В издательстве Университета Дмитрия Пожарского вышла книга Александра Стыкалина «Венгерский кризис 1956 года в исторической ретроспективе». Выход книги приурочен к 60-летию событий Венгерского восстания.

Широко используя архивные документы и опираясь на основные достижения исторической науки последних десятилетий, автор пытается показать международное значение «будапештской осени», осмыслить ее долгосрочные последствия для самой Венгрии, всего советского блока, межблоковых и международных отношений.

Публикуем фрагмент главы «К истории решения одной международной гуманитарной проблемы. Венгерские беженцы и мировое сообщество, 1956–1957»

Одна из наиболее значительных в новейшей истории Венгрии волн эмиграции пришлась на первые месяцы после событий октября — ноября 1956 года. Речь идет о подавлении советскими войсками крупномасштабного восстания 23 октября (приведшего к полному краху всей системы партийно-государственной власти в Будапеште и на периферии), свержении 4 ноября не сумевшего овладеть ситуацией правительства Имре Надя и установлении контролируемого Москвой правительства Я. Кадара, приступившего к «наведению порядка» при поддержке советских силовых структур. Массовый стихийный исход населения из Венгрии с ноября 1956 года до конца весны 1957 года, охвативший более 200 тыс. человек, создал серьезные проблемы не только для соседних Австрии и Югославии — первых стран, принявших поток беженцев, но для всего мирового сообщества, на протяжении многих месяцев озабоченного оказанием им материальной и юридической помощи. Вопросы соответствующего содержания на протяжении многих месяцев входили в повестку дня Генассамблеи ООН, привлекали внимание западных правительств и международных финансовых организаций.

Для Венгрии исход 1956 года имел значительные демографические последствия. В потоке беженцев были представлены разных специальностей, социальных и возрастных категорий, но прежде всего трудоспособная и обладающая определенной профессиональной подготовкой молодежь. Потеря десятков тысяч работоспособных, экономически активных молодых людей не могла не возыметь негативных последствий как для экономики в целом, так и для благополучия многих семей, лишившихся кормильцев (чаще потенциальных кормильцев). Учитывая немалую представленность в потоке миграции интеллигентов и студенчества, эти последствия далеко не в последнюю очередь были связаны с ослаблением интеллектуального потенциала страны. Массовый исход нанес не только материальные, но и психологические травмы тысячам венгерских семей, сотни тысяч людей лишились навсегда (или надолго) своих родных и близких.

О мотивах бегства дают представление прежде всего источники, собранные методом «oral history». Социологи работали с    беженцами уже начиная с 1957 года, в том числе в рамках большой программы, финансируемой правительством США; в последующие десятилетия к интервьюированию беженцев «поколения 1956 года» подключились историки. С начала 1990-х годов широко публикуются мемуары. В каждом случае бегство за рубеж являлось результатом осознанного личного (как правило, нелегкого) выбора, за которым стояли конкретные мотивации, иногда целый комплекс мотивов; когда дело касалось переселения целых семей, родителям приходилось принимать решения, определившие на долгие годы судьбы детей. Определенный, хотя и небольшой процент эмигрантов составляли, упрощенно говоря, «любопытные» — чаще всего жители окрестных областей, воспользовавшиеся открытой границей для того, чтобы посмотреть, что делается за «железным занавесом». Из этой категории беженцев многие довольно быстро вернулись на родину. В других случаях люди воспользовались открытой границей в целях воссоединения с родственниками, проживавшими на Западе. Чаще людей побуждали к миграции экономические мотивы — венгры, недовольные низким жизненным уровнем, стремились вырваться на Запад в поисках лучшей доли. Среди экономических мигрантов были не только, упрощенно говоря, неудачники (люди с негативным опытом социализации, не сумевшие найти себя при коммунистическом режиме и хотевшие начать «новую жизнь» в новой стране), но и «искатели удачи» — лица, по своему духовному складу склонные к авантюрным поступкам и не в последнюю очередь жаждавшие новых возможностей обогащения.

Социологические опросы, проводившиеся среди беженцев, свидетельствуют о том, что именно недовольство социально-экономическим положением было важнейшим фактором, заставлявшим людей уезжать. Но нередко людьми двигали и мотивы политические — страх перед преследованиями за причастность к октябрьским событиям (многие активные участники повстанческого движения бежали как в Австрию, так и, реже, в Югославию в первые недели после его подавления) или — в более общем плане — стремление к свободе, ожидания политического ужесточения и нежелание жить в условиях жесткой диктатуры сталинского типа. Как явствует из дипломатических донесений, некоторые уезжали, опасаясь гражданской войны и даже превращения Венгрии в арену масштабного международного конфликта (чуть ли не поле третьей мировой войны) в случае вмешательства Запада и начала межблокового противостояния — людьми руководил страх за будущее, как собственное, так и своих семей. Вопреки массированной идеологической индоктринации, призванной убедить подрастающие поколения в преимуществах социалистического строя, молодежь (в большинстве своем рабоче-крестьянского происхождения) вырывалась на Запад, выражая именно своими ногами протест против существующего режима, привыкшего апеллировать к ней как к одной из главных своих социальных опор. Ее массовый исход стал одним из наглядных свидетельств краха предпринимавшихся в течение предшествующего десятилетия экспериментов по созданию более совершенной социальной системы.

Для евреев, составивших не менее 10% потока эмиграции (20–25 тыс. человек), главным мотивом к бегству был страх перед разгулом антисемитизма. Особую категорию людей, покинувших страну, составили партийные функционеры (а также сотрудники госбезопасности), испугавшиеся народного гнева.

Речь идет в данном случае не о большой группе номенклатурных работников, вывезенных в СССР в организованном порядке, но о местных функционерах (главным образом из приграничных областей), самовольно бежавших в Чехословакию, реже в Югославию, и после 4 ноября вернувшихся домой. По данным, приведенным осенью 2006 г. в ряде устных докладов на научных конференциях (и вызывающим, впрочем, некоторые сомнения), около 120 сотрудников безопасности бежало после 23 октября в Австрию. Из более 200 тыс. человек, покинувших Венгрию в конце 1956 — первой половине 1957 года, около 90% (180–185 тыс. человек) мигрировало в Австрию. Около 10% потока (примерно 20 тыс. человек) пришлось на Югославию. В дальнейшем венгерские беженцы расселились по многим странам мира.

Летом 1956 года в условиях некоторой разрядки напряженности в международных отношениях были снесены ранее установленные в условиях холодной войны технические заграждения на венгерско-австрийской границе с венгерской стороны, что впоследствии облегчило для многих людей возможности покинуть страну. В обстановке общественного подъема, развернувшегося в Венгрии после XX съезда КПСС под лозунгами демократизации и либерализации, на собраниях иногда звучали требования открытия западной границы, установления безвизового контроля и т.д., обратившие на себя внимание посла СССР Ю.В. Андропова, увидевшего в них сознательное стремление подрывных сил к ослаблению диктатуры пролетариата в Венгрии. Уже летом учащаются случаи бегства венгерских граждан в Австрию. С началом октябрьских событий в Венгрии австрийские власти уже в самые первые дни, получив представление о характере и масштабах происходящего в соседней стране, предвидели скорое возникновение проблемы беженцев. Уже 28 октября, хотя случаи бегства в Австрию не приобрели к тому времени массового характера, правительство на своем чрезвычайном заседании по инициативе министра внутренних дел социалиста О. Хельмера выразило готовность предоставить венграм право убежища независимо от того, какие причины их вынудили покинуть родину. Беженцев предстояло препровождать в специально отведенные для них лагеря, разоружив, разумеется, тех, кто пересек границу с оружием. Подчеркивалось, что прием беженцев не противоречит взятым Австрией на себя обязательствам о проведении политики нейтралитета. Ведь еще в октябре 1955 года канцлер Ю. Рааб в парламенте при изложении внешнеполитической концепции страны говорил о   том, что, подобно другим свободным, демократическим странам, Австрия, проводя политику активного нейтралитета, сохранит за собой право принимать беженцев. Международно-правовые основания для приема мигрантов из Восточной Европы заложила конвенция 1951 года, определявшая юридический статус беженцев. В соответствии с духом и буквой этой конвенции, принятой в самый разгар холодной войны, проблеме беженцев придавалось политическое измерение даже в тех случаях, когда выбор в пользу эмиграции предопределяли в первую очередь экономические мотивы — речь шла о том, что коммунистические режимы Восточной Европы не смогли создать условий для нормального существования многих тысяч людей, вынужденных покидать свои страны в   поисках источников пропитания. Риторика холодной войны заставляла западное общественное мнение воспринимать всю венгерскую миграцию 1956 года как политическую.

Приток венгерских беженцев в Австрию с самого начала ожидался и аналитиками внешнеполитических ведомств США и стран НАТО. Уже 28 октября замгоссекретаря США Р. Мэрфи пригласил австрийского посла, заверив его в готовности предоставления материальной помощи в случае возникновения проблемы с массовым наплывом в Австрию венгерского населения.

Для Австрии, получившей нейтральный статус на основании подписанного в мае 1955 года договора с 4 державами о восстановлении полного суверенитета страны, венгерские события (включая порожденную ими острую проблему беженцев) явились пробным камнем собственного нейтралитета. Уже в день будапештского восстания 23 октября собравшееся на срочное заседание австрийское правительство при отсутствии канцлера Ю. Рааба, находившегося до 25 октября в ФРГ, решило, что Австрия будет строго придерживаться принципа невмешательства в венгерские дела. В последующие дни австрийское правительство стремилось не допустить организованной переброски с территории своей страны в ВНР антикоммунистических сил, относящихся к кругам венгерской эмиграции прежних волн.

Показательно, что прибывшему в Вену видному деятелю партии мелких сельских хозяев Ференцу Надю (премьер-министру в 1946–1947 годов) австрийскими властями было рекомендовано поскорее покинуть страну во избежание кривотолков. Широкие возможности были предоставлены лишь для деятельности Международного Красного Креста, доставлявшего в Венгрию медикаменты и продовольствие.

Вместе с тем 28 октября австрийское правительство обратилось к правительству СССР с призывом принять меры в целях прекращения военных действий (вступление советских войск в венгерскую столицу в ночь на 24 октября, как известно, лишь подлило масла в огонь вооруженного противостояния). Вплоть до начала 4 ноября крупномасштабной операции Советской Армии Австрия была единственной страной, официально обратившейся к СССР с таким требованием. При всей убежденности австрийских лидеров в том, что венгерские события не могут поставить под сомнение нейтралитет их государства, правительство тем не менее предпринимает превентивные шаги на случай обострения ситуации на границе. Так, в приграничный с Венгрией Бургенланд были направлены из других земель Австрийской республики значительные воинские подразделения, в том числе техника — всего около 3 тыс. солдат (немалая для Австрии цифра) было сосредоточено близ границы, приведено в боевую готовность. Впрочем, никаких серьезных пограничных инцидентов не произошло. Количество людей, без должным образом оформленных документов пересекших венгерско-австрийскую границу с 23 октября по 3 ноября, трудно точно определить, поскольку регистрировать беженцев начали не ранее 28 октября. Число зарегистрированных мигрантов, по данным И. Мюрбер, составило 1335 человек.

Советские войска вошли в Будапешт рано утром 4 ноября и уже в 12.45 в Вене было созвано чрезвычайное заседание правительства во главе с министром иностранных дел Л. Фиглем. Было высказано убеждение в том, что Австрии не угрожает непосредственная опасность, однако любые внешнеполитические акции правительства должны быть хорошо продуманными и строго соответствовать принципам нейтралитета.

Первая большая волна беженцев достигла Бургенланда уже 4 ноября, в день советской военной операции по устранению действовавшего в Венгрии правительства И. Надя. Сломав систему контроля, выстроенную с австрийской стороны, за сутки границу пересекло 6 тыс. человек. Власти Австрии не чинили препятствий. Более того, как заявил на одной из пресс-конференций министр внутренних дел Хельмер, правительство сочло необходимым «восточную границу Австрии обозначить красно-белыми флажками, чтобы показать беженцам путь к свободе, а советским танкам — дать знак, что границу переходить не разрешено».

К 7 ноября в Австрии уже находилось 10 тыс. беженцев, а в последующие дни поток продолжал нарастать, в отдельные дни Венгрию покидали 5 (и более) тысяч человек в сутки. К границе пробирались, как правило, пешком, преодолевая по осенней слякоти несколько десятков, а то и сот километров — расстояние от Будапешта до австрийской границы составляет около 220 км. Поток был совершенно разнородным, но определенный процент среди бежавших составляли военнослужащие. Более 1000 человек пересекли границу с оружием в руках. Все они были разоружены и интернированы, до середины декабря находились в особом лагере.

Массовый исход, охвативший страну, достиг своего пика 23 ноября, когда венгерско-австрийскую границу за сутки пересекло несколько тысяч человек, с размещением которых возникли серьезные проблемы. Это было напрямую связано с прозвучавшим по радио сообщением о депортации в Румынию свергнутого премьер-министра Имре Надя, до тех пор находившегося в укрытии в югославском посольстве. Теперь уже нельзя было надеяться, что премьер-министр, последовательно отстаивавший суверенитет Венгрии, вернется к власти, и это вызвало массовую депрессию в венгерском обществе, способствовавшую оттоку людей за рубеж. По некоторым сведениям, всего за неделю границу пересекло до 45 тыс. человек. При этом следует иметь в виду, что именно к 20-м числам ноября с венгерской стороны ужесточается пограничный контроль. С одной стороны, к этому времени спецслужбы несколько оправились от перенесенного вследствие октябрьских событий паралича. С другой стороны, в первые две-три недели после 4 ноября среди части кадаровского руководства бытовало негласное мнение о том, что не следует ставить слишком жестких препон на пути людей, желающих покинуть страну, ибо бегство активных оппозиционеров ведет к снижению напряженности в обществе (более эффективных клапанов для снятия напряженности не находили). Однако масштабы, которые приобрел исход, заставили власти быстро откорректировать эту позицию.