Психотерапия преподносится, как внутренняя работа над собой, которая в перспективе является всеобщим благом, так как разобравшийся или разбирающийся с самим собой становится здоровым, трудоспособным индивидом во множестве таких же. Это и есть утопия здорового общества. Психотерапевт, ведущий активно социальные сети для в конечном счете зарабатывания денег, назовем его психотерапевт-медиа, оказывается перед неразрешимой задачей. Внутреннюю работу он должен превращать в продукт на экспорт, попутно не отвращая этой работой потенциального клиента. Кажется, так и стала стандартизированной дихотомия, при которой психотерапия-медиа, с одной стороны, это путь, не имеющий обозначенного завершения; с другой, даже внутри этого пути должны быть поступательные движения. Не так важно, как называть эти движения: мудрость, опыт или еще что-то. Важно, что этот процесс в итоге есть накопление и видится другими как накопление. А значит — результат терапии превращается в ресурс, которым можно распоряжаться. Искушение превратить хотя бы какую-то часть ресурса в деньги недолго остается игнорируемым. Нужно иметь внутренние силы для того, чтобы отказаться чуть позже от экспорта вообще всей внутренней работы. «Если опыт не превращен в текст, он даже не становится прошлым». Если опыт не транслируется вовне, индивид в глазах других не имеет компетенции его присваивать. Удивительно, как отмашка «это уже было» всякий раз превращается в «я расскажу вам свою уникальную историю». Автофикшн — и есть попытка присвоить опыт первым. Но откуда уверенность в том, что присвоенный опыт от первого лица является истинным? Это вопрос автоангажированности и современного института репутации, сохраняющегося еще в отношениях человека с самим с собой, но де-факто умершего, как инструмент, гарантирующий прочность социальных связей. 

Я считаю, что логика гармонии с самим с собой и вытекающей из нее гармонии с миром, это лишь витрина, которая выставлена для того, чтобы не замечать множество товарных характеристик в любом так называемом психотерапевтическом процессе. Ключевые школы терапии, которые стали широко популярны в развитых и развивающихся экономиках, приводят индивида к понятиям пользы и выгоды. Какая тебе от этого выгода? В чем польза таких-то действий? Эти вопросы не являются плохими сами по себе, но они заметно мельчают внутри психотерапевтического процесса, потому что побуждают индивида к продукции еще более анонимизированных интенций. Вся логика индивида, как живого существа, целью которого является выживание, вся его сложноустроенная психосоциальная логика сводится к рационализации использования себя в качестве ресурса. Один из мета-запросов, с которым люди и приходят на психотерапию — чувство одиночества, бессвязности, разрозненности, — пытаются сделать новой нормальностью в качестве ответа. Забывая о цели жизни, как об установлении отношений, индивид занимается листанием каталога развлечений и все больше зарывается в бессмысленном труде, утверждая эксплуатацию и иерархичность.

Думающих никто не ценит, они никому не нужны, каждый думает сам и себе на уме, вместо мысли — эта самость. Самость не может никому служить. Служил бы ты? И так служишь, всем, всегда, охотно; все движутся сильным уверенным шагом, несут впереди свою мысль, свое твердое убеждение, и ты поневоле служишь, очарованный властью чужой самости. Твоей самости нигде нет. — Бибихин.

Психотерапевт-медиа не может не упрощать. Он предлагает отношения заданности, встроится в которые есть счастье. Найти выгодные отношения заданности, значит найти себя. Лежишь так, как тетрисинка, под тобой такие же, на тебя укладываются те же. Ровные края и взаимодополняемость при сохранении границ. Когда всё становится ровным — ряд исчезает. И ты не заметишь, как исчезнешь, когда всё станет так, как нужно. 

Самости и вправду нет в человеке. Она сама есть, но в человеке ее нет. Тем более напрасно пытаться разглядеть ее там, где она выражена. Выраженная самость — это загадка про капусту. Существует даже выражение: аутентично выглядеть. Человек надел на себя сотню одежек, кивнул на отношения заданности, предписанные культурой, и выбрал из них то, что соответствует его самости. Надеяться на то, что его существование, обложенное банальностями, которые и перечислять невозможно уже, предполагает хоть какую-то дискретность, и там в проплешинах будет видна самость? Такое оскорбление недопустимо. Что лучше? Лучше про нее не помнить, будто ее не было и не бывает. И не надеяться на самость, как на Царствие Небесное, а соблазн в этом есть, ведь мирянин с самостью соотносится постфактум. Лучше за собой ухаживать, не ожидая плодов, потому что никакой плод не впрок. Сколько твоя польза забрала пространства, сколько она подалась вперед грудью, столько польза другого обнищала. Хорошо, наверное, думать, что весь излишек это всё твое и его нужно поспешить присвоить, если не вред это другому. Точно не вред? Набивай карманы пользой, может, и выдержат. Только если порвутся и дырки будут, уже ничего туда не положишь. И сколько руки унесут — столько нести будешь. Тогда и поймешь, что всё с ладони — твое, а больше не нужно. 

Некоторые люди только этим и заняты — слушают себя. Еще и пытаются заранее назвать то, что они хотели бы услышать: темнота. Но как быть во власти темноты в специально отведенные для этого минуты? Что за темнота такая, Сивка-бурка? Непозволительное транжирство думать, что надо сначала с собой разобраться, потом идти к миру, если захочется и будет с чем. Если мир вынесешь вовне, он первый к тебе прибежит, почувствует свежую кровь, которую можно испить. Ты ему будешь продавать время и здоровье за деньги и думать, что успеваешь выбирать. Во тьме постоянно приходится делиться или вовсе отдавать без боя. Но у человека такой страх потерять целостность, будто он ее уже успел обрести, будто она достается в тяжелой битве единожды и потом стоит, как музейный экспонат. К чему слезы лить… Слезы не всегда показатель того, что немое нутро вдруг заговорило. Слезы бывают и оттого что другие в тебе говорят. А это значит, они уже проросли, стали там полноценными наравне с тобой и спорят. Вот темнота. В этой многоголосице забываешь звук собственного голоса. И как же можно узнать себя с помощью терапевта-ретранслятора, который занят тем, что интерпретирует доступные ему на сеансах осколки личностей клиентов, эксплуатируя феминные эмоциональные характеристики, добывая педалированием последних материальные блага? Необходимо помнить, что ощущения близости и понимания заполучаются в том числе деньгами. Далее вопрос целесообразности для каждого обрастает различными подробностями. 

Травмы психотерапевта или их остаточные осколки превращаются в общее место внутри его медиа-лора. Это правда еле уловимый баланс, работу над которым не стоит недооценивать. Казаться сильным, перебирая одни и те же психоэмоциональные клише. Через эксплуатацию «феминной субъектности» утверждать себя как ролевую модель. Такие очевидности остаются незамеченными по целому ряду причин. Одна из основных: осознание себя той части социума, которая рассматривает психотерапию, как необходимость для любого здорового и ответственного человека, как прогрессивной. Слишком велико предубеждение перед психотерапией у экономически неблагополучного класса и его выходцев первого поколения. Слишком очевидно доминирует в обществе сила в своих агрессивно-маскулинных формах. Потому с такой теплотой встречает человек прогрессивный силу в номинальной слабости, которая клишированно выражена в формах феминной субъектности: бережность, забота, понимание, внимательное отношение, толерантное отношение к слезам и повышенной эмоциональности. И всё еще человек идет в терапию, потому что боится оказаться в такой яме, из-за которой он растратит весь свой накопленный ресурс: работу (положение, репутация, возможность социального роста через связи, деньги), людей (высокое моральное кредитование, доверительные отношения с широким кругом), стабильное состояние психики (старания по представлению себя нормальным в случае утраты одного или нескольких ресурсов). Речь всё еще об удержании накопленного, сеансы нужны для того, чтобы предоставлять эмоциональную передышку. 

Мы усматриваем здесь огромный социальный разрыв. Одни люди приобретают в свою копилку атрибут, который выгодно отличает их от других. Терапевт-медиа помогает такому положению утверждаться. Заплутавший, покалеченный он воспроизводит травмы, не давая своим ранам покрыться коростой. Ему необходимо быть зеркалом для клиента, одновременно напоминать о том, что было, и предсказывать будущее. Еще не весь ресурс накоплен, — жадно напоминает медийный образ. Можно стать гораздо нормальнее и ресурснее. За нормальностью и ресурсной наполненностью одним из первых приходит работодатель, которого в человеке интересуют только исчерпаемые ресурсы. Так уж вышло, что один из наиболее желанных товаров — человеческие эмоции. Приблизимся ли мы к решению, если уверенно заявим, что цена на наши эмоции слишком низка, и потому мы страдаем? Мы страдаем потому, что чувствуем, что нам приходится продавать исчерпаемую часть себя за возможность поесть. Если бы в каждом из нас была самость, она бы немедленно взбунтовалась.  

Это эссе написано благодаря тексту Сергея Финогина «Терапевтическая культура и механизмы эксплуатации».