Когда хореографа Матса Эка спрашивают, что он хотел сказать тем или иным символом, он упрямо отвечает, что никаких символов у него и в помине нет. В это довольно трудно поверить человеку, которому довелось увидеть хотя бы один спектакль Эка. А уж тот, кто имел возможность сравнить несколько его работ и наверняка углядел в них некую образную закономерность, определённо будет пытаться расшифровать для себя смысл угловатой хореографии, чрезмерно богатой мимики и совершенно неожиданных предметов на сцене.

Матс Эк — танцовщик, режиссёр, балетмейстер, позволяющий себе прилюдно играть с человеческим бессознательным. Одна из самых известных его шалостей — полная замена хореографии и частично идеи классических балетов с сохранением подлинного названия и музыкального оформления. Среди созданных им героинь — потерянная сумасшедшая Жизель, танцующая в окружении отдельных частей тела и безвозвратно помешанных «вилис», Одетта, ставшая Одиллией после свадьбы, Аврора, не очень-то благодарная принцу за спасение.

Творчество Матса Эка всегда умышленно скользит на грани безумия. Он, дразня, провоцируя на множество вопросов, начиняет «Кармен», «Спящую красавицу» и «Жизель» белыми и чёрными яйцами невообразимых размеров. А бедному наблюдателю, не получившему разрешения на толкование, остаётся лишь списать эту фермерскую выходку на авторский стиль.

Соучастницей Эка в подобных экспериментах стала его жена и муза, танцовщица Ана Лагуна. Оба они будто прибыли из страны, где повсеместно употребляется непривычная глазу лексика: стопы кочергой, оттопыренная пятерня, поза эмбриона, первобытные крики, инопланетные неуклюжие прыжки. Умело справляется Лагуна и с партией обречённой невыросшей Жизели, и с заботливой чуткой ролью в балете-фильме «Место», созданном Эком специально для неё и Михаила Барышникова.

К слову сказать, у Матса Эка несколько подобного рода фильмов. «Дым», «Квартира», «Промокшая женщина» — всё это балетные постановки Эка, дополненные преувеличивающими спецэффектами монтажа. И в этих эковских работах не меньше, чем в редакциях классических балетов, очень хочется найти объяснение его потусторонним решениям. Почему здесь герои устало прячутся под ковром, здесь — стучат в глухую стену? А там — почему из их голов идёт дым? Неужели лишь потому, что «Дым» — название постановки?

Однако, не будучи дотошным и требовательным и давая право на существование загадкам без ответов, удивляешься редкой способности Эка. Отправляя танцовщика на сцену, балетмейстер даёт ему с собой целый маленький мир, выражаемый одной лишь пластикой. Это может быть хрупкое детство с велосипедом, аквариумом, косичками и баловством, а может быть семейная жизнь с уютом, взаимными объятиями и утешающим взглядом.

Матс Эк, как правило, выбирает для своих балетов затейливую бесструктурную музыку, и порой создаётся впечатление, будто он хочет показать нам, как с помощью танца можно оттенить и утрировать скрипичную и фортепианную чистоту.

Избирательно, фантазийно и иногда шокирующе Матс Эк становится воплощением и театра абсурда, и цирка, и кинематографа, и современного танца.