Пробужденный человек. Что это такое? Чем он так хорош? В чем главная разница между пробужденным и непробужденным (спящим, дремлющим)? Согласно принятым представлениям, пробужденная личность — это такое активное начало, это тот, кто воистину есть, подобно лампочке, которая по-настоящему есть тогда, когда горит. И еще подчеркивается следующий момент: пробужденный видит то, как все обстоит на самом деле. Пробужденному ведома реальность. В то время как непробужденный имеет дело с грезами.

Упомянем сразу и про синонимы понятия «пробужденный человек» — полностью присутствующий, сознательный (живущий осознанно), самостоятельный, свободный etc.

Однако более детальный разбор начнем все же с противоположного полюса. Вот кто-то следует условностям своей среды. Или движим предубеждениями, привычками. В итоге — делается вывод — он чужд истине. Ведь, воспринимая что-то, он не видит его таким, каково оно в действительности. Скажем, из–за того только, что я не слишком опрятно одет, кто-то может счесть меня негодяем. Хотя на самом деле я, возможно, весьма благороден. То же самое — с невнимательным человеком, скажем, переевшим, утомленным или больным. Он пребывает в отрыве от реальности, и именно в этом смысле похож на спящего.

Несколько слов о реальности. Быть на самом деле — значит быть вне контекста наших желаний и ожиданий. Быть на самом деле — значит быть вообще вне корреляции с нами. Нечто, каково оно в действительности — это не то, каково оно для меня или для вас, а то, каково оно само по себе. Каково нечто для меня или для вас — это его внешняя, ненастоящая сторона. Скажем, когда кто-то обращен к чему-то модному, он обращен к нему не как ко взятому самим по себе. Заинтересоваться кем-то в силу его популярности — значит заинтересоваться его внешней стороной, а не сутью, понимаемой как нечто неприкладное.

Однако вернемся к тем, кто спит. К таковым отнесем и человека, преследующего корыстные цели. Вот кто-то голоден и во всем видит еду, а ведь это если и еда, то — не только еда. Кому-то холодно — и ему все равно, что такое дерево само по себе, он относится к его стволу и ветвям как к горючему материалу и только. Жадный до денег, встретив спорщиков, поддержит того, кто посулит ему монету. Ему безразлично, кто из них прав.

Непробужденный человек — это также тот, кто не знает, что им движет. И здесь — та же самая ситуация. Неосознанное влечение есть влечение к предмету, не связанное с этим предметом самим по себе. Скажем, я увлекся женщиной вследствие того, что она напомнила мне другую женщину. В таком случае, я увлекся именно второй женщиной, а до первой мне, в действительности, дела нет. Или я уделил чему-то внимание, потому что был пьян (еще один случай неосознанного, несознательного поведения). В итоге я увидел в том, к чему я был обращен, то, чем оно не являлось, что дорисовали мне винные пары. Я был не обращен к нему им, я обращен к нему собой — я был обращен не к нему, а к себе.

Когда кто-то или что-то незаметным для нас образом подталкивает нас в спину, исподволь направляет наши мысли и действия, мы — во власти фантазий и грез, правда для нас закрыта. Мы думаем одно, однако реальность представлена другим. Так, человек, прозевавший вторжение в свою голову и принимающий извне подсунутое ему желание за свое собственное, начинает хотеть того, в чем вовсе не нуждается, демонстрируя свою неосведомленность относительно истинного состояния дел.

Перебрав основные варианты сна и дремоты, обратимся теперь к их альтернативе. Здесь гордо высится пробужденная личность, и ее отличительность, казалось бы, напрашивается сама собой: пробужденный — это, напротив, тот, кому доступна реальность, кто ее видит (слышит, знает), с нею взаимодействует.

Но нет! Он тоже не видит истину — пробужденный человек. Так что недостаток спящей личности не совсем в том, что истина ему недоступна, что он ее не лицезреет.

Впрочем, к этим выводам еще надо прийти. Начнем пока с прояснения, каков он — этот удивительный феномен под названием пробужденный человек (человек в минуты его пробужденности)? Доступные описания примерно таковы. Скажем, на него (на его восприятие) никто и ничто не влияет — ни тайно, ни явно. Он не подвержен манипуляциям (по крайней мере, в своем внутреннем мире, в своем сознании). Он ничем не ослеплен, не обманут, не загипнотизирован, не дезориентирован, не сбит с толку. Он не действует под диктовку стандартов, нравов, устоев, обстоятельств, нужд. Иными словами, он выступает этаким «чистым листом». Чистым, в том числе, от самого себя. Ведь «я», если разобраться, и есть все эти стандарты, ожидания, нравы и обстоятельства. Во всяком случае, убери их, и что останется?

Еще отмечают, что пробужденный — свободен. Но ведь свободен не только тот, кто неподвластен чужой воле. Свободен тот, кто неподвластен никакой воле — даже своей. Особенно если учесть, что всякое «свое», если честно, представляет собой искусно, незаметно навязанное чужое. А тот, у кого даже своей воли нет, разве он — есть?

Идем далее. Пробужденный человек — как говорят — непредвзят, объективен. То есть, опять же, это тот, кого нет, кто самоустранился, кто самого себя не взял в расчет, кто расчистил от себя место, позволив тому, что есть, быть не для кого-то, а самим по себе.

Он не подгоняет мир под шаблоны своих потребностей, над ним не довлеют не только предрассудки, но даже и собственные интересы — всеми этими описаниями пробужденный человек предстает тем, кого как бы и нет вовсе.

Еще о нем говорят как о предельно восприимчивом. Однако предельная восприимчивость есть ничто иное как соединение с воспринимаемым, отказ находиться напротив него, занимать стороннюю позицию. Предельная восприимчивость — это когда чуток к воспринимаемому настолько, что позволяешь ему быть больше, чем одной из сторон, отдаешь ему и место воспринимающего тоже, чтобы оно проявилось максимально полно, естественно и беспримесно. Иными словам, доведение своей восприимчивости до предела есть самоустранение.

Также к пробужденному относят того, кто не отождествляет себя со своими состояниями и проявлениями. Ему голодно, он это чувство испытывает, но как не свое. То же самое — с гневом или страхом. И в момент такого неотождествления, он, опять же, никто. В момент такого неотождествления ему, по сути, ничего не надо как какому-то отдельному существованию. А кому ничего не надо — того ведь и нет как будто. Вот он смотрит на мир, от которого ему ничего не надо, кроме того, чтобы он был таким, какой он есть сам по себе… Смотрит своим ничем незамутненным взором… И прямо-таки хочется объявить, что он видит мир таким, каков он есть. Видит истину.

Однако таким, каков он есть, мир не может быть для кого-то! Таким, каков он есть, мир есть лишь в отсутствие кого бы то ни было. Сам по себе он таков лишь тогда, когда предоставлен самому себе. Когда оказывается одним, без свидетелей. Когда на него не смотрят, или, скажем грубее, когда на него не пялятся. Когда он не под прожекторами взглядов.

Так вот, пробужденный человек и есть такой не-смотрящий, отсутствующий. Анти-созерцатель, если угодно. Не тот, кто истину видит, а тот, кто позволяет ей быть единственным, что есть. «Позволяет» звучит как «дает разрешение», но это не так. Скажем иначе, он — тот, кто согласен с тем, что истина возможна лишь как единственное, что есть, кто согласен соблюсти условия ее бытия. Впрочем, это тоже неверное. Не требуется ничьего согласия, чтобы все, что есть, было всем, что есть.

Согласно упоминавшимся в самом начале представлениям, пробужденный человек — это активное начало, выпуклость, явное и яркое наличие, как явно и ярко наличествует горящая в темноте лампочка. А его, получается, вообще нет. В смысле он — это скорее — отсутствие, чем присутствие. В свете этой поправки, если уж говорить об активном начале, то им, когда имеется присутствие пробужденного человека, являющееся, как выяснилось, полным отсутствием кого-либо, выступает уже сама истина или реальность. То само-по-себе-бытие, которое пробужденная личность якобы видит, а, на самом деле, которому уступает свое место.

Не о ком говорить как об активном начале или присутствии, когда человек полностью пробужден. Ведь тогда есть одна только реальность. Или исполненное полноты бытие. Ведь быть самим по себе, безотносительно кому- и чему-либо может лишь воплощающее собой все, что только есть. Вот это, конечно, активное начало, сила. Хотя и особого рода. Сила, которая свою силу не обнаруживает нигде — именно в силу своей силы быть всем, что есть.

Под пробужденным человеком иные понимают человека цельного, присутствующего всецело, единого в себе. Однако нельзя не признать, что цельность не может быть характеристикой кого-то. Она не может быть частью пары «объект — субъект». Она не может быть характеристикой наблюдателя, разве что наблюдатель прирастет наблюдаемым, но тогда цельностью будет уже их единство.

Сходным образом, никакая личность не может претендовать на свободу, независимость и самостоятельность — даже пробужденная. Скорее, свободу не обретают, а освобождают для нее место. Скорее, свобода завладевает, чем завладевают ею. То же самое касается и самостоятельности. Самостоятелен целый (полный) мир, а не часть, коей является локализованное «я» или видящий, ограниченный тем, что оно видит.

Итак, пробужденность сродни исчезновению. Полное присутствие феноменально представляет собой отсутствие. Отсутствие, оборачивающееся присутствием Целого (единственно возможного варианта полного присутствия).

Вернемся к вопросу, чем же плоха непробужденность и чем, соответственно, пробужденность, в свою очередь, хороша. Истину, как выяснилось, не видят ни тот, кто спит, ни тот, кто проснулся. Поэтому срочно требуется новая формулировка разницы между ними.

Она такова. Плохо не то, что непробужденный не видит истину или бытие в его полноте, а то, что полнота не присутствует в его мире. А вот в мире пробужденного она присутствует. Но присутствует как ЕДИНСТВЕННОЕ ЕГО СОДЕРЖАНИЕ. В мире того, кто пробужден, истина действительно есть, только есть как единственное, чем этот мир заполнен. Самого пробужденного в мире пробужденного нет. И в этом мире никто ничего не видит.

В мире пробужденного все таково, каково оно есть в отсутствие свидетелей, каково оно ненапоказ, каковым его не увидеть, каково оно лишь тогда, когда рядом с ним больше никого и ничего нет. Мир пробужденного, иными словами, совпадает с реальным миром. Ибо реально лишь то, что выдерживает быть не в отношении к другому, не применительно к чему-то еще, но взятое по ту сторону отношений и применений.

Если кто непредвзят, если его восприятие совершенно беспримесно — из этого следует не то, что он видит все, как есть, а то, что всем, как оно есть, заполнено и его место; что все, как оно есть, живет в нем (им, через него), как все, что вообще есть. Как это ни парадоксально, но когда восприятие кристально чисто, свободно от каких-либо фильтров — нет никакого воспринимающего и нет никакого восприятия. Есть мир, представленный одним. Хочется сказать «чем-то одним», но в том-то и дело, что нельзя быть одним и чем-то одновременно. Если кто полностью пробужден, тогда бытие оказывается неделящимся на видящего и видимое, оказывается состоящим не из двух, а из одного, у которого нет никаких границ, чтобы выделиться — быть чем-то.

В сущности, пробудиться — значит проснуться ото сна, в котором мир представлен разным, а не единым; проснуться в качестве реальности, целостности. Которая, вообще говоря, и не спала. Не человек спал, а им — спалось, не человек был во сне, человек и был сном, его элементом.

Реальность такова, что есть только она одна. И пробужденный есть тот, кто с этим согласован. Согласован не правильным видением, не верной точкой зрения, а своим отсутствием.