже больше десяти лет назад антологию современной русской поэзии в итальянских переводах). Поле внимания Гальвани не ограничивается только признанными, уже ставшими классиками, авторами: так, помимо переводов Ольги Седаковой, Елены Шварц, Василия Филиппова, Виктора Кривулина, он занимался и поколением «Вавилона» (Станислав Львовский, Николай Звягинцев, Андрей Сен-Сеньков, Полина Барскова и др.) еще в те времена, когда многие из этих авторов не входили в канон современной русской поэзии; пристальное внимание Гальваньи было направлено и на ферганскую и уральскую поэтические школы.

Выбор Игоря Гулина в номинации «Критика и литературные проекты» (эту номинацию с Гулиным разделил Дмитрий Бавильский с книгой «До востребования. Беседы с современными композиторами») логически продолжил процесс «канонизации» молодых авторов, пришедших в критику 5—6 лет назад. Премию Гулин получил за серию статей 2012-2014 гг. в «Ъ-Коммерсанте», на порталах OpenSpace и Colta. Даже по самому выбору тем, явлений, книг, фильмов, к которым обращается Гулин, можно посудить о важном (и — увы — не так часто встречающемся) для критика сочетании качеств: чутком внимании к современности и одновременно преданности «мировой культуре» (здесь новый фильм Станислава Говорухина и ретроспектива Дерека Джармена, новый сборник Василия Ломакина и «Новый Человек-паук», открытие дома-музея Кропоткина и выставка к открытию столетия Первой Мировой войны в МАММ). Способность писать об очень разных, порой необозримо удаленных друг от друга культурных явлениях, свободно переключаться между разными дискурсами, сохраняя при этом ответственность перед мыслью — то, чего не хватает большинству современных критиков. В этом смысле, решение жюри не только поощряет критика Игоря Гулина, но и обозначает те точки роста, из которых должна двигаться современная молодая критика.

В заключение, нельзя не прокомментировать политичность выбора жюри — и речь не просто о том, что почти все лауреаты этого года являются авторами, явно или косвенно ангажированными. Премия Андрея Белого была основана в те времена, когда от имени Маркс, а также от слов «идеология», «коллектив» etc. веяло прогнившим пропагандистским бюрократическим душком. Одной из главных задач премии было создание иной, отличной от официальной, культурной иерархии, охранение от небытия настоящей, не «партийной» литературы. Сегодня, осенью 2014 года, на фоне известных событий, круг замыкается, и выбор жюри премии Андрея Белого говорит нам о том, что «левая» оптика и ангажированная литература вновь оказываются актуальными, что литература заново вынуждена политизироваться, чтобы оставаться современной.

В коллажах при оформлении статьи использованы фотографии Александра Родченко. Автор коллажей: Андрей Черкасов.