“Mortem effugere nemo potest" — латинское изречение

“…я верю, что осторожная антропоморфизация поможет нам обнаружить эту витальность, даже если последняя и сопротивляется как полному переводу, так и всестороннему пониманию” — Джейн Беннет “Пульсирующая материя”

Стерильно-белый куб выставочного пространства, выхолощенный, рукотворный, нарочитый. Существует ли в живой природе по-настоящему белый цвет? Горсть свежей, черной, рыхлой и влажной земли рассыпанная внутри холодного пространства. Черного цвета не существует, черный есть смешение всех цветов спектра, поглощающее свет.

Белые стены под черным потолком, серый бетонный пол и синтетический фиолетовый свет софитов. Стеклянные трубки спаянные с ветками, переливающийся подобно пятну бензина в луже пронзительно-черный силикон, стекающий из горсти земли, перемежающейся с зелеными ростками, матово-черный кокон окутывающий ветви дерева и наросты на них. Грибы-наросты, зеленые ростки, прозрачные кристаллы, случайные витальности среди гомогенной не-жизни смоленских курганов, лесов и окраин. Это Immortalitas Vulgaris (Бессмертие обыкновенное) живая (?) форма, видовая принадлежность которой отсылает нас к роду Immortalitas — Бессмертие. Immortalitas Vulgaris (Бессмертие обыкновенное) — проект Славы Нестерова, развернувшийся в смоленском “Доме молодежи”, попытка интуитивно уловить и дать таксономическую характеристику Бессмертию.

Как мы можем определить бессмертие? Через антонимичность ли смерти / смертности или жизни / витальности? Говоря о бессмертии, мы говорим о концепции конечности всего сущего, всего, чему была присуща витальность в каком угодно виде. Говоря о смерти живых существ, мы имеем в виду трансформацию из субъекта (мыслящего) в объект-труп. Мы, гуманитарии, склонны упускать из вида смерть физическую — смерть как остановку процессов поддержания жизни — здесь также имеет место объективация, неспособность тела-объекта влиять на среду, спаивание его со средой, включение во внешнюю гомогенность в качестве части гомогенности. На вопрос о том, чем же является Бессмертие, Слава Нестеров уклончиво отвечает: Вы смертны, но вряд ли останетесь мертвыми навсегда, это и есть Бессмертие. В цифровую эпоху, когда многие говорят о бессмертии цифровом, о человеческой копии в киберпространстве, художник напоминает, что все намного банальнее и, вместе с тем, намного сложнее. Мир вокруг нас гомогенен, поскольку ничего не растворяется в пустоте, все оставляет след.

Нестеров в эпиграфе, предваряющем встречу со сложной скульптурной формой, говорит о том, что Бессмертие есть сложная пространственно-временная субстанция, являющаяся материальным фрагментом утраченной / прошлой / ушедшей в историю жизни. И наоборот, Бессмертие есть событие, витальность которого поддерживается только нашей памятью, а физическая оболочка сплетается из абстрактной первоматерии — земли.

Бессмертие Нестерова есть одновременно первовещество и вещество конечное, вещество, появившееся по итогам распада. Для активной субъективности, какой является человек, Бессмертие — набор жутковатых объектов, которые не способны мыслить / рефлексировать, а значит действовать активно, в человеческом понимании активности как результативности. Но так ли мертвы объекты? Я имею в виду, лишены ли они жизни, действительно ли не способны действовать? Вслед за Харманом, Брайантом, Беннет, Нестеров говорит о “неисчерпаемости” объектов, об их вневременности, монолитности, способности присваивать фрагменты и обрывки разных жизней в противовес мимолетной темпоральности и физической исчерпаемости человеческого существования, ограниченного бренностью плоти хронологической ограниченностью жизни.

Бессмертие пугает, устрашает неподвластностью человеческому описанию посредством привычных категорий. Оно нейтрально: не доброе, не злое, банальное, среднее, обыкновенное, не наделенное специфическими характеристиками, кроме единственной — способности вбирать в себя все омертвевшее, застывшее, ненужное, трансформируя его в первоматерию, наполняя безжизненное тело-объект новой чужеродной витальностью. Immortalitas Vulgaris — слепок времени в материальном обличии. “В тысячах деформаций в нем отражается мир”.

Выставка Славы Нестерова попытка увидеть следы Бессмертия, попытка принять его за равного, попытка описать его чарующую монолитность и безвременность языком пластических форм, где следы ассимиляции видны человеку, как буквальные / узнаваемые объекты “нашего мира”, попытка увидеть в нем не драму враждебности или неизбежности, но первоисточник всего сущего и хранителя его останков, молчаливого сожителя, с которым мы образуем “негармоническое” целое.

“Никто не избежит смерти”, — гласит напоминание из барочных натюрмортов ванитас, и “Immortalitas vulgaris” также своего рода ванитас — никто не избежит бессмертия, но никто из нас не сможет ни понять его, ни описать, лишь уловить его и раствориться в нем.