Spectate публикует критическое эсссе Йожи Столет, где она разбирает сильные и слабые стороны книги Герта Ловинка «Критическая теории интернета».

Ловинк Г. Критическая теория интернета. М.: Ад Маргинем Пресс, 2019.

Книга Герта Ловинка, бывшего постхиппи, сетевого партизана и независимого интеллектуала, а теперь и знаменитого медиатеоретика, составлена из статей разных лет, в которых он применяет инструментарий критической теории к сетевым технологиям. Автор обращается к начитанному левому активисту и проводит его по маршруту, составленному из болевых точек Web 2.0 от селфи до культуры шеринга, вскрывая их как идеологические сборки.

Что мы делаем, когда каждые полчаса просматриваем ленту Facebook или проверяем почту даже на самых по-настоящему интересных встречах? Уходим от реальности? Погружаемся в призрачные миры виртуального? Охотимся за дофамином? Ловинк утверждает, что мы не освобождаемся в эти моменты от общества и его требований, а, наоборот, отправляемся в непрекращающийся поток социального. И, по своей сути, этот поток социального — порнографичен. Единственное, что остается невидимо в этом потоке и, тем не менее, обладает решающей агентностью — это сами медиа.

«Колючая проволока остается невидимой»[1]

Невидимость является ключевым понятием для Ловинка в описании сетевых технологий. Дистанция между нами и сетевыми технологиями исчезает. Невидимая интимность. Интернет населяют призраки (странички ушедших из сети юзеров, заброшенные сайты эпохи Web 1.0 и т. д.), иллюзии (связи с миром) и сокрытия (методы работы технологии, алгоритмы, тайна поиска Google). Но что еще обладает свойством невидимости, как не идеология? Социальные сети и платформы имеют свои идеологические аппараты[2], работающие через выстраивание архитектуры сети или платформы, через функции «друзья», «лайк», «бан», регистрацию в сети, идентичность и т. д. Все мы в входим в сеть прежде всего как атомизированные пользователи, вооруженные инструментами борьбы за социальный капитал.

Здесь можно вспомнить философа техники Юка Хуя, который, помимо теоретической работы, занимается разработкой альтернативных социальных сетей, архитектура которых построена на коллективных идентичностях: в такую сеть ты можешь войти только в составе группы. В социальной сети мы становимся субъектами, регистрируясь: «Рассматривать социальные медиа как идеологию значит отслеживать, как они собирают комплекс из медиа, культуры и идентичностей в постоянно разрастающийся культурный перформанс гендера, лайфстайла, моды, брендов, знаменитостей и т. д. Компьютеры как соединения софта и железа можно рассматривать как идеологические машины»[3].

И, тем не менее, при всей убедительности анализа Ловинка хочется спросить: неужели эта идеология настолько всеобъемлюща, и все мы всего лишь марионетки в руках программистов из Кремниевой долины? Ведь любому жителю сети ясно, что пользователи постоянно инверсируют и травестируют интерфейс, уклоняются и взламывают, хаотично и непредсказуемо мигрируют с платформы на платформу, «обживают» пространства сети и используют их в своих целях, как коммерческих — для личного обогащения, так и для создания независимых комьюнити, производства контента для себя и друзей, а также просто для праздного общения. Как и в случае любой идеологии, когда большинство тех, на кого она направлена, благополучно от нее уклоняются, так и с компьютерами — являясь частично машинами идеологическими, они сохраняют свою автономию, оставаясь по своей природе машинами математическими и машинами познания, благодаря которым «человеческий интеллект достигает новых логических горизонтов в материалистическом смысле»[4].

Хватит продвигать, пора анализировать

Чтобы понять интенцию текстов Ловинка, нужно вернуться к Марксу и перевернуть его ключевой тезис обратно: прежде чем менять мир, нужно его объяснить. В данном случае «мир» — это идеология, скрытая в софте.

Пока все основные критические проекты сосредоточились на деконструкции субъекта, объекта, культуры и природы, нечеловеческая агентность софта перестала восприниматься как нечто искусственное, сконструированное и политическое, софт стал дорефлексивной, «естественной» и при этом самой влиятельной средой. «Мы через психоанализ и критику идеологии прочитываем кино и литературу, но до сих не исследуем подобным образом технологии и сеть»[5], — сетует Ловинк.

Критикуя исследователей от digital humanities до data science за переключение с главных вопросов «Почему?», «Что?» и «Кто?» на единственный «Как?», с социальности причин на социальность сетевых эффектов, с исследования идеологии на исследование пользовательского поведения, Ловинк опирается в своих текстах на исследователей и исследовательниц технологий левого толка от Франко «Бифо» Берарди и Марка Фишера до Кэти О’Нил и ее книги «Убийственные большие данные»[6]. Математик О’Нил критикует работу алгоритмов анализа больших данных. Но именно их закрытость и непрозрачность, по мнению исследовательницы, являются настоящим оружием математического поражения: они ищут самые уязвимые места общества, — а полученные данные используются для накопления капитала, репрессий или мнимого улучшения показателей правопорядка[7]. Благодаря этой информации бедные или цветные районы маркируются как преступные, позволяя полиции увеличить свои показатели за счет мелких преступлений, тогда как инженеры и финансисты, создающие преступные алгоритмы и проживающие в своих «белых» районах, остаются безнаказанными.

О’Нил и Ловинк старательно избегают критики технологий с моральной позиции и анализируют сам способ (или архитектуру) сборки идеологических аппаратов технологий. Вместо призыва к отказу от опасных и репрессивных технологий и увлечений фальшивым понятием «реальности» они призывают к пересмотру способа производства, новому пониманию виртуального как материального, открытости и видимости и установке приоритета общего блага над взаимообменом, несмотря на растущий уровень сложности подобной технологической системы. Но, несмотря на эту дистанцию, к середине книги Ловинка читатель все–таки оказывается в самой гуще меланхолии и начинающих побеждать технофобных настроений. В картине мира автора корпорации слишком сильны, а пользователи технически безграмотны и легко поддаются манипуляции. Даже сами отцы-основатели интернета снимают с себя ответственность за созданный ими мир: «Дух в Интернете был очень децентрализован. Человек был невероятно могуществен. Все это основывалось на отсутствии центральной власти, к которой вам приходилось бы обращаться за разрешением. Вот это чувство индивидуального контроля, расширение возможностей — это то, что мы потеряли», — говорит Тим Бернерс[8].

Империя Социального

Как левый теоретик Ловинк принципиально различает понятия «социальное», «коллективная собственность» и «общественное благо». «Социальное» здесь отсылает к кибернетике, к взаимообмену между изолированными узлами, в то время как компьютеры всегда были гибридами социального и постчеловеческого. Разрозненное «социальное», как сумма изолированных частиц, противостоит «общественному благу». Социальные сети же являются Империей Социального — такого «социального», которое утратило свою историческую роль и схлопнулось до медиа: «Сеть становится настоящей формой социального, оказывающей на мир неразличимое, неформальное, косвенное влияние. Социальный поворот, находящийся между холодной отстраненностью и интимной близостью».

Из этого депрессивного, одновременно интимного и холодного ландшафта социальных сетей Ловинк спрашивает: «Какие архитектуры софта могли бы радикально изменить и реорганизовать наш социальный опыт?» Этот вопрос навязчиво проходит сквозь книгу, но нам не предлагают какой-то конкретной, более справедливой архитектуры софта и соответствующего ей утопического воображения (в отличии от того же Юка Хуя).

Личное — это финансовое

Развивая разговор о социальной несправедливости, Ловинк пишет: «Я никогда не понимал, почему считается справедливым платить ежемесячно своему провайдеру за доступ в интернет, но не онлайн-изданию, которое ты читаешь каждый день». Мы платим за железо и доступ в интернет, но исследователи и художники, контент которых бесплатно распространяется в сети, остаются даже без «своей кружки пива»[9].

В главе «Бизнес-модели интернета: личная оценка» автор критически переосмысляет один из основных концептов интернета эпохи Web 2.0[10] — концепт «свободного». По его мнению, именно «опен сорс» привел к прекаризации огромного количества творческих и интеллектуальных работников в сети: художников, музыкантов[11], разработчиков экспериментального софта и независимых исследователей. Свободное распространение контента привело к ухудшению жизни многих из них, к падению значимости и ценности продуктов творческого и интеллектуального труда, распространяемых в сети. Но в то же время критиковать «свободное» и «открытое» означало идти против «прогрессивного» и невольно защищать интеллектуальную собственность и копирайт, что также оказывается невыгодным для творческих и интеллектуальных работников, так как всю прибыль получают владельцы контента, и зачастую это не те, кто его производит.

Идеология «свободного» утратила свою привлекательность, но осталась представлена как «неизбежный результат» технического прогресса. Как и капитализму, «свободному» времени платформ нет альтернатив. Автор предупреждает, что если интеллектуалы не придумают альтернативные «бизнес-модели»[12], основанные на концепции общего блага, но не шеринга, то критические практики просто исчезнут. «Почему мы не боролись с самого начала за то, чтобы изменить архитектуру, когда это было сравнительно легко сделать?», — опять Ловинк повторяет свой направленный в прошлое меланхоличный вопрос. К сожалению, идеологическая критика актуальных практик краудсорсинга в нематериальном труде и исследования того, как функционируют серверы поддержки независимых художников/издателей/разработчиков, финансирующихся пользователями, остаются за пределами анализа теоретика.

Культура комментария, или Разговаривая с сетью

Все вовлеченные в интенсивное порнографическое «социальное» соцсетей периодически[13] оказываются свидетелями или действующими лицами событий без События[14]. Обычно эти события определяются как «моральная паника», «травля» и «массовый троллинг», раскалывая общество социальных сетей по бинарным оппозициям. Но что именно провоцирует огромное количество пользователей оставлять негативные комментарии, если рассмотреть эти процессы с точки зрения технологии? Ловинк заключает, что чаще всего сами социальные сети остаются невидимыми акторами15 в этих процессах.

Сетевая культура эгалитарна, виталистична и окружена живой социальной сферой. Благодаря возможности обратной связи она выгодно отличается от традиционных «репрессивных» медиа привычного «вертикального формата»[16]. Ловинк заключает, что такова идеология. Что же тогда «реально»? Мы не общаемся в сети друг с другом. Живые дебаты, скорее, исключение, невозможное без модерации. Интерфейс социальных сетей настроен прежде всего на саморепрезентацию: комментарии не являются в подлинном смысле комментариями к чему-то. «Комментирование — это в первую очередь функция софта (которая может быть включена или отключена), напрямую связанная с потоками выручки провайдеров, которые предлагают нам выговориться, а не поговорить с кем-то»[17], — такова судьба права на комментирование в логике приватизированных сетей.

Все, что хотят произвести пользователи, — это эффект, а не стремление стать частью общего интеллекта. В конечном счете это желание публично выразить ресентимент и быть услышанными. Так настроен наш софт.

Кажется, именно в этой главе критика срабатывает по-настоящему освобождающе. В каком-то смысле Ловинк избавляет читателя от греха моралистической ненависти к ближнему, который может написать грязные, непристойные и оскорбительные комментарии под любым самым общественно важным постом. Меняться должен прежде всего софт, а не люди. Но что, если софт и так меняется? Необязательно в эмансипаторную сторону, но все–таки, похоже, изменения проходят, скорее, через разломы и трещины внутри идеологии софта, а не через создание прямой альтернативы. Например, Instagram в скором будущем отменит лайки. И обычно сетевые инициативы, заявляющие о себе как об альтернативных и свободных, по какой-то причине остаются на скамейке запасных для пользователей.

***

И все же, что мы делаем, когда заходим в сеть каждые полчаса, чтобы проверить почту или комментарии в Facebook? Марк Фишер в «Капиталистическом реализме»[18] представляет это как аддикцию и поиск легкого дофамина. Ловинк соглашается, что дофамин стал метафорой нашей эпохи, уточняя при этом, что метафора аддикции не совсем верна. Кто может позволить себе подвергнуть опасности свой социальный капитал? Социальные сети — уже новая работа.

Главной проблемой сборника статей Ловинка является отсутствие критической массы читателей, способных общими усилиями перестроить сложившийся интернет-порядок. Читатель, который отнесся бы к этим текстам со всей серьезностью и вниманием (и политизированным отвлечением), сохранив критическую позицию и не заменив ее моралью, смог бы создать сетевые партизанские практики, не выключая смартфона, и найти в технологиях эмансипационный потенциал и отсутствие детерминированности, впитав в себя всю концептуальную плотность и сложность этой критики.

Примечания

1 Высказывание Евгения Морозова, журналиста и политолога, доступно по https://www.evgenymorozov.com

2 Ловинк тут обращается к Альтюссеру

3 Ловинк Г. Критическая теория интернета. М.: Ад Маргинем Пресс, 2019. C. 53

4 См. Пасквиннелли М. Машины, формирующие (ся в) логику: нейронные сети и искаженная автоматизация интеллекта в качестве статистического вывода // Новое литературное обозрение, №158 (4) 2019, доступно по https://www.nlobooks.ru/magazines/novoe_literaturnoe_obozrenie/158_nlo_4_2019/article/21371/

5 Ловинк Г. Критическая теория интернета. М.: Ад Маргинем Пресс, 2019.

6 О’Нил К. Убийственные большие данные. Как математика превратилась в оружие массового поражения. М.: АСТ, 2018.

7 в книге речь идет о США

8 «Я опустошен»: создатель Всемирной паутины Тим Бернерс-Ли о том, как мы потеряли Интернет // Monokлеr, доступно по https://monocler.ru/sozdatel-interneta-tim-berners-lee/

9 Ловинк Г. Критическая теория интернета. М.: Ад Маргинем Пресс, 2019.

10 подробно о том, как сложился Web 2.0 и как работают в нем способы производства и воспроизводства, можно почитать Клейнер Д. Телекоммунистический манифест // Syg.ma, 22 сентября 2017, доступно по https://syg.ma/@sygma/tieliekommunistichieskii-manifiest

11 которым было предложено продавать билеты на концерты, а не записи

12 альтернативные и «свободному», и «копирайту»

13 т. е. с определенной цикличностью

14 в терминологии Бадью и Жижека

15 если использовать терминологию акторно-сетевой теории

16 Ловинк Г. Критическая теория интернета. М.: М.: Ад Маргинем Пресс, 2019.

17 Там же. С. 161

18 Фишер М. Капиталистический реализм. Альтернативы нет? М.: Ультракультура 2.0, 2010.

Spectate

FB — VK — TG

Spectate — независимое издание. Если вам нравится то, что мы делаем и вы хотите нас поддержать, оформите ежемесячный донат на Patreon. Даже 5$ каждый месяц — большой вклад.