Donate
Гёте-Институт

О гостеприимстве и безразличии

Сергей Бабкин26/12/19 12:313.4K🔥

30 ноября и 1 декабря в Москве прошел фестиваль самоорганизаций — финальное мероприятие двухгодичного совместного проекта Гёте-Института в Москве и ММОМА «Формы художественной жизни». В течение двух лет различные независимые художественные пространства Германии разрабатывали и представляли свои программы — в соответствии с принципами своей работы и на основе диалога с коллегами из России. Но на итоговом фестивале основным фокусом стали не вопросы выставочной стратегии и практики, а непосредственно проблемы, связанные с самим форматом работы самоорганизаций во всем их многообразии.

Мы публикуем эссе сотрудника институции Сергея Бабкина, который координировал работу всего проекта и курировал фестиваль, написанное по его следам в частности и двухлетней работы с самоорганизациями в целом. В нем он рефлексирует свой опыт и неоднозначный статус, рассуждает о сложной динамике взаимодействия между институциями и самоорганизациями и приходит к выводу, что безразличие, а не гостеприимство — необходимое условие пересборки этого взаимодействия и подлинного союзничества участников.

Текст подготовлен в рамках сотрудничества с Гете-Институтом в Москве.

ДВИЖЕНИЕ НОЧЬ. Наступление ночи. 1 сентября 2018 года. После открытия выставки «Школа без центра* Москва» кураторского коллектива District Berlin в ММОМА.
ДВИЖЕНИЕ НОЧЬ. Наступление ночи. 1 сентября 2018 года. После открытия выставки «Школа без центра* Москва» кураторского коллектива District Berlin в ММОМА.

О «Формах художественной жизни»

Первая выставка программы «Формы художественной жизни» открылась в декабре 2017 года посреди стройки, которая должна была превратить здание ММОМА в Ермолаевском переулке в образовательный центр музея. Тогда мы с куратором программы Анной Журбой и кураторами первой выставки, Деннисом Бжеком и Моргейн Шефер из кёльнского художественного пространства Simultanhalle, бегали между пятью этажами корпуса по пожарной лестнице, покрытой толстым слоем строительной пыли, спотыкались о справедливо раздраженных уборщиц и до трех часов ночи сажали лаванду в коробки художницы Алекс Хайльброн, пока она занималась своими делами. Так мы проявляли гостеприимство.

В качестве координатора я работал над выставками еще трех немецких художественных пространств — D21 из Лейпцига, District и Spektrum из Берлина. Последнего из них больше нет, District к 2019 году сменило юридический статус, в D21 новый художественный руководитель, в Simultanhalle кураторский коллектив почти полностью сменился. К кому мы проявляли гостеприимство? Если к инициативам, то неясно, что от него осталось и возможно ли обратное гостеприимство спустя годы после закрытия проектов. Если к отдельным людям, то непонятно, какова была роль бюрократического процесса в развитии межчеловеческих отношений и не были ли они лишь своего рода аффектом документооборота.

В 2019 году мы решили устроить фестиваль самоорганизаций и пригласить тех, кого не успели позвать раньше, кого кураторы из Германии не встретили во время ресерч-трипов, в конце концов тех, у кого нет своего пространства. Я хотел, чтобы участвовало больше инициатив с постсоветского пространства, и так сместить геополитический баланс хотя бы номинально. И поскольку из–за сложной динамики отношений внутри рабочей группы я из статуса консультанта перешел в положение куратора фестиваля, большинство участников с территории бывших советских республик были отобраны мной, а остальные — по рекомендациям других участников. Фестиваль прошел, программа завершилась.

Это небольшое эссе о работе сотрудника институции над проектами, в которых участвуют самоорганизации. Самоорганизации при этом понимаются как коллективы, умозрительные сборки у меня в голове, и — отдельные люди. Это эссе пишется уставшими руками и уставшей головой: после проведенных на фестивале выходных отгулы взять не удалось из–за необходимости работать над другими проектами. В тексте я бы хотел отстраниться от надоевших разговоров об отношениях институции и самоорганизаций, о присвоении институцией чужого символического капитала, о том, что самоорганизация — это тоже как бы институция, а институция — это тоже как бы самоорганизация. Я постараюсь сосредоточиться именно на своем статусе институционального работника и том, как через труд в этой странной ситуации сотрудничества с самоорганизованными инициативами, существующими якобы в параллельном мире, можно понять, как гостеприимство иногда все душит, а безразличие — спасает. В этом эссе будут ссылки только на собственный опыт, герметичный в границах «Форм художественной жизни», знания и дружеские связи, которые он принес в мою жизнь.

Вид редакторского интерфейса страницы Zone Moskau. Проект Institut für Alles Mögliche (Берлин) для фестиваля самоорганизаций «Формы художественной жизни»
Вид редакторского интерфейса страницы Zone Moskau. Проект Institut für Alles Mögliche (Берлин) для фестиваля самоорганизаций «Формы художественной жизни»

О гостеприимстве

Гостеприимство институции регламентировано, но гибко. Оно ограничено бюджетом проекта, но расширяется за счет внутренних ресурсов музея. Гостеприимство проявляется через документы, оно записано в волонтерских договорах и договорах о разработке концепции мероприятия и, конечно, в несчетном количестве имейлов, в которых сотрудник институции и представитель самоорганизации тестируют друг друга на гибкость.

Гостеприимство сотрудника институции в отношении представителя самоорганизации всегда окрашено виной. Она проявлена в интонациях деловых писем и благостных скайп-колов. Она связана с неопределенностью его собственного статуса как наемного сотрудника: он вроде и в более завидном экономическом положении, но политически — в каком-то странном.

Его труд оплачивается на регулярной основе. Труд человека по ту сторону джимейла — скорее всего нет. Это положение воспитывает во многих сотрудниках институций странное принятие статуса кво: мол, оплата труда приглашенных художников и кураторов и не то чтобы обязательна. Ведь, с одной стороны, они привыкли к этому, с другой, если они делают что-то на территории музея, их труд уже автоматически оплачен строчкой в резюме. А строчка в резюме оплачена трудом представителя самоорганизации и сотрудника институции. А труд представителя самоорганизации оплачен строчкой в резюме. И так далее, пока все резюме и музеи не потеряют смысл. К счастью, в «Формах художественной жизни» весь труд хоть как-то, но оплачивался.

Труд сотрудника институции оплачивается, но это труд не только механический и не только интеллектуальный: как координаторский, так и кураторский. Самоорганизации требуют сильной эмоциональной инвестиции с его стороны. Вот это самое настоящее гостеприимство. Пока институция работает как фон из предустановленных правил использования площадок, реестра имеющейся в наличии техники, формализованной в неудобной базе данных коллекции произведений и плотной сети бюрократических действий, на нем постепенно начинают проявляться сотрудники, которые испытывают противодействие с обеих сторон. Чтобы эффективно выполнить роль буфера между ригидностью и открытостью институции и открытостью и ригидностью самоорганизации, нужно научиться жонглировать аффектами, отточить деловое письмо как литературный жанр, с помощью которого разные по содержанию и эмоциональной окраске сообщения можно посылать одновременно разным людям.

Нужно помочь гостю продраться через кошмар институционального гостеприимства. Ведь оно вообще-то может все испортить. В нем институция может проявить свои худшие черты: перераспределив бюджет с продакшена на кейтеринг, например, или задавив требованиями, какие именно документы нужно прислать для оформления разных мелочей. Более того, институция в своем гостеприимстве может взять на себя задачу определить куратора или художника как таковых. Официальное письмо от музея в консульство России в Германии должно содержать объяснение, почему приглашенный музеем человек ценен как субъект культурных связей. И агентом этого странного гостеприимства будет сотрудник, который и составит такое письмо, и соберет все документы, и в ночи будет требовать объяснить, какие все–таки нужно для инсталляции купить растения, потому что Москва не Лос-Анджелес и в декабре их достать сложно.

Если бы сотрудник институции работал с “established artist / curator”, то весь этот труд остался бы незаметен как проявление бюрократического алгоритма, а неврозы сотрудника в нем бы так и растворились. Участниками самоорганизаций же его аффективный труд по сопровождению через тернии гостеприимства может быть оценен адекватнее. Объектами гостеприимства становятся люди, чье положение как производителей искусства зависит во многом и от отношений, в которых личное и профессиональное размыты окончательно. И сотрудник как-то быстро становится своим в самоорганизации, а его труд как будто больше начинают уважать снаружи, чем изнутри институции, где то, чем он занимается, считают трудоемкой и нелепой забавой.

О безразличии

У описанного выше гостеприимства есть довольно опасный аспект, тесно связанный с властным положением институции в поле искусства. Представитель институции в процессе подготовки проекта обнаруживает себя в позиции, в которой возможна апелляция к его мнению как внешней аргументации в процессах, происходящих внутри самоорганизации. С одной стороны, это вполне стандартная кураторская задача, выполнение которой необходимо для соблюдения предполагаемой целостности институционального проекта. С другой же, нельзя забывать и о задаче вовремя выполнить кульбит с исчезновением, растворением его фигуры как кураторской и институциональной.

Такое положение требует от сотрудника институции воспитать в себе то, что я бы назвал стратегическим безразличием. Это умение вовремя пустить все на самотек, временно притвориться бессильным: как будто одновременно и задавленным бюрократизированной волей институции, на которую он трудится, и открытым к любым лабораторным экспериментам в рамках условий, которые предоставила институция и ему как куратору, и приглашенным им представителям самоорганизаций. Именно в момент проявления безразличия часто и настраивается по-настоящему рабочая связь между институциональным куратором или координатором и гостем из самоорганизации, который и должен проявить свой голос.

Через безразличие проявляется доверие и уважение. Через безразличие сотрудник институции попускается, прерывает проявления институциональной власти. Важно в какой-то момент сказать себе: «Они талантливые художники и кураторы, они справятся сами». На территории проекта так хотя бы ненадолго, но утверждается равенство в возможностях производства смыслов. Так устанавливается союзничество: все занимаются одним важным делом. Включается некий синергетический закон: программа становится целостной, когда институция определила подвижный фрейм, самоорганизации оперируют внутри него, но одновременно его и расшатывают, а представитель институции помогает этому фрейму не разболтаться окончательно — за счет установленного доверия.

А часто самый ценный момент — когда безразличие включают все. Формальные изводы гостеприимства еще не преодолены: какие-то бюрократические процессы еще необходимо довести до конца. А воспоминания о подготовке и собственно событии в какой-то момент должны скомкаться в пока еще неразличимую массу хаотичных движений тел и обрывков речи. Безразличие гарантировано усталостью, анализ начнется позже. Только что завершенный опыт нужно на время вытеснить, чтобы настроиться на будущее и закрепить сооруженную коллективность, на этот раз без аффиляций с институциональным. Включаются когнитивные искажения, обеспеченные свежим опытом выполненного институцией продакшена, и в беседах, существующих на грани бесполезного обмена шутками, на самом деле строятся важные планы. Тут закладывается, может, главный результат коммуникации — основания для пересборки.

 Tata Gorian
Evgenia Miller
Лера Конончук
Comment
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About