История, филология, камень: Михаил Велижев о понятии «особого пути» в России
Почти герменевтическое рассуждение об одной из самых значимых мифологем русской истории. Об «особости», о «пути» и об «особом пути» как ситуации.
В первой версии картины «Витязь на распутье» витязь стоял лицом к зрителю. Вернувшись к картине через несколько лет, Васнецов убирает некоторые детали: прежде всего дорогу, чем ставит зрителя в тупик.
Что написано на камне? «Как пряму ехати — живу не бывати — нет пути ни прохожему, ни проезжему, ни пролетному». Витязь в задумчивости читает написанное на камне. Камень похож на могильную плиту. Значит, витязь должен выбрать смерть.
Однако у него есть два варианта пути: он может поехать прямо и умереть или вернуться обратно. Или, быть может, он размышляет на тему того, является ли он витязем? Ведь только настоящий витязь поедет прямо.
«На камне написано: “Как пряму ехати — живу не бывати — нет пути ни прохожему, ни проезжему, ни пролетному». Следуемые далее надписи: «направу ехати — женату быти; налеву ехати — богату быти” — на камне не видны, я их спрятал под мох и стер частью». Виктор Васнецов в письме Владимиру Стасову
Понятие «особого пути» предполагает самостоятельный выбор. Одновременно «путь» можно истолковать и в терминах тотальной предсказуемости — это история, которая уже предопределена Богом или какими-то иными законами. Так, сочетание открытости, выбора и заданности является главной характеристикой «особого пути».
В политический язык часто вторгается метафорика, происходящая из разных профессиональных языков. Сами по себе метафоры очень удобны, потому что могут истолковывать сложное через простое. Например, метафора «оттепели» апеллирует к природным циклам и через них объясняет сложную политическую реальность эпохи Хрущева.
Понятие «оттепели» придумал Федор Тютчев. Однако в середине XIX в. это слово имело иное значение. Для Тютчева «оттепель» — это время, не внушающее надежд. Время принципиальной неопределенности. Потому что неизвестно, что за ней последует. После короткого потепления может вновь ударить мороз.
В середине XX столетия Илья Эренбург воспроизводит термин «оттепель» в новом значении — как знак неизбежного прихода весны. Этот пример показывает сложность природных метафор. Он показывает, что политический язык историчен — мы часто употребляем понятия прошлого, думая, что они означали то же, что и сейчас. И ошибаемся. Всегда стоит быть чувствительным к мельчайшим сдвигам или сменам значения.
Метафора человеческой жизни как пути имеет библейское происхождение. Через понятие «пути» в наше сознание входит представление о том, что в истории может нечто происходить. Постепенно метафора пути становится частью националистического языка.
Метафора пути сразу задает определенную языковую оптику. Но что есть у пути, у дороги? У нее всегда есть начало и всегда есть конец. Когда мы рассуждаем об истории, это не так очевидно.
Дорога связана с движением: либо вперед, либо назад. Когда мы покидаем дорогу, мы оказываемся на обочине. Если это обочина истории, то это плохо.
Понятие «особого пути» предполагает, что дорог много, и среди этих дорог существует своя иерархия: есть главная магистральная дорога, а есть второстепенные, которые не ведут к светлому будущему.
— Ложный путь: ведет нас либо назад, либо в сторону. Путь, отдаляющий от цели.
— Тупик: заведомо бесперспективная часть дороги. Исторический тупик возникает из радикального сомнения в собственной истории.
Мы движемся по пути добровольно, или же есть сила, предопределяющая наш путь. Если у страны есть особый путь, то кто является ведущим, направляющим по этому пути? Если использовать метафору автомобиля, то машина может двигаться вперед по нескольким причинам: а)
Что меняется, когда в политическом языке понятие пути смыкается с определением «особый»? Чтобы выделить особый путь, нужно чтобы путей было несколько. Отсюда возникает идея исключительности — в положительном или отрицательном смысле.
Если где-то есть особость, то, значит, есть и норма. Когда у нас есть норма, то есть и отклонения от нормального пути. В немецкой послевоенной историографии считалось, что нормальный путь — западноевропейский.
Нет никакого общего нормального пути: есть британский, американский, французский и прочие. И вменять им некоторую норму невозможно и непродуктивно.
Возникает парадокс особого пути: есть изоляционистское понятие, но его можно идентифицировать, только противопоставляя себя другим нациям.
Что прекрасного в России, что даст ей обогнать другие государства? Ответ: ничего.
Тем не менее, эта пустынная, ничем не примечательная Русь всех обгоняет. Отличие тройки-России от других государств в том, что она богом вдохновенная. У всех народов все благоустроено и красиво, но все равно они остаются на обочине, а тройка их обходит, поскольку Бог по
Часто возникает иллюзия, что «особый путь» — исконно русское понятие. Однако можно смело утверждать, что его придумали немцы. В 1780-е гг. выходит в свет сочинение Иоганна Готфрида Гердера «Идеи к философии истории человечества». Это классический текст, в котором концептуализируется идея развития.
В свою очередь, французская просветительская концепция о варварских и цивилизованных народах подвергается критике. Согласно Гердеру, если сейчас, в данную минуту, народ находится на низкой стадии развития, то это значит только одно, что в будущем он пройдет те же самые стадии, что и ныне более развитый. А если вы находитесь на высокой стадии, то это напротив плохо, потому что дальше происходит старение и знаменитое гниение. Если нам сейчас плохо, то в будущем именно по этой причине все будет хорошо. За счет этой идеи можно оправдать любой кризис.
По Гердеру, Бог наделяет каждый народ специфической миссией и намечает его маршрут. Эти маршруты не похожи друг на друга, и у каждого свой опыт. В начале XIX века в Европе происходят войны, приводящие к кризису больших европейских монархий. Священная Римская империя распадается. Но немцы должны сохраниться те качества, которые останутся с ними после завоевания.
Иоганн Готлиб Фихте в «Речах к немецкой нации» (1808) отмечал: «Народ — совокупность людей, живущих в обществе и непрерывно производящих себя природно и духовно. Они находятся под действием определенного закона, который полностью определяет и завершает то, что называется национальным характером народа». Немецкие философы утверждали, что немцы от остальных народов отличаются особой культурой и образованием.
Возникает оппозиция цивилизации и культуры: цивилизация, как нечто материальное западноевропейское, и культура, которая свойственна только немцам. Понятие культуры здесь базируется на представлении о художественном таланте, силе науки и религиозных достижениях немцев.
Норберт Элиас считал, что цивилизация снимает национальные различия, а культура, наоборот, подчеркивает. Если мы говорим о немецком особом пути, особой миссии, то эта миссия лежит не в сфере экономической или социальной, а в сфере культурной. Этим немцы, а затем и подданные Российской империи, быстро адаптировавшие возникшую в Германии концепцию, радикально отличаются от остальных. На основе размышлений об уникальности в 19 веке формируется представление о «пути».
Идея того, что Россия — европейская держава с европейскими ценностями, образованием и наукой была чрезвычайно важна для Сергея Уварова, автора теории официальной народности. Россия гораздо лучше идет по европейскому — культурному, а не цивилизационному пути, — чем сама Европа.
Идея особого пути развили философы-евразийцы в начале ХХ века. Они говорили о некоем третьем пути и помещали Россию в совершенно другой контекст. Запад — Россия — Восток. Третий путь — это не тот путь, к которому привыкла русская политическая мысль 19 в.
Что происходит в СССР с понятием «особого пути»? Происходит радикальная секуляризация, божественное значение теряет историческую актуальность, но метафора по-прежнему остается очень сильной. Марксистская идеология понимала историческое развитие как движение по одному единственному правильному пути.
«Эффективность» и «особость» этого пути служили важнейшим аргументом в пользу политического бездействия эпохи застоя. Согласно Марксу, капитализм рано или поздно сменится социализмом.
Будучи чрезвычайно востребованной в эпоху Перестройки, в постсоветское время метафора особого пути на короткий срок перестала быть популярной, но с середины 90-х годов вновь вернулась в русский политический язык. Об этом писал покойный Борис Владимирович Дубин — не мы владеем историей, а история владеет нами. Мы жертвы истории и не способны ничего изменить в нашей стране. Сама история выведет нас на правильный путь.
Особый путь — консервативен. Он предусматривает следование каким-то же существующим политическим механизмам.
Особый путь — это абсолютно базовая и совершенно универсальная самоидентификация. Мы всегда были такими: неважно, в России, в Европе, в Африке, в Китае или Аргентине.
Главный вопрос состоит не в том, есть ли у нас особый путь или нет. Ответ на него всегда разный. Вопрос в том, почему в русском политическом языке эта метафора оказалась настолько действенной и эффективной?
Возможно, мы доживем до того момента, когда русский политический язык вновь расцветет и мы с радостью и интересом будем наблюдать другие способы в постижении истории, или, наоборот, мы состаримся с ощущением, что этот путь один.
