С 20 по 27 сентября в рамках Параллельной Программы биеннале в пространстве AIR Moscow проходила выставка HOW CAN ONE TELL THE ARTIST FROM HER ART. Для участниц проекта — художниц Ани Моховой, Марго Трушиной, Светланы Гришиной, Даши Гусаковой, Алёны Ларионовой и Хары Колаити, и кураторов Саши Бурхановой-Хабадзе и Анны Дорофеевой — подготовка проекта стала опытом налаживания и поддержания сложных динамичных отношений, устранения границы между личным и публичным, а также переосмысления позиций куратора и художника в современном художественном процессе.

Саша Бурханова-Хабадзе: Название и концепция выставки были вдохновлены эссе современного философа Клэр Коулбрук (Claire Colebrook) “How can one tell the dancer from the dance” (2005), в котором речь идёт о неразделимость творца и произведения искусства. Коулбрук использует пример танцора и танца, чтобы проиллюстрировать свой аргумент: тело и разум человека, интуиция и рациональность, момент времени и точки в пространстве — все сходится воедино в произведении искусства, в танце, который зависит от уникального, единичного совпадения этих элементов. Можно ли подобным образом описать связь между вами и вашими работами? В чем ваши работы «зависят» от вас, и в чем они автономны?

Аня Мохова: Я думаю, я и мои работы неразделимы. Работа может, безусловно, экспонироваться без меня, тем не менее в ней есть следы моего присутствия, как эфемерные, так и самые что ни на есть физические: отпечатки моих пальцев, следы прикосновений, сами объекты внутри, в конце концов, являются носителями моего опыта. Тем не менее, мне всегда интересно наблюдать за тем, как ощущение, чувство, ассоциация зрителя дают работе новую жизнь, и для кого-то она становится сладкой розовой жвачкой, а для кого-то воплощением глубокой драмы. Если же говорить про процесс создания, то это, наверное, именно тот момент совпадения всех элементов вроде опыта работы с материалом и процессом, интуитивных решений, даже болит ли сегодня спина и сколько я могу поднять, в который и происходит слияние меня и моей работы.

Алёна Ларионова: Я черпаю вдохновение из самых разных источников: роботика, кино, наука…, а также, противостояний сил в современном мире. Процесс подготовки и создание каждой работы происходят на глубоко интуитивном и персональном уровне. Мои работы — это связь между мной и окружающей действительностью, они сформированы из того же концентрированного материала, что и сам мир вокруг. С 2015 года, я работаю над серией работ, использующих мультисенсорный подход: они затрагивают не только системы визуализации, и тем самым способны показать, как политические/экономические/социальные события “усваиваются” в форме биологического и телесного процесса. Как только работа завершена и установлена в пространстве, она становится автономна. Мне не так важно, сможет ли зритель проследить за течением моих мыслей; мне интересно, что зритель сможет почувствовать и сформулировать для себя самостоятельно, опираясь исключительно на свой жизненный опыт.

Марго Трушина: Создание произведения во многом походит на создание танца: все элементы — будь то кадры, объекты, текст, свет или звук, сходятся в едином возможном для художника “физическом” высказывании в определенный момент времени, вот только в отличие от танца, произведение не заканчивается в момент завершения процесса, а отделяется от автора, начинает жить своей жизнью, но все же не отпускает вас полностью. Не знаю становится ли оно в какой-то момент совершенно самостоятельным, скорее оно все же остается к тебе привязанным невидимыми «нитями», как дитя, и ты всегда ощущаешь его присутствие в мире.

Светлана Гришина: Мне в каком-то смысле наоборот хочется чтобы мои работы зависели от «меня» как можно меньше — я не хочу раскрывать в них какие-то личные истории, заниматься поисками или выражением своей идентичности. Меня интересуют универсальные для всех спрятанные глубинные структуры. Под всеми слоями любого тела находится скелет, под всеми слоями любой субъектности находится первовытесненное знание. В каком-то смысле для того, чтобы добраться до этих структур «меня» должно быть как можно меньше, я должна снять все слои «себя» прежде чем я смогу их увидеть. Тем не менее, присутствие «меня» в работах неизбежно. То, что показано в моей инсталляции, люди изображали до меня тысячи раз — но другим языком, в других материалах, в другой стилистике. Все эти вторичные детали естественно продиктованы моей личностью и моим личным опытом, но для меня они как раз-таки гораздо менее важны и гораздо менее интересны.

Даша Гусакова: всегда пытаюсь понять это. Каждый раз новая работа оказывается неожиданностью для меня. Есть несколько правил, которые как мне кажется нужно соблюдать для получения собственной эссенции. Не знаю как это происходит у других, но наверное все очень похоже. Я стараюсь в процессе создания работы держаться за первоначальную задачу и удерживать напряжение, если усилие верное и при этом есть спектр возможностей которые можешь уверенно использовать -инструменты, то получается произведение. Ты видишь совокупность собственных многих данных со стороны, использованных в определенном временном интервале, это уникальный опыт. И, естественно, различие между мной и работой на этом этапе становится очевидным. Но на каком-то этапе мы конечно неразделимы и сравнить тогда нечего.

Анна Дорофеева: По вашему мнению, в чем заключается роль современного искусства для общества? В чем важность именно ваших произведений?

Светлана Гришина: Лично для меня в искусстве очень важна функция «соблазна в знание». Будучи ребёнком и подростком я очень любила искусство и литературу, потому что за текстами и объектами мне виделось какое-то загадочное «знание», которым не обладаю я, но обладает художник или писатель — и мне тоже очень хотелось это «знание» как-то заполучить. Под словом «знание» я здесь понимаю нечто такое что содержит внутри себя парадокс — это не информация и не «message».

Даша Гусакова: современное искусство из его множества достоинств провоцирует человека на размышления. Я всегда стараюсь уходить от какой-то активной точки, мне это кажется сложным и поэтому очень интересным. Общество развивается, если мыслит. Мне бы хотелось, чтобы мои работы отправляли мысли зрителя в область абстрактного нейтралитета, обнуляли и очищали мыслительный процесс, наверное так можно сказать. :)

Марго Трушина: Современное искусство — это озеро, в котором отражается мир во всем своем многообразии в данный момент времени. Как и положено воде, на ее поверхности возникает рябь, расходятся круги, она мутнеет и сверкает, отражая свет, но тем не менее там можно увидеть все, что заботит человечество, все его страхи и надежды, всю убогость и красоту. Для меня важно, что в современном искусстве нет «правил» или инструкций, что именно должен показать художник и что должен увидеть/понять зритель, каждый воспринимает и интерпретирует произведение в меру своих возможностей, он волен понять, почувствовать принять или отвергнуть любое произведение, здесь ты свободен.

Хара Колаити: Раньше я никогда не думала о целесообразности того, чем я занимаюсь в искусстве и его ценности для общества. Я просто следовала своим интересам и желаниям. Но в 2008 году во время работы над своей выпускной работы по магистратуре «Перформативного искусства» в колледже Святого Мартина в Лондоне, я создала персонаж, поп-звезду Анна Гула. (Anna Goula). Я создала некий образ — ее костюмы, стиль поведения, жесты, лексикон. Написала песни, затем сама же перевоплотилась в ее образ и исполняла эти песни. И ещё я создала ее видео клипы, которые выложила в YouTube. К моему удивлению они воспринялись людьми, как видео клипы нового реального, настоящего поп исполнителя. Для меня это было неожиданным поворотом. Люди начали оставлять комментарии, кому-то эта поп-певица нравилась, кому-то нет. Лишь немногие подозревали, что это персонаж, некоторое провокационное создание, а не настоящий человек. Комментарии людей стали для меня самой интересной частью. Под одним из клипов возник целый политический дебат, были комментарии националистического характера. Другие работы подняли обсуждение таких тем, как сексизм, ценности сегодняшнего дня, нехватки истинного искусства и выражения. Некоторые фанатично защищали, а другие опровергали выступления этой певицы. Для меня это было однозначным показателем успеха. Мои видео работы сумели возбудить широкий дискурс у публики. Если в этом и есть след моего творчества — побудить людей думать и обсуждать, то я более, чем довольна.

Саша Бурханова-Хабадзе: После опыта работы над выставкой, расширилось ли для вас понятие художник современного искусства? Что это: позиция? профессия? Нечто иное?

Алёна Ларионова: Мне кажется, процесс осознания собственной позиции продолжается всю творческую жизнь; он представляет собой аккумуляцию многочисленных влияний и событий и не ограничивается исключительно такими традиционными формами, как музейные выставки.

Светлана Гришина: Для меня это в каком-то смысле произошло. В пояснении к своей работе я впервые написала прямым текстом: «Я — не художник, я — алхимик». Хотя алхимию тоже называли искусством, «Королевским Искусством». Мне кажется, что «художник» это всё-таки профессия. Художником меня делают не поиски загадочных систем в тёмных закулисьях мира; не то, как я думаю; и не то, как я экспериментирую с методами своего собственного пребывания в мире — а скорее то, что я физически делаю из каких-то материалов и то, в каком контексте я это потом показываю.

Аня Мохова: Мне всегда было ближе определение этого понятия как профессии. Я долго училась, много работаю, преподаю, курирую учебные программы. Тем не менее, сейчас я все больше наблюдаю за тем, как это влияет на мои отношения с собой, людьми и миром. Это профессия, с ростом в которой приходит и личностное развитие, что увлекательно!

Анна Дорофеева: У всех у вас опыт арт мира как и в Москве, так и в Лондоне. Какие главные отличия и в чем сильные стороны каждого из этих городов для вашего творчества?

Алена Ларионова: Мне очень трудно привести какие-либо параллели. Москва и Лондон абсолютно несравнимы в своем подходе к миру искусства. Мне бы очень хотелось, чтобы в Москве работала более налаженная система государственной и частной поддержки художников, чтобы появилось больше альтернативных площадок, не обязательно зависящих от колебыний местного рынка искусства.

Светлана Гришина: Лично мне на данном этапе своей практики значительно проще жить в Москве — тут нет космических Лондонских цен на аренду, сигареты, и публичный транспорт. Здесь мне хватает и денег и свободного времени на то, чтобы жить и делать свои работы. На начальном этапе карьеры художника тут значительно проще — всё не супер-дорого и остаются деньги на материалы. Но на Англию приходится чуть ли не четверть мирового рынка современного искусства — там реализуется значительно больше продаж и за значительно большие суммы денег, есть много инициатив поддержки художников. Я думаю вернуться в Лондон через несколько лет. Сейчас стараюсь участвовать в выставках и здесь и там.