Статья Анн Фэвр-Дюпэгр из сборника «Корни, побеги, плоды…»(Издательство РГГУ) вошла в раздел «Мандельштам и Польша» о пересечении творчества русского поэта и польской культуры. Сборник трудов Мандельштамовского общества можно будет приобрести уже в это воскресенье 17 мая на Книжной ярмарке РГГУ

Когда Павел Нерлер попросил меня выступить на тему «Мандельштам и тамиздат» в качестве «западного слависта», я вспомнила, что у меня рядом со славистикой главная специальность — сравнительное литературоведение. И я решила провести опыт, так сказать, «сравнительной славистики». Я расскажу о том, как мне, западному слависту, удалось познакомиться с двумя явлениями польской культурной жизни 1980-х гг., которые свидетельствуют о том, что Польша на свой лад внесла некий вклад в дело мандельштамовского тамиздата.

Весь парадокс состоит, конечно, в том, что Польша тогда не находилась с той стороны «железного занавеса», где по обычным представлениям создавался тамиздат.

Историю польского восприятия Мандельштама следовало бы изучать основательно. Этим занималась, в частности, славистка из Познани Моника Вуйчяк, автор книги о польском восприятии неофициальной литературы Советского Союза (1) и статьи о знакомстве с творчеством Мандельштама в Польше, напечатанной в вроцлавском журнале “Pamiętnik Literacki” в 2009 г. Я сегодня сосредоточусь на том, что произошло в культурной жизни страны после возникновения независимого профсоюза «Солидарность», точнее, после 13 декабря 1981 г. и прихода к власти генерала Ярузельского, который ввел в Польше военное положение.

Одним из ответов на введение военного положения был новый всплеск мероприятий, связанных с Мандельштамом и навеянных его поэтическим творчеством, — причем, не только тем, что Михаил Гаспаров называл «гражданской лирикой» Мандельштама, но и его творчеством в целом. Два из этих мероприятий оставили глубокий след в сознании современников: издание в Кракове новой книги стихов и постановка в Познани театрального спектакля о Мандельштаме. Русский поэт стал тогда для польской интеллигенции и артистической среды символом противостояния государственному тоталитарному насилию во имя культуры — европейской культуры, восходящей к греко-латинским корням, — и символом силы и свободы поэтического слова, исполненного иудео-христианской духовности. Этот образ проистекает прямо из работ польского литературоведа Рышарда Пшибыльского, которые оказали несомненное влияние на оба явления, о которых теперь пойдет речь.

В октябре 1984 г. поступил в продажу краковский сборник (2) мандельштамовских стихотворений (3). Это — подобранное Марией Лесьневской двуязычное (русско-польское) издание 240 стихотворений Мандельштама, из которых 59 отсутствовали в советском сборнике, составленном Н. Харджиевым. Большинство из этих «новоизданных» стихов относится к творчеству 1930-х гг., к опыту сталинского террора и ссылки, к тому, что привело поэта к гибели. Из ранних стихов добавились те, в которых появляется религиозная — христианская или иудейская — тема, а также те, которые посвящены Ахматовой. Более того, для читателя, умеющего читать, четко обозначено на 4-й странице книги в качестве источника этих «открытий» издательство “Inter-Linguage Literary Association” — правда, без указания места издания. А на суперобложке названы без обиняков «Воронежские тетради» и автор вступительной статьи «к американскому изданию» профессор Кларенс Браун.

Одних этих наименований было бы достаточно, чтобы разозлить советских блюстителей издательского порядка и возбудить в них исконную враждебность ко всякому намеку на тамиздатское производство. Однако главным Мандельштам и Польша грехом этого издания было, по всей очевидности, то, что запретные стихи тут были напечатаны не только в польском переводе, но еще и по-русски. То есть этот том стихотворений фактически являлся «тамиздатской» книгой, явившейся внутри социалистической (пока что) Польши!

Тамиздат с официальной печатью государственного издательства “Wydawnictwo Literackie. Kraków — Wrocław”. Это привело к тому, что советское консульство в Кракове настоятельно попросило, чтобы польские власти прекратили распродажу книги и уничтожили оставшийся тираж.

Напомним: шел 1984 год, Советским Союзом правил Константин Устинович Черненко, в Польше после официального снятия военного положения 22 июля 1983 г. длилось еще полувоенное состояние, которое сплачивало гражданское общество (включая издательства) против всемогущей власти генерала Ярузельского и вездесущего произвола ЗОМО — польских ОМОНовцев. Итак, продажа прекратилась во второй половине того же дня, когда началась, и счастливцы, которым удалось вовремя купить книгу, стали рассматривать свою добычу как уникальный клад и дарить ее как особенно ценный подарок.

В том, что нераспроданный тираж действительно подвергся уничтожению, можно сомневаться, поскольку та же книга снова оказалась на полках книжных магазинов три года спустя (4), т. е. в 1987 г., когда в СССР уже шла перестройка и можно было думать об официальном возвращении мандельштамовского творчества к русскому читателю, но нигде не указано на какое-нибудь переиздание этой книги в 1987 г. Ее можно сейчас купить в Интернете за низкую (увы) цену — около 20 злотых, — и на всех объявлениях стоит либо дата издания: 1983 г., либо дата печатания: 1984 г.

Стоит заметить, что крамольный сборник был уже составлен за два года до выпуска. На последней странице стоит заметка: «Сдано в набор 30.09.1982. Подписано к печати в июле 1984. Печать окончена в октябре 1984». Сборник оказывается, таким образом, современником другого знаменательного культурного события того же 1982 г. — постановки в познаньском «Театре Восьмого Дня» спектакля «Взлет», посвященного жизни и творчеству Осипа Мандельштама. Надеюсь, что мы найдем еще возможность представить вам более подробно этот спектакль и показать отрывки той видеозаписи, которую мне подарили в 1985 г. Сегодня подчеркну только то, что действующих лиц в этой пьесе три: Поэт, Чекист-НКВДшник и Стукач — помощник Чекиста. Сценарий, написанный руководителем труппы Лехом Рачаком, опирался главным образом на воспоминания Надежды Яковлевны, и в нем чередовались биографические эпизоды из последних годов жизни Мандельштама (начиная с эпиграммы на Сталина), монологи самого Поэта на философские, общественные и эстетические темы, навеянные, по-видимому, чтением Пшибыльского, два рассказа, произнесенных тем же Поэтом, второй из которых принадлежит перу Шаламова (5), и стихи Мандельштама в польском переводе познаньского поэта Станислава Бараньчака, спетые Евой Вуйчак на музыку Леха Ланковского в сопровождении гитары, скрипки или цимбал. «Взлет» был поставлен за очень короткий срок — две недели — вслед за демонстрацией против военного положения в Познани и задержанием некоторых членов труппы. Спектакль, со слов Моники Вуйчяк (6), представлял собой ответ познаньского режиссера на военное положение, установленное генералом Ярузельским. Со сцены звучал текст эпиграммы на Сталина, произнесенный самим Поэтом, — текст, который тогда нельзя было найти ни в одной книге, изданной в СССР или в какой бы то ни было соцстране. Звучали в устах певицы и другие стихи, которые даже Лесьневская не включила в свой сборник.

Звучали, правда, по-польски, но с явным намерением сделать стихи Мандельштама доступными как можно бoльшему количеству людей в Польше и за границей: с этой целью был снят фильм на видеопленке, которая была издана на скорую руку малоизвестной фирмой «Видео-контакт». Она распространялась в полулегальных условиях — без указаний на авторов спектакля и съемки, без фамилий актеров, без даты, и это приводило к тому, что главным оставалось творчество самого Мандельштама, звучащее за пределами Советского Союза: чем не «тамиздат»?

Итак, Польша 1980-х гг., годов «Солидарности» и военного, затем полувоенного положения (вплоть до круглого стола 1989 г.) оказалась причастна к делу мандельштамовского «тамиздата», что нас заставляет рассмотреть по-другому принятые границы географического пространства «тамиздата». Роль, которую сыграли польские переводы мандельштамовских стихов в создании духовной границы между обществом и властями, показывает, что «железный занавес» не является единственной — природной — границей между «самиздатом» и «тамиздатом». Тамиздат мог появиться и там, где ему не должно было быть места.

Москва, декабрь 2010 г.

Анн Фэвр-Дюпэгр — французская писательница и филолог, исследовательница творчества Осипа Мандельштама, доцент кафедры сравнительного литературоведения Университет г. Пуатье (Франция)

Литература:

1 См.: Wójciak М. Enklawy wolności: Literatura rosyjska w Polsce 1956–1989. [Б. м.], 2010.

2 Ibid. S. 90.

3 Я благодарю Олю Шамфарову, которая мне предоставила для приготовления доклада свой экземпляр, тогда как мой остался в Париже.

4 См.: Wójciak М. Op. cit. S. 90.

5 Р ечь идет о «Шерри-Бренди» из «Колымских рассказов». Остается установить, откуда происходит первый рассказ.

6 Wójciak М. Op. cit. S. 92. Заметим, что город Познань оказывается особым образом связан с распространением мандельштамовского творчества в Польше: Бараньчак издал несколько лет спустя целый сборник своих переводов, а вслед за актрисой-певицей Евой Вуйчяк стала бродить по дорожкам мандельштамовского творчества и ее дочь (так предполагаю) литературовед Моника, автор вышеупомянутой статьи, которая теперь преподает в Познаньском университете. Стоило бы Мандельштамовскому обществу связаться с таким живым очагом мандельштамоведения.