В октябре пришли зябкие дни. Мрачные дожди напоминали, что за ними — пора слякоти и пробирающего до костей холода. Запах дождя преследовал Удзава Ёко и будил в ней тоску по всему теплому, мягкому, живому, от чего теперь оставалось лишь смутное воспоминание.

 — Сколько уже льет!…

Ёко остановилась и раскрыла зонтик. Под бледно-голубой сферой ее взгляд затуманился, и она улыбнулась, словно весталка.

-- Ты-то помнишь, дорогой. Дай-ка я угадаю. Дождь пахнет, как те щеночки.

Только окутанной морозом ночью из глубин памяти всплыло, как они оказались перед витриной магазина собак. Кидзима Кацуо, в черной школьной форме, которая подошла бы и монаху, прижавшись лбом к стеклу, смотрел, как возятся щенки. Пахло псиной, и сколько заскучавшая Ёко ни глядела умоляющими глазами на Кацуо, только отблеск ламп освещал его лицо, а уходить он не собирался. В корзине за стеклянной витриной возня не прекращалась ни на минуту: щенки прижимались друг к другу в попытках заснуть, но оказавшиеся внизу сразу же забирались наверх.

Изнутри магазина, будто из цветочной лавки, лился на улицу яркий, ослепительный свет. Прохожие один за другим замедляли шаг посреди тумана, но вскоре отходили и исчезали во мгле. Выстроившиеся в ряд бледно-оранжевые уличные фонари были окружены гало и казались провозвестниками торжественной и невиданной ночной церемонии.

-- Хочешь тепленького щеночка?

Ёко все пережевывала это прояснившееся воспоминание, будто что-то дорогое.

-- Только протяни-ка руку, узнаешь сразу, какой это мягкий, пушистый комочек, как у него быстро бьется сердечко. Я-то вижу, ты только об этом и думаешь, только и хочешь пощупать тепленького щеночка. Терпеть не могу этих щенков, которые спят на описанной подстилке! Хочешь подарить его мне, конечно, но только дай мне в руки, я тебе сразу скажу, не нужны они мне, твои маленькие, глупые собачки! Совсем не нужны…

Ёко хотела удостовериться, что еле заметное ощущение в глубине души, которое и назвать-то было никак нельзя, никак не тянуло на тревогу. Нет, разница в возрасте, больше двенадцати лет, ее не беспокоила. Она понимала, что Кацуо не интересуется молоденькими девушками, и хотя ее работа в “Foulards Nouveau” по наведению лоска из отреза марли и атласного шелка ограничивалась не только журналами и телевидением, на многочисленных курсах по домохозяйству Ёко была окружена замужними женщинами с избытком свободного времени, поэтому здесь сомнений быть не могло. И даже ежемесячный доход (его хватило, чтобы построить летом элегантный домик у подножия горы), который в руках Кацуо испарялся (иначе не скажешь!), компенсировал это — под каким углом Ёко ни смотрела на те моменты, когда давала деньги, а Кацуо их брал, все шло естественно, будто между сестрой и братом.

 — Он же мальчик, правда, совсем еще ребенок.

Так Ёко, отказавшись от попыток отвлечь Кацуо от щенков, успокаивала себя. Она попыталась улыбнуться, но легкое, зудящее как стайка мух, беспокойство все не исчезало и, при попытке его развеять, взмыло в небо. Ей стало ясно, в чем было дело.

Виной всему стало чрезвычайно странное открытие: Кацуо глядел не на щенков, его внимание привлекало что-то еще. Он буквально пожирал глазами пространство небольшого магазина. Однако ничего, кроме нескольких голых лампочек да молодого, скучающего мужчины за стойкой — очевидно, продавца — взгляда не привлекало. Куда он так смотрит? Ёко попыталась проследить его взгляд, но ошибки быть не могло — Кацуо безотрывно глядел в пустое пространство.

От жуткого открытия Ёко содрогнулась. Там ничего не было. Может, она не могла этого заметить, потому что он не хотел, чтобы она замечала? В душе Ёко зародилось очередное сомнение. Она вспомнила о похожем случае.

За месяц до того, пасмурным днем, они гуляли по по широкой тихой улице, как вдруг Кацуо оглянулся, нет ли кого рядом, и со стеснительной улыбкой остановился перед бильярдной, которую раньше Ёко не замечала. Такое поведение, как у ребенка, который просит новую игрушку, означало, что он хочет заглянуть туда.

-- Ты хочешь туда, дорогуша? — негромко переспросила Ёко и остановилась в ожидании ответа, но Кацуо уже зашел в бильярдную.

Ёко бильярд казался все–таки изысканным мужским времяпрепровождением, а небольшая постройка напоминала шато, появившееся по волшебству будто из ниоткуда, поэтому она проследовала за Кацуо. Ей почему-то казалось, что даже если бы она задалась целью найти это заведение, ничего бы не вышло.

Внутри было тихо. Три больших, обтянутых темно-зеленым сукном, деревянных стола, украшенные старинными орнаментами, походили на огромных спящих в логове чудовищ. На самом крайнем были разбросаны красные блестящие шары, и молодой человек, скорее всего — хозяин заведения, молча прицеливался к ним кием. Когда они вошли, он легко повернулся к ним:

 — Заходите.

Затем, когда только принесли чай, он обратился к Кацуо, начисто игнорируя Ёко:

-- На скольких?

Что он ответил, Ёко не помнила. Кацуо сразу же снял пальто, выбрал один из прислоненных к стене киев и начал играть вместе с этим незнакомцем. Ёко устало уселась на кожаный стул в углу, скрестив ноги.

Мужчина выглядел совершенно безэмоционально, будто носил белую маску, однако низким, хорошо поставленным голосом называл очки. Когда была его очередь, он целился, называя цифры, и не преступал в этом рамок вежливости. Звук сталкивающихся шаров отзывался в темном помещении, и Кацуо, от которого нельзя было ожидать любви к спорту, начисто забыв о существовании Ёко, наклонялся над столом, поглаживая кий. Красиво изогнутой левой рукой он опирался на суконную поверхность стола, изящно отставив мизинец.

Ёко продолжала сидеть, все больше и больше ужасаясь. Две тени перед глазами то наступали друг на друга, то перемещались, и слышались только шаги вокруг стола. Живыми казались лишь белые шарики из слоновой кости, которые описывали дуги на сукне, стремясь к красному шару.

Что-то кололо Ёко маленькими иголочками. Нет, смотреть на игроков было приятно — она ждала их с доброй улыбкой, словно няня, которая следит за детьми в песочнице. Ее мучил вид левых мизинцев и их чрезмерная красота.

Белые пальцы, которые поочередно показывались на поверхности стола, казались Ёко символами какого-то молчаливого соглашения, о котором ей было не положено знать. Знаки тайного договора, который могут понять только мужчины. Ёко грустно взглянула на свои пальцы, которые не владели секретным кодом. Она заметила, что на неподвижном лице мужчины время от времени появляется ироническая усмешка, а на носу — маленькая морщинка. Улыбка, которая появлялась на его лице, когда Кацуо упускал возможность отправить шар в лузу, была не такой насмешливой, а скорее понимающей.

Пальцы и усмешка. Ёко напряглась на стуле. Кажется, что-то подобное уже было. Не так уж давно, где-то в похожем месте… Горькое воспоминание сразу же всплыло в памяти. Да, место было почти такое же, только еще темней — этот старомодный научный музей. Несмотря на высокие потолки, которые обеспечивали прохладу даже в жару, людей совершенно не было — как и в этой бильярдной. Старинное, чуть изысканное место — иной мир, скучный для непосвященных. На втором и на третьем этаже царила тишина, нарушаемая лишь шагами.

В залах поблескивали стеклянные витрины. Кацуо медленно осматривал чучела птиц и зверей, покрытые тонким слоем пыли. Нет, на этот раз он только делал вид, что осматривает. На третьем этаже к ним приблизился совершенно непонятно откуда взявшийся человек. Он появился будто из пустоты, совершенно бесшумно, словно сошел со стены, и, увидев Кацуо, удивленно поздоровался с ним. Они начали обсуждать какие-то мелочи, будто давно не виделись, и отошли в сторону от Ёко.

Этот импозантный мужчина средних лет с заметной черной родинкой на переносице и аккуратно причесанными волосами с проседью назвался дядей, но Кацуо ни разу не упоминал о нем. Оба вели себя так, будто встретились случайно, но сомнений не было, что на самом деле встреча была подстроена. Ёко нарочно сделала вид, что прилежно рассматривает чучела птиц с глазами из коричневых стеклянных бусин, но на самом деле в витринах отражалось, как они оба беседуют, приблизившись друг к другу, и соприкасаются безымянными пальцами, что напоминало какой-то продуманный жест.

Странные знаки из мира теней. Если бы это был обычный разговор, любой мог бы его услышать, и даже присутствие Ёко им бы не помешало. Зачем они общаются, словно шпионы в тайной переписке или подпольщики-партийцы? При одной лишь мысли об этом Ёко покрылась холодным потом. Еще одно призрачное воспоминание, ключ к разгадке, появилось у нее в голове. Ёко зажмурилась, она не хотела его вспоминать. Но оно могло дать ответ на эти вопросы, и только оно могло объяснить все эти жесты. Ёко открыла глаза и, глядя на Кацуо, который все так же отражался в витрине, вдруг испытала ненависть к нему. Эта ненависть, словно свеча, горела и средь бела дня. Невидимый язычок ее пламени жег лишь самый краешек души Ёко, но теперь он охватил все ее существо. И напрочь забытое воспоминание вдруг представилось во всей своей полноте.

Тем летом Ёко впервые решила разделить постель с Кацуо в своем новом домике у подножия горы. Она специально построила его, чтобы провести лето вдвоем, но ожидания оказались обманутыми, и Ёко испытала только горькое унижение. Лежавший на кровати молодой и совершенно здоровый юноша не испытывал к ней совершенно ничего.

За закрытыми окнами во мгле исчезал вулкан, и Кацуо, будто олицетворяя его, лежал рядом с Ёко. Она ждала раскатов. Она хотела почувствовать горячий дым извержения. Но, сколько времени ни проходило, шума не было слышно. Раздраженная Ёко следовала по осыпи к бурой верхушке. Левая рука торопливо искала правую, и она гладила все камни, попадавшиеся ей на пути. Словно жрица вулкана, Ёко наивно надеялась, что он извергнется, и потечет горячая лава. Но вскоре она поняла, что в его юном теле, казавшемся пределом совершенства, не было огня, что оно безжизненно, словно холодный пепел.

Быть не может. Ёко глянула в его лицо, но там было то же самое. Он посмотрел на нее в ответ. В его глазах был вопрос, зачем она это делает, но в этом вопросе не было ни ненависти, ни критики. Импотент — но не евнух. Рядом лежало странное существо, которое изначально не имело представления, чем занимаются мужчины и женщины. Это был не Кацуо. Это был неизвестный инопланетный разум в теле Кацуо.

………………………………………………

Когда снаружи опять зарядил дождь, и вокруг ничего не было видно, Ёко остановилась.

Все двигалось вспять. Сначала доверие, которое она приняла за любовь. Затем недовольство, которое носило легкий признак сомнения, затем из страха выросла ненависть. Результатом этого должна была стать “смерть”. Ее воспоминания вдруг дошли до какого-то предела, за которым оставалось лишь действие. Стрелки часов будто закрутились в обратные стороны, но в душе Ёко не было никаких противоречий. Она забыла, что за три месяца до этого уладила дело с этим инопланетянином.

И тем не менее, как они проникают на землю? Они принимают исключительно мужской облик, они обмениваются тайными взглядами и движениями пальцев, и все это для того, чтобы когда-нибудь вся планета превратилась в зал для танцев теней, где не было бы ни одной женщины… Их коды, как она поняла по жестам в музее, напоминают азбуку Морзе, и, значит, тогда, перед магазином собак, Кацуо вовсе не смотрел в пустое пространство. Он специально разговаривал с этим скучающим продавцом так, чтобы я ничего не видела! Конечно, они хотели уничтожить меня, женщину, как помеху, которая мешает их существованию.

А что тогда было в бильярдной? Сначала он изящно положил левую руку на стол, будто в знак согласия, но, скорее всего, все не так просто. Почему этот мужчина в бильярдной время от времени улыбался, и у него на переносице появлялась морщинка? Ёко представила красные и белые шары на сукне. Он сказал “на скольких”. Вроде, если белый ударит красный, то это два очка, а если два красных столкнутся — три, тогда можно предположить, что это точки и тире в азбуке Морзе, а если жесты — перерывы между словами, то о чем они разговаривали?

Ясно. Они делали вид, что играют передо мной, но на самом деле обсуждали, как лучше меня уничтожить. Его странная улыбка значила именно это, и мешкать больше нельзя. Они сговорились, и меня скоро схватят. Они хотят уничтожить всех женщин и…

Ёко поняла, что угадала. Две черные тени, которые, то приближаясь, то удаляясь, шли за ней, вдруг оказались рядом, схватили под руки, и откуда-то раздался грубый голос:

-- Удзава Ёко! Вы арестованы по подозрению в убийстве Кидзима Кацуо.

∴

 — Черт, что делать будем с этой сучкой? У нее совсем крыша слетела, начальник.

Молодой следователь вернулся в комнату следствия и начал рассказывать удивительную историю полицейскому инспектору, сидевшему перед купленным в магазине обедом.

-- Двинутая тетка спустила кучу денег на мальчика, который оказался гомиком и женщин на дух не переносил. Он только деньги с нее тянул. Друзья показали, что она взбесилась и прибила его, но почему, признавать совсем не хочет. Говорит, какие-то инопланетяне общались с помощью шаров и передавали друг другу тайные сообщения — тетка на фантастике свихнулась. Труп три месяца гнил, представь, какая смелая. Пришел сантехник перекрыть на зиму водопровод на даче, а ей все равно, и не помнит ни хрена. Повторяет все, что месяц назад гуляли мимо магазина собачек, но что парень оказался геем — ее прямо напугало, бедненькую.

Он вдруг рассмеялся, и на носу появилась морщинка.

-- Я заодно, походу. Мы с жертвой вместе будто бы играли в бильярд.

-- Мне то же самое говорила. — Инспектор поднял лицо от тарелки.

-- Будто видела меня в музее. Хм, однако…

Он сделал жест, дотронувшись до большой родинки на носу, и улыбнулся.

-- Очень может быть, что мы где-то встречались…