Хотя я прямо заявил, что не собираюсь подписывать апелляцию по jus soli, мое имя каким-то образом было неправомерно вписано. Причины моего отказа касаются не проблемы социально-экономического положения мигрантов, всю важность и остроту которой я осознаю, но самой идеи гражданства. Мы настолько привыкли считать существование этого механизма само собой разумеющимся, что даже не задаемся вопросом о его происхождении и значении. Нам кажется очевидным, что каждый человек в момент своего рождения должен быть включен в государственную систему, таким образом оказываясь в подчинении законам и политической системе государства, которое он не выбирал и от которого уже не может освободиться. Речь не идет о том, чтобы проследить здесь историю этого института, достигшего привычной нам формы лишь в современных государствах. Такие государства также называются национальными государствами, потому что они делают рождение человека принципом его включения в свое пространство. Не имеет значения, каков процессуальный критерий этой регистрации — рождение от родителей, уже являющихся гражданами (jus sanguinis), или место рождения (jus soli). Результат в любом случае один: человек обязательно подчиняется политико-правовому порядку государства, каким бы оно ни было в данный момент — нацистской Германией или Итальянской Республикой, фалангистской Испанией или Соединенными Штатами Америки — он должен будет уважать законы и получит соответствующие права и обязанности.

Я прекрасно понимаю, что статус апатрида или мигранта — это проблема, от которой не уйти, но я не уверен, что гражданство — это лучшее решение. В любом случае, оно не может быть предметом гордости и благом, которым можно поделиться. Если бы было возможно (а это невозможно), я бы с удовольствием подписал обращение, чтобы отречься от своего гражданства. По словам поэта: «Родина будет тогда, когда мы все будем чужеземцами».

18 октября 2017