О том, в каких сложных взаимоотношениях находились народное понятие о справедливости и публичное право, рассказал основатель МВШСЭН Теодор Шанин в своей лекции в рамках лектория «1917».

Россия еще более чем сто лет назад стала ведущей страной в крестьяноведении, потому что в ней встретились две вещи: традиционное крестьянство и первоклассные университеты.

Это ненормальная встреча. Потому что в странах, где было традиционное крестьянство, университеты обычно были слабы, а исследовательская работа почти не велась. А в тех странах, где были сильные университеты, крестьянство уже почти исчезло. Именно то, что в России они встретились, создало положение, благодаря которому российское крестьяноведение сразу стало очень развитым.

Определение крестьянства следует начать с базовой единицы исследования. Базовая единица крестьяноведения — это «family farm». Единица, в которой семья интегрирована с земельным наделом таким образом, что семейные функции тесно переплетаются с функциями сельскохозяйственными.

Кто возглавляет крестьянское хозяйство? Кто определяет его решающие функции? Отец семьи, которая ведет это хозяйство. Однако он не буквальный хозяин земли. Не он базовая единица. К нему могут относиться как хозяину, но он может быть человеком, который просто арендует определенные земли.

Главная единица крестьянства — это нечто одновременно и семейное и сельскохозяйственное. Поэтому, когда надо определить, что такое крестьянство — это всегда система. Крестьянство в своей базе — это семейное хозяйство, которое в то же время «farm». Это интеграция семейного и сельскохозяйственного.

Есть еще один момент, который, если хотите, определяет политическую экономику крестьянства. Быть крестьянином: есть из одного котла. Это значит, что имущество семьи является общим имуществом, а глава семьи не является его собственником в капиталистическом понимании.

У крестьян глава семьи является не хозяином, а держателем единицы имущества. Он не обладает неотчуждаемым правом собственности и не имеет права передать его тому, кому хочет. Существуют нормы, которые совершенно четко определяют, как имущество передается из поколения в поколение. И эти нормы не определяются главой семьи, зато он подчиняется им. Пока крестьянин держит землю от имени своей семьи, он вправе ей распоряжаться. Но в минуту, когда он умирает, она переходит к его семье, а не к тому, кого бы он мог назначить своим личным распоряжением.

Все крестьянские общины имеют очень развитое неформальное законодательство — то, что в России называлось общинным правом или общим правом. Эти законы существовали в течение всей истории дореволюционной России.

Одни законы прописывали Совет министров или Дума, а другие определялись общиной и принимались как данное. Таким образом, действовала дуалистическая система законодательства.

Переход земли мог происходить не только когда формальный хозяин земли умирал, а когда молодой мужчина начинал считаться взрослым. Его «взрослость» давала ему право владеть семейным наделом. Традиция определяла то, как это происходит.

Большая часть населения действовала по обычаям крестьянского мира, а меньшинство по законам государства. В России этот дуализм был особенно резок. Большая часть того, что происходило с землей, определялась не письменным правом, а устным обычаем. Если возникал спор, то он решался общинным собранием. В случае необходимости сельский суд определял состояние семьи и имущества.

Была еще одна вещь… Когда читаешь материалы, связанные с крестьянством того периода, люди почти всегда говорят о себе как о членах семьи.

Возникает чувство, что отдельный человек как будто совсем не действует. Семья и ее земля и есть определение человека: он из такой-то семьи, он оттуда-то…

Мне очень нравится рассказ о работе одного из наших ученых в Египте, когда он пробовал объясниться с группой крестьянских детей в сельской школе. Он нарисовал им дом и спросил: «Если это крестьянский дом, то чего еще ему не хватает?». Дети отвечали, что не хватает окон, дверей, зверей, леса и так далее. И вот, когда каждый из них прокричал свое, один из мальчиков добавил: «Не хватает главного! Соседей!».

Крестьянская жизнь — это жизнь без тех элементов интимности, которые есть у горожан. Это условия, в которых каждый знает каждого. Условия, где все действуют вместе.

Особенностью общинного права в России было то, что когда произошло освобождение от крепостного права, русское правительство приняло очень драматическое решение. Вместо того, чтобы создать в образовавшихся условиях новое законодательство, оно постановило, что общинное право будет действовать как закон. Была создана ситуация, в которой страна как будто разделилась на два мира. Почти 90% населения жило и действовало согласно законам, которые они сами и определяли. Крестьяне сами определяли, что правильно, а что неправильно. Что справедливо, а что несправедливо.

Правовое состояние имущества крестьян и де-факто и де-юро определялось по обычаю, а не по закону. Государство легализировало обычай и передало в руки его представителей, «обычайных» судов, которые имели право принимать все имущественные решения.

Было создано положение, в котором, если кто-то не был доволен решением официального суда, имел полное право обратиться к «обычайному» суду и требовать справедливости так, как он ее понимал.

На этом этапе произошло нечто, ставшее впоследствии очень важным. Дело в том, что в создавшихся условиях требовалась кодификация крестьянских законов. Потому что, когда кто-то протестовал против решения общинного суда, и это уходило в Верховный суд, то Верховный суд должен был знать, каковы крестьянские правовые обычаи. Поэтому в России началось массовое изучение общинного права. Все, что было собрано, теперь является необыкновенно ценным научным материалом. В этом смысле Россия имеет необыкновенно важный «склад» материалов по образу крестьянского мышления.

Русское обычное право необыкновенно интересно и богато. Дам пример: на одном из крестьянских судов в ходе дебатов было принято решение «разделить грех пополам». Собственно говоря, это было не пополам: треть земли отдали одному крестьянину, две трети второму. Почему? Потому что один прав, но только частично прав. Он не может быть прав во всем. Значит, другой, в свою очередь, не может быть полностью не прав. Если так, то как можно отдать все человеку, который прав только частично? Разделение должно быть справедливым — значит, частично правый должен получить землю частично. Понятно, что в нормальном суде это бы никак не прошло. В этом смысле для крестьян их обычай был куда справедливее, чем право.

Теперь я хочу перейти к тому, что стало важным элементом истории России. Так получилось, что в решающие минуты то, что надо делать и как надо делать, определялось не просто городскими законами, а городским способом мышления.

Лучшая книга Ленина с научной точки зрения — это его самая первая книга, «Развитие капитализма в России». Он ее написал еще 20-летним и эта книга очень хорошо бла принята среди ученых России, включая и его противников.

Она до сих пор является ценным исследованием, позволяющей узнать, как думало большинство русских экономистов того времени.

Книга «Развитие капитализма в России» строится на идее, что будущее России определяется как обязательно движущееся в сторону капитализма. Вопрос, который резонно задавали Ленину: как можно говорить о капитализме как о чем-то, что в двух шагах от нас? говорить о пролетарской революции, когда нет самого пролетариата? Ответ Ленина был ясен. Он считал, что в условиях рыночного хозяйства богатые крестьяне автоматически становятся более богатыми быстрее, чем бедные, а бедные беднеют быстрее, чем среднее крестьянство. Почему? Потому что, как каждый знает (а это было мышление горожанина, а не крестьянина): богатому стать богаче легче, чем бедному. Легче, чем среднему. А бедное хозяйство имеет тенденцию падать вниз.

И в этих условиях, по Ленину, капиталистическое развитие России обязательно объективно. Это не вопрос выбора. Поляризация становится нормальным явлением. Создание капитализма обязательно и, можно сказать, с развитием капитализма заодно создается и сам пролетариат, который в будущем поведет революционную борьбу и так далее. В те времена этот взгляд был принят большинством экономистов. Однако параллельно русские крестьяноведы доказали свое необыкновенное познание темы. Они создали метод для анализа, доказавший, что подобное мышление неправильно. Они назвали свой метод «динамическим исследованием».

Они начали с массовых исследований бюджета богатых, бедных и средних крестьян, но пошли дальше. Они задали вопрос: что происходит в каждой из этих групп со временем? Оказалось, что систематические изменения происходят в каждой группе, но по-разному. И это не было разделением по типу «богатые становятся более богатыми, а бедные более бедными». Наоборот, богатые становились бедными быстрее, чем бедные, а бедные быстрее становились богатыми. Возникли ожидаемые вопросы: что такое происходит? почему это возможно? что это значит?

Это, конечно, означает, что происходит не дифференциация, а нечто обратное. Ответ на то, почему, оказался сравнительно простым. — В русском крестьянстве чем богаче семья, тем больше у нее сыновей. Следовательно, в следующем поколении раздел придется на большее количество людей. И это сходу сметает почти всю группу богатых крестьян в середняков.

Те из бедных крестьян, кто не ушел в город и остались в деревне, решали свои проблемы через женитьбу сына, часто — единственного сына.

Выходило, что трудоспособный мужчина без лошади и участка земли женится на женщине, у которой нет мужчины, но есть земля, лошади и коровы.

Решение о женитьбе для крестьян не было решением двух людей, которые влюблены друг в друга. Это решение семьи или двух семей. И такая связка сходу возвращает семейно-хозяйственную единицу, а вместе с ней возможность действовать эффективно.

Эту ситуацию лично я назвал «циклической мобильностью». Поэтому не стоило ожидать быстрой дифференциации крестьянства. Крестьянство оставалось очень стабильной группой.

Одна из самых стабильных форм существования — это цикл. Законы, принимающиеся как само собой разумеющееся для капитализма, не действуют в условиях крестьянства. Я думаю, это в большой мере определило его динамику.

Московская высшая школа социальных и экономических наук